Пока в метро не увидела Мэтта.
Тогда все изменилось. Мир снова окрасился красками, все вокруг стало ярким и отчетливым.
За эти пятнадцать лет боль от того, что с нами случилось, притупилась и ослабла. Много раз я пыталась заставить себя прекратить думать о Мэтте, но было слишком много напоминаний. Мне казалось, что если когда и встречу его, то он посмотрит сквозь меня, как будто я осталась для него всего лишь призраком из прошлого. Тем летом, после окончания университета, он заставил меня чувствовать себя именно такой: личностью, прекратившей свое существование.
Но при нашей встрече в метро он не сводил с меня глаз. Он узнал меня сразу же, а на его лице читалось искреннее изумление. Словно он впервые увидел рассвет над океаном. Пока мой поезд уносился в тоннель, Мэтт менялся в лице, становясь разочарованным, и тогда-то я и поняла, что в нашей истории есть упущенный фрагмент. Что означало его разочарование? Что такого с ним произошло за эти пятнадцать лет, что он бежал по платформе, вытягивая руки вперед и смотря на меня с желанием во взгляде?
Мне нужно было найти ответ. У меня была догадка, где можно найти Мэтта, но я была слишком напугана, чтобы искать.
— Мисс Портер?
— Да, Эли?
Убирая ноты со стола, я посмотрела в большие голубые глаза одного из моих старших тромбонистов. Мы были в репетиционном кабинете в старшей школе, где я теперь преподавала.
— Вы знаете, что такое «Крейглист»?
— Конечно, знаю. Я не настолько старая, Эли, — усмехнулась я.
— Я знаю, что не старая, — ответил он, покраснев. Он нервничал. — Я спросил, потому что видел ваше тату, когда вы убирали волосы наверх. — Он тяжело сглотнул.
— Продолжай, — попросила я, заинтересованная.
— «Зеленоглазая голубка». У вас набиты эти слова?
Я кивнула.
— Кто-то называл вас так?
— Да, старый знакомый. — От одной лишь мысли мой пульс участился. Куда он ведет?
Из кармана он выудил сложенный в прямоугольник лист бумаги.
— Помните, когда мы участвовали в соревнованиях групп, там была девушка из юго-восточной старшей школы, игравшая на тубе?
— Конечно. — Я понятия не имела, о ком он говорил.
— Так вот, я думал, что между нами образовалась связь, но никто из нас не предпринимал никаких шагов. В общем, я решил посмотреть, может, она что-то писала в разделе «потерянных связей» на «Крейглист», и нашел это.
Он развернул лист и протянул его мне.
«Зеленоглазой Голубке:
Мы встретились пятнадцать лет назад, аккурат в тот день, когда я переезжал в Нью-Йоркское общежитие для старшекурсников, в комнату по соседству с твоей.
Ты называла нас близкими друзьями. Мне нравится думать, что мы были чем-то большим.
Мы жили, наслаждаясь поисками себя через музыку и фотографию, во время зависаний в Вашингтон-Сквер-парк и пока занимались прочими странными вещами, лишь бы заработать денег. За тот год я понял о себе гораздо больше, чем за любой другой.
Мы утратили связь летом, когда я отправился в Южную Америку. Когда я вернулся, ты уже пропала. В твоей пустой комнате не было ничего, кроме старой гитары и легкого намека на парфюм. Что это было? Сирень?
Наставница в общежитии, та, что была похожа на Дэвида Боуи и пахла рыбными палочками, сказала, что ты отправилась путешествовать. Надеюсь, ты посмотрела мир. Надеюсь, жизнь была к тебе милостива.
Я не видел тебя до прошлого месяца. Это была среда. Ты качалась на каблуках, балансируя на желтой линии, что тянется вдоль платформы в метро, и ждала поезд F. Я не понимал, что это ты, пока не стало слишком поздно. Ты умчалась. Снова. Ты произнесла мое имя. Я прочитал его по губам. Я пытался вынудить поезд остановиться, просто чтобы сказать: "Привет".
Я увидел тебя, и ко мне вернулись чувства и воспоминания из той живой молодой поры, и большую часть месяца из головы не выходит вопрос: какой стала твоя жизнь? Может, я выжил из ума, но ты не против опрокинуть со мной по стаканчику, поболтать, обсудить последние пятнадцать лет?
М
(212)-555-3004»
У меня рот открылся от шока, я перечитала письмо три раза.
— Мисс Портер, это письмо вам? Вы знаете этого «М»?
— Да, — ответила я дрожащим голосом. На глаза начали наворачиваться слезы. Я приблизилась к парню и обняла его.
— Спасибо тебе.
— Это так круто. Не думал, что эти посты вообще работают. Хорошо, что у вас есть эта татуировка. Вы позвоните этому чуваку?
— Думаю, позвоню. Слушай, Эли, я правда ценю, что ты сделал, но мне нужно уйти. Можно, я возьму это? — Я потрясла листом бумаги.
— Само собой. Оно же ваше.
Я одарила его благодарной, счастливой улыбкой, схватила свои вещи и поторопилась к лестнице перед школой, одновременно набирая номер Тати. Она ответила в ту же секунду.
— Алло?
— Привет, ты занята?
— Я в салоне, — сказала она.
Вскоре после выпуска Брэндон бросил Тати. Она сразу же сбежала, коротко постриглась и покрасила волосы в черный как смоль цвет. Она не меняла его вот уже пятнадцать лет, думаю, это было в некотором роде напоминание. После Брэндона у нее ни с кем не было продолжительных отношений, если не считать ее парикмахера.
— Могу я прийти к тебе?
— Конечно. В чем дело? Почему у тебя такой странный голос?
— Ничего не странный. — Я задыхалась.
— Ладно, приходи.
Помните спортивную ходьбу? Эти причудливые упражнения, недолго просуществовавшие в восьмидесятых? Такой глупый способ быстрой ходьбы, когда бедра колышутся из стороны в сторону. И это до сих пор олимпийский вид спорта.
Я таким образом прошла до салона шесть кварталов насколько быстро, что могла бы взять золотую медаль.
Ворвавшись в салон, я увидела Тати в первом же кресле, на ней была эта черная накидка, которую используют в салонах. Ее волосы были покрыты лиловато-черной краской и накрыты целлофановой шапочкой, а ее парикмахер делал ей массаж плеч.
— Я в процессе, — сказала Тати, указывая на голову.
— Привет, — поздоровалась я с ее парикмахером. — Я сделаю.
Девушка улыбнулась и ушла. Я встала за спиной Тати и начала растирать ее плечи.
— О-о-ох, полегче, твои руки виолончелистки слишком грубые, — проскулила она.
— Ай, замолчи. Мне нужно поговорить с тобой.
— Ну, говори.
— Он хочет со мной встретиться.
— О чем ты говоришь?
Я рассказывала Тати о встрече с Мэттом в метро, но это было целых два месяца назад.
— Прочти, — я передала ей лист.
Чуть позже она уже всхлипывала.
— Ты плачешь? — спросила я, стоя у нее за спиной.
— Должно быть, это гормоны. Просто это так грустно. Почему в этом письме он кажется таким забывчивым?
— Не знаю.
— Ты должна позвонить ему, Грейс. Должна поехать домой и позвонить ему сейчас же.
— Что я скажу?
— Просто прощупай его и узнай, что ему нужно. Думаю, это в стиле старого Мэтта, вдумчиво и глубоко.
— Точно, да?
Тати вскочила со стула, посмотрела на меня и указала на дверь.
— Иди, сейчас же.
21
.
Я искал тебя в остальных
МЭТТ
В среду, через несколько дней после публикации письма на «Крейглист» для Грейс, я шел на работу от метро, когда позвонил мой восьмилетний племянник, жаждавший знать, проспонсирую ли я его благотворительный забег. Я обожал этого парнишку, потому без колебаний ответил согласием, и как только закончил разговор с ним, позвонила его мать.
— Маттиас, это Моника.
— Привет. Как Александр?
— Замечательно. Пашет как вол и затмевает всех партнеров, все как всегда. Ты же знаешь Александра.
— Еще бы, — ответил я не без горечи. — А ты? Как жизнь в Беверли-Хиллс?
— Прекрати это дерьмо, Маттиас.
— В чем дело, Моника?
— Мне звонила Элизабет и сказала, что у них с Брэдом будет ребенок. — Моя невестка могла взять награду за фигуральный размер яиц.
— Ага, я в курсе. У меня есть привилегия: я работаю с этими идиотами каждый день.
— Она восемь лет была моей сестрой, Маттиас. Не думаешь ли, что у меня есть право знать?
Я рассмеялся.
— Вы не слишком-то дружили, так что называть ее «сестрой» смешно. И это она бросила меня, помнишь такое?
— Ты придурок. Она бы не бросила тебя, если бы ты не был помешан на Грейс.
— Грейс не имеет никакого отношения ни к женитьбе, ни к разводу.
— Ну да, как же. Элизабет сказала, что ты так и не выбросил ее фотографии.
— Я никогда не избавляюсь от своих фотографий. С чего бы? Я фотограф. Грейс была объектом многих моих ранних работ. Элизабет знает это лучше других. Вообще, почему мы говорим об этом?
— Просто хочу убедиться, что она получит от нас подарок.
— Доставка почтой тебе в помощь. Она все еще живет в нашей прежней квартире. Ты знаешь, в той, из которой я выселился, чтобы она могла поиграть в домохозяйку и наделать детей с ее парнем.
