На этот раз она в церковь не торопилась. Просто шла по извилистой тропинке, низко натянув на голову шапку и плотнее кутаясь в «натовку», сунув руки в перчатках во внутренние карманы, поближе к теплому свитеру.
Вопросов к Мигелю не было. Просто хотелось выговориться, а она знала, что священник выслушает, несмотря на их разлад. Лера помнила о поступке дяди Миши, который, по сути, спас ей жизнь, но с ним говорить сейчас не хотелось.
Мигель, стоя на одном колене, возился с печкой, подкидывая в нее ломаные веточки вереска. Обернувшись на скрип двери, он отложил хворост и, кочергой закрыв печную заглушку, над которой доходил закипающий чайник, поднялся, вытирая руки о подрясник.
- Привет, - боясь встретиться с ним взглядом, севшим голосом сказала застывшая у входа Лера.
- Здравствуй.
- Не помешала?
- Конечно же, нет. А Батон...
- Забудь про него.
- Я тут печку топлю. Проходи, садись. Котлетки твои, кстати, очень понравились.
- Спасибо.
- Что-то случилось? Есть новости с танкера?
- Завтра отплывают. Обещали «Грозного» починить.
- Ну, видишь, как хорошо.
Опустившись на предложенный табурет, Лера впервые подняла глаза на священника. Он действительно выкинул из головы их последний разговор - или старательно делал вид, что ничего не было?
- Чай будешь? - Мигель взял с полочки две жестяных кружки. - Свежий. Сейчас закипит уже.
- Я утром застрелиться хотела.
За заглушкой негромко потрескивал пожираемый пламенем вереск. Кружки так и не опустились на стол.
- Ты... что?
Лера сморгнула, но по щеке упрямо побежала слезинка.
- Я позавчера на базу немецкую ходила. Одна. Никому не сказала. Думала, сама вирус из огнемета пожгу. А перед тем, как все сделать, сумку увидела, одного из наших, который с нами приплыл, но от заражения погиб.
- Ежи, - отставив кружки, кивнул Мигель, присаживаясь напротив девушки. - Слышал о нем.
- Да, он, - всхлипнула Лера. - Огнемет взорвался, и я чуть не погибла, хаски бешеных встретила, хорошо, трос выдержал, правда, порвался потом. А потом выяснилось, что я в этой сумке на лодку новый вирус принесла. Паштет с Треской отравились. А теперь, возможно, и все остальные... Правда, говорят, в Южной Америке такая же база есть.
Мигель вздрогнул.
- Что, может, там окажется противоядие, - она судорожно выдохнула. - Я ведь просто помочь хотела. И вот опять все к чертям собачьим...
- Но это не стоило того, чтобы стреляться, - покачал головой священник.
- Батон не позволил. Остановил.
- Слава тебе, Господи, - перекрестился Мигель.
- Да как ты не поймешь, из-за меня все это. Я во всем виновата. Все, за что ни возьмусь... все не так получается, - Лера заплакала и закрыла лицо руками. - Не знаю уже ничего. Не могу... Не хочу.
Он сел напротив нее.
- Нагнись. Наклони голову, - неожиданно попросил придвинувшийся к ней Михаил. - Наклони-наклони, не бойся.
Когда Лера, не понимая, послушалась, Мигель накинул ей на макушку край своей епитрахили и, перекрестив, тихо прочитал молитву.
- Зачем это? - спросила Лера, когда священник сделал ей знак поднять голову.
- Чтобы все было хорошо, - мягко улыбнулся Мигель, глядя в ее заплаканное лицо. - Сними перчатки.
- Ты что, нельзя! - воспротивилась Лера, посмотрев на свои руки, зажатые между колен. - Инфекция...
- Да какая там инфекция. Нет в этом доме ничего. Это просто человеческие руки, и все. Твои и мои. Давай, снимай...
Не дожидаясь ответной реакции, Михаил осторожно взял руку девушки и медленно стянул с нее перчатку. Потом так же бережно снял вторую, пока Лера молча следила за ним.
- Вот видишь, - прошептал Мигель. - И ничего страшного.
Он мягко взял ее дрожащие ледяные пальцы в свои.
- Просто тепло, и все.
- Просто тепло, - тихо повторила Лера и, неожиданно подавшись вперед, обняла Михаила за шею. - Спасибо тебе.
Он, гладя ее по спине, смотрел в окно, на которое опускались первые снежинки приближающейся пурги. А она, прижимаясь к его плечу, глядела на мятущийся за щербатой заглушкой огонь, слушая, как с тоненьким свистом начинает закипать чайник.
- Пожалуйста, поплыли со мной.
Наблюдая усиливающуюся метель, Мигель не ответил. Сейчас он видел совсем другую картину.
* * *
После совещания, на котором внезапно выяснилась новая угроза заражения, «Иван Грозный» стал напоминать корабль-призрак. Коридоры были пусты, многочисленные отсеки - тоже. Со стороны камбуза не пахло едой. Внутри лодки не раздавалось ни единого звука, кроме работающих кое-где механизмов.
Члены команды разбрелись кто куда или просто заперлись по каютам, полностью отдав лодку на откуп ремонтникам «Дракона». Встречаясь в узких коридорах, скупо перебрасывались несколькими фразами, предпочитая побыстрее скрыться друг от друга. Недоверие росло с каждым часом, предшествовавшим запланированному корейцами отправлению.
Томившиеся в изоляторе Паштет и Треска забились по углам, изредка стреляя друг в дружку настороженно-недоверчивыми взглядами.
- Тоска смертная. Говорил я тебе, не надо было эту заразу на борт тащить, - по новому кругу завел шарманку Треска. - Так нет же. Консервы, блин. Тьфу!
- Ой, да брось, — фыркнул кутающийся в ватник Паштет. — Между прочим, о консервах ты сам первый сказал. Сам же и пробовал.
- А кто меня заставил? - ткнул пальцем в соседа кок и тут же поморщился, снова зачесавшись. - Ты и заставил, черт веревочный.
- От пресноплюя слышу. Чешешься, как блохастый.
- А сам-то.
- Мог бы и не жрать, курощуп. Теперь вот мыкайся тут до Второго пришествия.
Лязгнуло окошечко в двери, и в него одна за другой просунулись две миски с какой-то клейкой, слипшейся в комочки едой.
- Что это?
- Ужин, - бесцветным голосом доложил снаружи Савельев.
- Это кто ж так над ухой надругался? - принюхался поморщившийся Паштет.
- Эй! Постой, братуха, - разобрав паек, повара прильнули головами к узенькому отверстию. - Как там остальные-то? Ничего?
- Не знаю. Пока вроде тихо. Пора мне, ребята.
- Да погоди ты! Куда спешишь? - Треска оттолкнул от окошка Паштета, и тот, усевшись на полу и скрестив ноги по-турецки, принялся наворачивать еду, зачерпывая из посуды прямо рукой. - Может, ты нам хоть домино принесешь, а? А то тут скука смертная, хоть на стены лезь.
- Коробка в щель не пролезет, - критически оглядев оконце, заключил Савельев. - А дверь открывать Тарас строго-настрого запретил, пока до Чили не доплывем.
- В гробу мы видели ваше Чили! Хоть до гальюна выпусти. Я же ща лопну.
- Пока не положено. Потерпите.
- Да чего ты как не родной-то!
- Кстати, а почему Лерки с нами нет? - подал голос жующий Паштет. - Она ведь тоже на камбузе работает.
- Потому, что в тот момент ее с вами там не было. Ладно, сидите, попозже еще проведать зайду и миски забрать. Ешьте, - оконце с лязгом захлопнулось, и послышались удаляющиеся шаги.
- Тьфу, едрить твою, - разочарованно зыркнув на рифленый пол, Треска с кряхтением уселся рядом с ужинавшим Паштетом.
- Руки оборвать тому, кто готовил это говно, - глубокомысленно отозвался тот. - Такими темпами мы не от вируса, а от несварения или голодухи тут скопытимся.
- Да? - ехидно поддел Треска и поставил свою плошку на колени. - А чего жрешь тогда за обе щеки?
- Есть охота, - просто ответил приятель.
- Слушай, - оторвался от еды осененный Треска. - А если они нас тут оставят?
От внезапной мысли Паштет подавился очередным комком ужина. Об этом он явно не задумывался.
- Не-е, - наконец, с трудом проглотив, неуверенно протянул он. - Тарас нас тут ни за что не бросит. Мы же теперь на борту все наперечет.
- Расскажи это ребятам, которых к нам в качестве новой команды с танкера направляют, - прочавкал Треска.
- Забыл, - уныло отозвался Паштет. - Но все равно он нас не выбросит. Столько вместе прожили да в походе перенесли. Не по- офицерски это.
- Твои слова да Богу в уши.
Некоторое время ели молча.
- Слышь, помнишь, Савельич сказал, что эта дрянь, по запискам Ежи, не передается воздушно-капельным.
-Ну.
- А с кем мы еще после этого общались? Ну, касались кого?
- Так, - посмотрев в потолок, Треска нахмурил и без того испещренный морщинами лоб. - Мы были на камбузе, потом эта дура драконовая к нам приплыла. Лерки и вправду не было, у себя отлеживалась, видать. Потом нас всех на танкер согнали.
- Так.
- Потом, после Императора этого, мы тут на «Грозном» покемарили малеха, а наутро в кают-компании собрались. Батон подрался с Ворошиловым. Что еще... А! Ты ведь заистерил и стал бумаги поляка перебирать, чуть не сморкался в них.
- А бумаги-то те у Савельева, - упавшим голосом ответил Паштет.
- И кружки еще, - добавил толстяк. - Мы же все из них чай пили. Ты их хоть помыл?
