из того вчерашнего фильма и освоил способность раствориться в толпе.
Она достигла максимума в своей странной и навязчивой увлеченности –
после того как наблюдала за ним два года и после того как осмелилась
пригласить его на танец в школе. Но во время перемены, вместо того чтобы, как
всегда, найти его читающим под деревом, она увидела, как двое хулиганов на
спортивной площадке пихали его из стороны в сторону. Тогда Дэлайла пнула
Итана Пинорелли в голень, заехала Джеймсу Тауну в челюсть, получила
ответный удар в лицо и тут же была исключена из школы.
Родители в ужасе отправили ее к эксцентричной бабушке, чтобы Дэлайла
жила и посещала там частную школу. Но строгая католическая школа была не
настолько строгой, как на то надеялись ее родители, и именно Св. Бенедикт стал
ключом, который разблокировал ее воображение.
Расстояние должно было с годами приглушить ее увлечение, но Дэлайла
поняла, что не сможет остановиться и перестать наблюдать за Гэвином.
– На что ты уставилась? – спросил Давал, толкнув ее в плечо и этим вырвав
ее из своих мыслей.
Она проглотила кусочек яблока и показала подбородком в сторону
сидящего под деревом и в одиночку читающего книгу Гэвина.
Давал фыркнул.
– Ты слишком долго была заперта в школе с одними девочками, если
считаешь, что он лучшее, на что можно смотреть.
Покачав головой, Дэлайла настоятельно проговорила:
– Нет, посмотри на него.
– Я и смотрю.
– Он стал таким большим… и высоким, – Гэвин всегда был таким: настолько высоким и большим, что всегда поражало, как он мог двигаться.
Теперь его длиннющие ноги соответствовали большим стопам, а руки идеально
подходили невероятно широкому торсу. Гэвин вырос, и, похоже, теперь у него
был миллион секретов: он был чем-то вроде криптонита Дэлайлы.
Давал рядом промычал, равнодушно соглашаясь.
– И он больше не тощий, – добавила она. – На самом деле, он мускулистый.
Даже Дэлайла уловила, как она произнесла это слово – «мускулистый» –
как нечто немного грязное.
– Как скажешь.
– И… – Дэлайла затихла. Что она могла сказать? Я была одержима и
увлечена его очарованием, когда мне было девять, а сейчас поражена, узнав, что он намного лучше, чем я ожидала?
– Это ты подсунула записку в его шкафчик? – спросил Давал. – Перед тем
как тебя отправили в школу Св. Бенедикта.
Смеясь, Дэлайла кивнула. Судя по всему, ее увлечение Гэвином Тимоти не
было секретом.
– Напомни, что там было написано? – уточнил Давал.
– Там было: «Я не хочу, чтобы ты прятался. Ты мне нравишься».
Давал расхохотался.
– Это никуда не годится, Ди. Кроме того, это по-прежнему правда.
Она прикусила свой ноготь, не в силах отвести взгляд от тени парня под
деревом.
– Интересно, он хоть получил ее?
– Ага, – откусив сэндвич, ответил Давал. – Затем кто-то – не помню, кто –
забрал ее у него и сделал из этого большое шоу.
– Что ты имеешь ввиду под «сделал из этого большое шоу»?
Давал пренебрежительно махнул рукой.
– Прочитал твою записку перед всеми на спортивной площадке, похабно
причмокивая.
– А что сделал Гэвин?
– Он вроде бы посмеялся со всеми с минуту, а затем попросил твою записку
обратно.
Дэлайла слегка улыбнулась. По крайней мере, Гэвину была нужна ее
записка. Как жаль, что, возможно, это самое романтичное, что с ней случилось,
– и она услышала об этом спустя шесть лет.
У нее была тысяча вопросов о жизни в Мортоне, так как она уехала в
школу-интернат. В один день она была шестиклассницей средней школы в
Мортоне, а на следующий летела в Массачусетсе.
Приезжая на неделю или на две, она понимала, что этого не достаточно, чтобы вернуться к ритму жизни маленького города. Стоило ей только втянуться, как приходило время уезжать. Были бы здесь ли у нее друзья, кроме Давала?
Кто впервые поцеловал бы ее? Кто пригласил на свидание?
Но сейчас большинство ее вопросов были о Гэвине. Была ли у него
девушка? Продолжает ли он играть на фортепиано? И, конечно же, видел ли
Давал хоть одного из родителей Гэвина или любого другого взрослого рядом с
ним? Это было самой большой загадкой для Дэлайлы в детстве: Гэвин был
единственным ребенком, кто без сопровождения присутствовал на Back to School Night [мероприятие наподобие расширенного родительского собрания, знакомство
родителей с учителем и его методиками, с традициями школы и т.д. – прим. перев.], а после
школьных спектаклей и учебы его никто никогда не ждал.
Ее увлечение всегда было смесью подросткового либидо и неуклюжего
покровительства.
– Ты рада, что вернулась? – спросил Давал, не обращая внимания на ее
задумчивость.
Дэлайла пожала плечами. Как бы ни было приятно снова видеть Давала, или строить глазки Гэвину, она с легкостью ответила бы «нет». Ее
бесцеремонно перевели в школу Св. Бенедикта, но та быстро стала ее домом, в
отличие от здешнего квадратного, покрытого потрескавшейся штукатуркой, с
двумя спальнями.
Дэлайла скучала по своей старой школе, друзьям, своей старенькой
бабушке, в чьем доме она провела последние несколько лет, когда ее родители
начали предполагать, что Дэлайла лучше останется в Массачусетсе, нежели
приедет на неделю на весенние каникулы или на День Благодарения, или даже
на целое лето. Но Нонну, страдающую слабоумием, перевели в дом
престарелых, и без нее родители Дэлайлы не могли позволить ей продолжать
учиться в школе так далеко от дома.
– Ладно, можешь не отвечать, – сказал Давал, после того как ее молчание
затянулось. – Я рад, что ты вернулась, Ди. Нам нужны такие чудачки, как ты.
– Я тоже рада тебя видеть, – сказала она, прижимаясь к давнему другу. – И
я счастлива видеть повзрослевшего Гэвина.
– Еще бы. Ты маленькая ведьма.
Дэлайла одарила Давала озорной улыбкой. Но затем раздался звонок,
напугавший ее и оповещающий о конце обеденного перерыва. Когда Дэлайла
еще раз бросила взгляд на дерево, Гэвина там уже не было. Она собрала остатки
обеда и пошла обратно вслед за Давалом.
За весь день ей удалось лишь пару раз мельком увидеть Гэвина, и
любопытство Дэлайлы взяло верх. Чем он занимается после школы?
Встречается с друзьями? Работает? Вопросы множились и сводили с ума, и все
это напомнило ей, каково это – лежать в кровати в школе Св. Бенедикта в
безуспешной попытке сопротивляться желанию улизнуть в Корпус Изящных
Искусств.
После того как он направился домой, она шла за ним на безопасном
расстоянии, делая вид, что смотрит на сады или в свой телефон, или куда-
нибудь еще, лишь бы не выглядеть подозрительно, и уж определенно не как
сталкер, идущей за парнем семнадцать кварталов до его дома.
Ведь это же не странно, да? Сколько раз ее подружки убегали в мужское
общежитие школы Св. Иосифа, или Нонна рассказывала, как она, будучи
ребенком, проходила мимо дома дедушки, лишь бы одним глазком заглянуть в
его гостиную. Когда она говорила об этом, это звучало безобидно, но так ли это
сейчас?
Ей на самом деле не стоило преследовать Гэвина. По ее подозрениям, он
все еще жил в том же доме, который все называют Лоскутный Дом, за то, что
все части дома отличаются по цвету и стилю.
Он был огромным и стоял между рядами одинаковых домов, но был
огорожен высокой изгородью, покрытым вечноцветущей фиолетовой ипомеей и
скрывающим само здание от посторонних глаз. Из того немногого, что ей
удалось разглядеть, стоя на тротуаре, пока собирала сладости на Хэллоуин (это
был единственный раз, когда ей удалось близко подойти к дому, и в то время
железные ворота были открыты), она узнала, что прихожая была из
современного стекла, боковой кабинет выстроен из деревянной черепицы с
уютным эркером. На третьем этаже была небольшая башенка, частично в
Викторианском стиле, с вырезанными из дерева украшениями.
Дети считали, что в этом доме обитают привидения, но Дэлайла так не
думала. Для нее дом был потрясающим, цветущим, будто пришедшим из
давних времен или из старых черно-белых фильмов. Подростки на Хэллоуин
всегда планировали забросать его яйцами, но, насколько ей было известно, никогда этого не делали. Дом – как самое странное место в Мортоне, вместе с
Гэвином – был настолько необычным, что местные жители хотели
притвориться, будто его вовсе не существует.
Впереди нее Гэвин свернул за угол, и Дэлайла отступила назад, прячась за
стволом огромного вяза и наблюдая. Она ждала, когда он приблизится к забору, и повторяла себе, что как только он коснется защелки на воротах, она
развернется и пойдет домой.
