отпечатанными плакатами. По причинам, которые я не могла объяснить Сайрусу, я не ожидала результатов. И действительно, известия, полученные нами в тот же вечер, к нашему предложению имели крайне отдалённое отношение, если вообще имели.
Их принёс оборванный феллах, чья готовность к аресту лишний раз свидетельствовала о его невиновности. Он был только посланником; человека, вручившего ему письмо со скромным задатком и уверениями в великой награде при доставке, он не знал. Мало кто из людей является хорошим наблюдателем, но из беспорядочного описания посланца очевидно явствовало, что ничего особенного в одежде или внешнем виде этого человека не было.
Мы отпустили гонца с обещаниями неисчислимых богатств, если он сможет предоставить любые дополнительные сведения. Я думала, что он честен. Но, даже если и ошибалась, то с большей вероятностью получила бы что-то, обещая взятку, а не наказание.
Мы с Сайрусом сидели в библиотеке. Посланник ушёл, а я непрестанно вертела письмо в руках. Оно было адресовано мне, а сам адрес написан большими печатными буквами. На конверте значилось название одного из отелей Луксора.
– Если вы хотите прочесть его в одиночестве...– начал Сайрус. Он попросил у меня разрешения курить и вытащил одну из своих длинных тонких манильских сигар.
– Я не решаюсь по другой причине, – призналась я. – Я боюсь открыть его, Сайрус. Это первый луч надежды, пробившийся ко мне. И если он окажется ложным... Но такая трусость недостойна меня.
И твёрдой рукой вскрыла конверт.
Я дважды прочитала письмо. Сайрус держал язык за зубами, прилагая, должно быть, незаурядные усилия, потому что, когда я взглянула на него, он наклонился вперёд с напряжённым выражением лица. Я молча вручила ему лист.
Я могла отдать его и человеку, которому доверяла меньше, нежели старому другу, не опасаясь раскрыть смертельную тайну. Мне никогда ещё не приходилось читать послание, составленное в таком учтиво-злодейском тоне и содержавшее так изящно завуалированные угрозы. Я чувствовала себя заражённой от простого прикосновения к бумаге.
«Ваш муж не склонен доверять нам (так начиналось письмо). Он утверждает, что потерял память. Кажется невероятным, что человек может забыть столь знаменательное путешествие, и столь недавно завершившееся, но недавние события вполне могли оказать отрицательное влияние – как на его ум, так и на тело.
Я не сомневаюсь, что ваши воспоминания более точны, и что вы были бы более чем рады поделиться ими с нами, письменно или лично.
Завтра в пять часов вечера я буду сидеть на террасе отеля «Винтер Палас» в надежде, что вы присоединитесь ко мне за аперитивом. Однако позвольте мне добавить: как один из ваших величайших поклонников, я оказался бы невероятно разочарован, если бы вы отправили кого-нибудь вместо себя».
Сайрус швырнул бумагу на пол.
– Амелия! – с горечью закричал он. – Ведь вы не пойдёте, правда? Ведь вы не позволите себе такую непревзойдённую глупость?
– Почему же, Сайрус?! – воскликнула я.
Мой друг выхватил огромный снежно-белый льняной платок и вытер лоб.
– Простите меня за эту вольность.
– Назвали меня по имени? Дорогой Сайрус, никто не имеет на это больше прав, чем вы. Вы – моя надежда и опора.
– Нет, присмотритесь внимательнее, – настаивал Сайрус. – Вы умеете читать между строк не хуже меня. Я не знаю, что хочет этот грязный трусливый пёс, но, вне всякого сомнения, он и не думает обменивать бедного старину Эмерсона на какие бы то ни было письмена. Откуда ему знать, что вы напишете правду? Это всего лишь трюк, чтобы заполучить и вас. Эмерсон – крепкий орешек и упрямее любого мула. Его не заставишь развязать язык, разве что засунуть ноги в огонь или вырвать... Ах, чёрт меня дери, дорогая, простите. Они не собираются делать ничего подобного – знают, что это не сработает. Но если бы в их грязных руках оказались вы, он бы всё выложил.
– Как и я, если бы мне пришлось смотреть, когда они... – Я не смогла завершить фразу.
– Вы правы. Этому растреклятому мерзавцу нужны вы оба. Эмерсон изобразил амнезию – блестящая задумка, но она не продержится и пяти секунд после того, как он посмотрит на вас. Вы не можете давать им шанс, Амелия. Ради Эмерсона – так же, как ради вас самой. Они не в состоянии причинить ему вред, пока вы на свободе.
– Я понимаю это, мой дорогой Сайрус. Но как я могу не пойти? Это наш первый и единственный след. Вы заметили, что – грязный трусливый пёс кажется подходящим описанием – он не дал понять, как я могу узнать его. Это означает, что он – один из тех, кто известен мне.
Сайрус хлопнул себя по колену.
– Я уже говорил раньше и повторю ещё раз: вы – самая сообразительная малютка из всех моих знакомых. Но всё следует хорошо обдумать, Амелия. Займись я этим дельцем – и носа не показал бы в «Винтер Паласе». А попросил бы, чтобы какой-то невинный зевака передал вам записку, в которой вам предложат отправиться куда-нибудь ещё, где далеко не так безопасно. Разве вы не последуете приказу?
Я не могла – да и не стала – отрицать этого.
– Но, – утверждала я, – если бы меня сопровождали – не вы, Сайрус, вас слишком легко узнать – но Абдулла и его друзья...
– Абдуллу узнать ничуть не труднее, чем меня. И поверьте, дорогая, вас будут вести всё дальше и дальше, из одного места в другое, пока ваши друзья уже не смогут вмешаться.
Я склонила голову. Вряд ли когда-либо я ощущала такое мучительное чувство беспомощности. Рискуя попасть в ловушку, я поставила бы под угрозу не только себя, но и Эмерсона. У неизвестного врага не оставалось иного выхода, кроме нашего убийства, едва лишь мы рассказали бы ему то, что он хотел знать. Только оставаясь свободной, я могла бы сохранить ту жизнь, что была мне дороже моей собственной. И мерзкое письмо, по крайней мере, дало мне хоть какое-то утешение. Он жив. Голос Сайруса прервал мои болезненные мысли.
– Я не просил вас о доверии, Амелия, и не буду. Но если бы вы объяснили мне, чего хочет этот дьявол, я попытался бы что-нибудь придумать.
Я покачала головой.
– Это не поможет, разве что поставит под угрозу и вас. Только два человека...
Как будто молоток разбил сковывавшую меня скорлупу ледяного спокойствия. Моё единственное оправдание – я была настолько поглощена Эмерсоном, что
