Когда вы впервые сталкиваетесь со смертью кого-то молодого, пышущего жизнью — того, на кого смотрели с восторгом, с кем чувствовали близость, — вы ощущаете удар в спину, теряете почву под ногами. Вы задумываетесь: «Ох, твою мать, мы все умрем, и никто не знает когда, никто не знает как». И в это мгновение вы осознаете, что не властны над собственной судьбой. С момента рождения вы лишены контроля: вы не можете выбирать родителей и не можете выбирать свою смерть, если вы, конечно, не самоубийца. Единственное, что вы можете — это выбирать, кого любить, творить добро по отношению к другим и делать наше краткое пребывание на этой земле настолько приятным, насколько это возможно.
Я ушла из кафе, не видя дороги из-за пелены слез, мне было слишком плохо, чтобы допивать свой кофе. Официантка не позволила мне расплатиться — она не думала, что эта новость ранит меня настолько сильно.
— За мой счет, дорогая.
Я кивнула в знак благодарности и побежала обратно к общежитию. Увидев Мэтта перед зданием, я с разбега ударилась о его грудь, прижалась к нему и совсем расклеилась.
— Грейс, что такое?
Я вытерла слезы и сопли его рубашкой, и между всхлипами вывалила сокрушающую новость.
— Джефф… Бакли… мертв.
— Ох, малыш, ничего страшного. — Он гладил меня по спине и раскачивался со мной. — Тихо, не переживай, мы купим тебе другую рыбку.
Я отстранилась от него и посмотрела ему прямо в глаза.
— Нет. Настоящий Джефф Бакли.
Его лицо тут же приобрело пепельный оттенок.
— Вот черт. Как?
— Утонул несколько дней назад. Они обнаружили его тело только сегодня.
— Это ужасно. — Мэтт прижал меня к своей груди так сильно, что я слышала его учащенное сердцебиение.
— Я знаю, я не могу в это поверить, — бормотала я сквозь слезы.
Но правда заключалась в том, что по Джеффу Бакли я горевала куда меньше, чем по Мэтту и себе. По нам. По тому, как мало времени у нас осталось.
Если я попрошу, ты останешься?
Каким-то образом Мэтт прочитал мои мысли. Он наклонился, поцеловал меня в щеку, потом в лоб, в подбородок, а затем и в губы.
— Я буду скучать по тебе.
— Я тоже буду по тебе скучать, — сказала я, рыдая.
— Грейс, сделаешь кое-что со мной?
— Что угодно.
Попроси меня полететь с тобой. Скажи мне, что ты останешься. Скажи, что женишься на мне. На этот раз по-настоящему.
— Идем, сделаем татуировки.
— Давай, — ответила я, слегка удивившись. Немного не то, чего я ждала, но я была готова сделать все, о чем он попросит.
Мы оба решили набить по два слова, написанные тонким шрифтом. Мои были на верхних позвонках, у основания шеи, а у Мэтта татуировка была на груди, в районе сердца. Мы выбирали слова друг для друга, выписывая их на клочках бумаги, которые отдавали тату-мастеру. Нам не были известны слова до тех пор, пока те не были выбиты на нашей коже. Это была наша версия клятвы на крови.
Пока нам набивали татуировки, мы переглядывались и улыбались друг другу. Мне было интересно, о чем он думал. Его слов о том, что он заботится обо мне, было недостаточно. Учитывая, что он улетал на следующий день, его слов никогда не будет достаточно.
Моя татуировка была закончена первой, и я направилась к зеркалу, чтобы увидеть, что выбрал Мэтт. Слова были маленькими, они выглядели мило и по-женски, и я полюбила их еще до того, как прочитала. Я пригляделась и увидела их: «Зеленоглазая голубка».
— Она идеальная! — завизжала я. Мэтт смотрел на меня и счастливо улыбался, пытаясь не глазеть на свою татуировку.
Когда и его тату была набита, он взял зеркальце и стал в него рассматривать надпись с любопытством.
— «Лишь пепел». Это Леонард Коэн?
— Ага. Ты его знаешь?
— Как звучит полная цитата?
Я сглотнула, пытаясь не расплакаться, но тело меня предавало. Тату-мастер отошел от нас, оставив наедине. Мэтт встал со стула и нежно меня обнял, прижимая к той части своей груди, на которой не была заклеена татуировка.
— Поэзия — всего лишь свидетельство жизни. Если жизнь пылает ярко, то поэзия — лишь ее пепел.
Он зарылся лицом в мои волосы.
— Моя жизнь пылает ярко.
Да, но надолго ли?
Несмотря на то, что тату еще заживала, за ночь я ее поцеловала, должно быть, раз сто. Он в ответ целовал меня в шею и рассказывал, как сильно будет скучать по его зеленоглазой голубке, а я назвала его размазней, после чего мы рассмеялись, а еще чуть позже я заплакала.
Следующим утром Тати одолжила у отца «крайслер», чтобы отвезти Мэтта в аэропорт. Мэтт же тем временем упаковывал те вещи, что не брал с собой, чтобы отослать их обратно в Лос-Анджелес.
— Почему ты отсылаешь вещи обратно? Ты можешь оставить их в моей комнате. — Я лежала на животе на его кровати и наблюдала за его торопливыми сборами.
— Я не хочу, чтобы тебе приходилось разбираться с чем-либо, касающимся меня.
— А я хочу разбираться с тем, что касается тебя.
Он остановился и посмотрел на меня.
— Так будет лучше.
— Но ты же вернешься?
— Конечно, но надеюсь, что у меня будет работа, чтобы я смог жить в настоящей квартире. Я не вернусь в Нью-Йорк, чтобы жить в общежитии для старшекурсников.
— Оно для тех, кто на старших курсах. Я буду в другом общежитии, когда ты вернешься, — пробормотала я в подушку.
— Вот тебе еще одна причина. Не хочу, чтобы ты таскала мои пожитки, если просто могу их отправить в Лос-Анджелес и забрать оттуда, когда понадобится. — Мэтт был расстроен.
— Ты улетаешь всего на несколько месяцев, Мэтт. Слишком много мороки.
— Ты права, но кто знает.
Это было неподходящее время для фразы: «Кто знает».
— Иди сюда, — сказала я.
Я перекатилась на спину и раскрыла руки для объятий. На мне было его любимое платье. Он оглянулся через плечо и его взгляд смягчился. Крадясь, он улыбался мне своей самой милой и сексуальной улыбкой. Когда он наклонился, чтобы поцеловать меня, я остановила его прежде, чем он коснулся моих губ, и прошептала:
— Ты останешься, если я попрошу?
Он резко отстранился и скрестил руки на груди, наклоняя голову.
— А ты попросишь? — Разочарование читалось в каждой черточке его лица.
Лежа под ним, я чувствовала себя ранимой как никогда. Мне хотелось попросить его остаться, но как я могла быть такой эгоистичной? Если я попрошу, то будет ли он меня любить меньше? Если вообще будет. Я не могла отнять его мечту в угоду своей. Не посмела бы. Я бы не стала уничтожать то, что он создал.
— Ответь мне. Ты, блядь, собираешься попросить меня отказаться от этого?
Я этого не хотела, но мне нужно было знать, смог бы он все бросить или нет?
— А ты останешься, если я попрошу?
Он сжал челюсти. Его дыхание было тяжелым. Сквозь стиснутые зубы он процедил:
— Останусь, но возненавижу тебя за это. Так что, давай, проси. Вперед. — Казалось, что он издевался надо мной. Я расплакалась. — Давай, попроси меня, блядь, остаться и работать в «ФотоХат», пока ты будешь в аспирантуре. Дерзай.
Я покачала головой, но не смогла выдавить и слова.
Он нагнулся и ладонями жестко обхватил мое лицо, чтобы посмотреть мне прямо в глаза.
— Твою мать, Грейс, это не прощание. Это «До встречи». Скажи мне, что сможешь справиться, прошу тебя. Скажи, что ты выдержишь.
Я дышала слишком часто. Мэтт был зол, но в его лице читалась не только свирепость, но и нескрываемая любовь.
— Мы не давали друг другу обещаний, — прошептала я. — Прости, что подняла эту тему. Мы просто посмотрим, что из этого выйдет, ладно? Это всего лишь «До встречи».
Он кивнул.
— Именно так.
Ты сказал мне, что я твоя, а ты мой.
Шмыгая, я попросила:
— Люби меня.
И он любил, нежно и бережно, и настолько эмоционально, что после, когда он меня обнимал, я обливалась слезами, ведь насколько бы долгими эти объятия ни были, этого было недостаточно.
Несколько часов спустя мы поехали в аэропорт «Кеннеди». Пока я провожала Мэтта к выходу на посадку, Тати ждала в машине.
— Попытаюсь позвонить тебе так скоро, как получится.
— Хорошо. Где ты будешь?
— Сначала в Северной Боливии. — Он скинул походную сумку с плеча и поставил ее на пол, не отводя взгляда от своей обуви. — Грейс, я не знаю, насколько далеко буду. Ты можешь не слышать от меня ничего достаточно подолгу, но я буду тебе писать, и мы разберемся, как перезваниваться. — Он прищурился, словно мы запоминали лица друг друга. — Грейс, это Порндел купил фото.
— Я знаю. — Я моргнула. — Ты молчал, чтобы сказать мне об этом сейчас?
— Просто подумал, что тебе стоит знать. Он хороший парень.
— Как это мило с твоей стороны. И как мило с его, — ответила я саркастично.
— Мне не хотелось, чтобы ты выяснила, что я знал и не рассказал тебе.
— Ладненько. — Я поняла. Мэтт пытался не оставлять незавершенных дел.
Сотрудник аэропорта в микрофон объявил об окончании посадки.
— Пора. — Он распахнул руки для объятий, и я бросилась к нему с такой силой, словно пыталась запрыгнуть в него самого, чтобы он мог забрать меня с собой, спрятав в укромном уголке своего сердца. Он долго меня сжимал, не ослабляя хватки. — Увидимся, Грейс.
