– Я мог бы брать у вас солёную осетрину в бочках. Мои колбасы, видно, вас не устроят. Инородцы вряд ли станут есть говядину или свинину в таком виде, когда рядом свежая оленина. Вино? Но при ваших морозах оно замёрзнет и выпадет в осадок. Его пить никто не станет. Я подумаю, просчитаю и, может, на осетрине с хорошим посолом сойдёмся. Будет людям рыба в охотку, значит, заключу с вами контракт на поставку. Не будет – извините! Сделка не состоится.
– Я поняла! Мукой, сахаром, крупами, порохом, свинцом вы не занимаетесь. А это те товары, в которых нуждаюсь я! – зачастила с досады Елизавета Никифоровна.
– Я даже мануфактурой не занимаюсь. Я занимаюсь только тем, в чём разбираюсь сам. Я-то не сибиряк. Я с Волги приехал сюда в 1885 году. Посоветовать вам в партнёры кого-либо из местных купцов не могу. Среди них плутов много. Что Кухтерин с сыновьями, что Голованов, что Функсман. Да они с вашей мелочовкой и возиться не станут. Работайте со своими прежними клиентами в Енисейске, Минусинске, Красноярске. У вас там дело отлажено. А Томск, считаю, далековато от вас. Товары сейчас зачастую возят поездами. Урезали Кухтерину аппетит с извозом. Но быстро открыл он ходовые дела: построил свои торговые дома и спичечную фабрику. Его доходы не упали, а выросли, – закончил Константин Александрович.
– Спасибо вам за советы! Я поняла, вы человек обстоятельный, не рисковый.
– Потому что обжегшись на молоке, и на воду дуют. Здесь ухарей хватает. Наобещают златые горы. Только деньги перевёл ему на счёт – уже ни купца, ни товаров. Ищи – свищи! И плакали твои денежки! – напомнил купец об осторожности.
– А как вам мой орёл? Не в тягость вам его дружба с вашим сыном?
– Что вы, Елизавета Никифоровна! – вмешалась в разговор вошедшая Шарлотта Егоровна. – Мальчик воспитанный, совестливый и, что главное в его годы, предан дружбе. Когда Сашок заболел, ваш сын, после занятий, всё время проводил у кровати друга, помогал уроки готовить, рассказывал о техникумовских новостях. Аккуратист. Мы его нашему Александру в пример ставим. Ведь они решили вдвоём дальше учиться в институте. Сын будет горный инженер, а дочь – учительница. Поскольку купеческое дело – зыбкое. Моему Константину Александровичу ни днём ни ночью покоя нет, а вроде всё отлажено, всё движется. Горек хлеб купеческий, как пот человеческий.
– А у кого он сладок? – спросил Константин Александрович. – У Кухтерина или Голованова, у Фуксмана или у Второва? Везде надо руки прикладывать да ум напрягать. Самотёком ничего не пойдёт. Вероятней всего мы партнёрами не станем, а друзьями будем, а может, и породичаемся, – засмеялся он. – Вдруг лет через пять – десять ваш Александр придёт к Шарлотте-младшей и предложит руку и сердце.
– За десять лет столько воды утечёт. Жизнь пошла быстрее. Нередко я не знаю, что завтра будет, не говоря уж через год. Пусть дальше дети решают сами. Они грамотнее нас, любовь чувствуют по-другому. Найдут своё счастье, слава Богу!
Теперь на каникулы Александр и Киприян приезжали в Потаповское, кололи дрова, носили бабушке воду, подсыпали завалинки, красили крышу, ловили рыбу и купались до появления комаров. Затем садились на попутный пароход и уезжали в Енисейск, где отдыхали до начала учебного года. Повзрослев, Александр почувствовал, как у него проявляется интерес к странствиям. Нередко ходили на вёслах по реке Фокиной в сторону Норильских гор. Он чуть не силой заставлял Киприяна идти с ним на лодке, собирать камни по берегам речушек, описывать берега безымянных рек.
– Ты, Кипа, должен всё уметь, что умели родители. Может, оно тебе в жизни не пригодится, коль готовишься стать юристом. Но грести вёслами, ставить сети, настораживать пасти, капканы, управлять оленьей и собачьей упряжками, метко стрелять из ружья – ты должен уметь. А то какой-же ты низовской казак, если не владеешь этими навыками. Мама наша всё это может.
Однажды они ушли по Фокиной на лодке вёрст на тридцать вверх. На вёслах сидели по очереди. Отдыхали иногда в лодке, иногда на берегу, делали замеры дна, вели зарисовку фокинских берегов.
– Мне отец рассказывал, что его опекун, Степан Петрович Юрлов, как-то говорил: по Фокиной можно пройти до Норильских гор через два коротких волока. Там ведь стоит наш фамильный столб. Это залежи, открытые дедом Киприяном. У меня есть мечта развернуть рудник и построить медеплавильный завод. А ещё уголь поставлять для речных и морских судов. Ты гуманитарий! Тебе этого не понять. Я уже в техникуме кое-что изучил по горному делу. Как в институт поступлю, то в летние каникулы уеду к Норильским горам. Проводником возьму деда Пальчина, а рабочими двух двоюродных братьев Ивановых. Пальчин ещё с нашим дедом медь плавил. Мудрый старик! Тундру и зимнюю, и летнюю знает как свою ладонь. Проведёт нас водой до самых гор.
Двое суток с отдыхом шли они на вёслах против течения. Оно забирало силы, а конца реки так и не увидели. По дороге назад гребли, тянули лодку на бечеве, жгли костры, стреляли по гусям, играли в Робинзона и Пятницу. Наконец, вышли из Фокиной и пошли по течению вдоль правого берега Енисея. Подошли к станку Потаповскому, вытащили на песок лодку, а подняться домой, на угор, уже не хватило сил. Уснули прямо в лодке. К вечеру их разбудила сестра Екатерина. Она стучала палкой по борту и приговаривала:
– Умаялись, ходоки! Мы с бабушкой трое суток выглядывали, боялись, чтобы вы не потерялись в тундре.
Александр и Киприян, потягиваясь, открыли глаза, лениво осмотрелись, а Екатерина спряталась за борт лодки.
– Кто осмелился стучать по нашей лодке? Кто нам спать не даёт? – спросил Александр, глядя на Киприяна.
– Я не слышал стука. Может, показалось?
И вдруг на них полетели водяные брызги. Екатерина плеснула горстью воды и закричала:
– Ах вы, лежебоки несчастные! Вставайте – и домой! Бабушка измаялась, пока вас по Фокиной носило. Хотела уж мужиков на поиск посылать.
Сашка спрыгнул на песок и обнял сестрёнку.
– Ой, какая грозная наша няня! Мы же взрослые ребята, отвечаем за свои шалости и не хотим огорчать ни бабушку, ни сестричку.
Он нежно погладил Екатерину по тугой косе:
– Вот скоро уедем в Енисейск, заскучаешь по братьям, а сейчас бранишься.
– Не только буду скучать, но и плакать! – сказала сестрёнка, накручивая на палец косу.
*
В 1910 году Киприян Александрович сдал вступительные экзамены в Императорский Московский университет на юридический факультет; а Александр через год со своим другом Фильбертом поступили на горный факультет Томского технологического института.
Киприян целенаправленно шёл к университетскому диплому. Снимал квартиру в Москве в Дегтярном переулке, прилежно учился, приезжал на каникулы в Потаповское, в Енисейск, в Томск, в Колпино Петроградской губернии, где жила его невеста Ангелина, студентка Московского учительского института. Сразу после окончания университета он женился и с женой приехал в Красноярск для трудоустройства на судебные должности. Ещё за три месяца до окончания университета он написал прошение на имя председателя Красноярского окружного суда о зачислении его в младшие кандидаты на судебные должности. Вскоре он начал служить помощником присяжного поверенного золотосплавной конторы. В июне 1915 года у него родился сын Александр, названный в честь деда. В октябре 1916 года его направили заведующим шестым судебным участком города Красноярска, а в мае 1917 года он стал заведующим третьим судебным участком города Ачинска. Его авторитет юриста растёт не только среди населения Ачинска, но и в красноярском окружном суде. В ноябре его переводят на службу в Амурскую область. Жизнь Киприяна Александровича и его семьи проходит ровно, удачливо. Ангелина не служит, а занимается воспитанием подрастающего сына.
Александр Сотников жил по-другому, спешил активно и с пользой для себя использовать жизненное время. Может, он чувствовал, что ему суждена короткая жизнь и надо многое успеть, свершить то, о чём мечталось. Он попытался обратить внимание учёных технологического института на медноугольные залежи своего деда и освоение Северного морского пути. Никто из профессоров не принимал всерьёз рассказы студента-третьекурсника о полезных ископаемых Енисейского Севера. Когда он показывал на карте местонахождение залежей, у учёных волосы становились дыбом или лысины покрывались испариной.
– Это Заполярье, молодой человек. Что можно исследовать в вечной мерзлоте при таких ужасных условиях! Образумьтесь, юноша! У нас вокруг Томска не ведётся никаких изысканий из-за отсутствия средств, а вы со своим низовьем носитесь!
– Вокруг Томска успеется! Ведь в шестидесятых годах прошлого века академик Фёдор Богданович Шмидт из Санкт-Петербурга был у этих гор и назвал их вторым Уралом. Это же подтвердил и известный геолог Илларион Александрович Лопатин. Они вам не авторитеты?
