Чем-то это напоминает Осипа Мандельштама. Григорий Глазов — имя мне попадается впервые, а его, может быть следует запомнить. И подлинная взволнованность и интонации вроде свои.
7. 30/IX
Трагическое письмо от Мити. Это катастрофа!
8.
(Фото девочки на фоне книжных полок — Н.Ч.)
30/ IX
Пришли «Р.Н.» от 20/ IX со второй главой «Розовые скворцы».
Завтра еду с Кусовым (?) в Капчагайское ущелье фотографировать изображения Будды на камнях. Очень хотел бы остаться на неделю в лагере, т. к. Кусов вернется с машиной 7-го октября. Но к моему огорчению, 3-5-го приезжает шеф, и если меня не будет, а он меня хватится из-за стенда, который должен быть готов к 20 октября, к дню его отъезда в Чехословакию, может быть неприятность — так как разъезжать мне по экспедициям, конечно, нет никакого резона. Еду, потому что все, и Кусов и Нурумов, зам. директора, идут навстречу моему желанию. А мне очень нужно, прежде чем написать главу об изображениях Будды в Капчагайском ущелье, еще раз внимательно исследовать их и сфотографировать, хорошо было бы, конечно, и зарисовать.
В 57 году я видел их мельком, мимоходом, т. к. товарищи уже ждали в машине, проездом. Хотя мы стояли рядом лагерем, но я не знал, где…
(Фото с рекой и плывущей собакой, и цветком с мухой на лепестке. Подписи: «Чок в Или во время купанья. Сентябрь. Телеобъектив»; «Телеобъектив. Крупное «зерно». Плохая резкость. Очень короткая глубина резкости» — Н.Ч.).
9.
(Вырезка из «Литературной газеты» со стихами Ахматовой: «Из цикла «Полночные стихи» — «Вместо предисловия», «Предвесенняя элегия», «Тридцать строчек», «И последнее».(5 октября 1963 г. № 120) — Н.Ч.)
Какие-то уж очень усталые и неясные стихи, и все же такие ахматовские!
10.
9 X
Сильное похолодание. С вечера дождь. Наутро горы до самого подножья прилавков в снегу. После обеда порошил снег — талый.
Получил «Р.Н.» с «Бичом человечества».
А я до сих пор не дописал продолжения IV «Загадка Будды», V «Лирический вечер, закончившийся переполохом», VI «Au seconri!»
(Вырезка из газеты, под рубрикой «Реплики» заметка «Устаревшие оценки», о пресловутом постановлении ЦК ВКП(б) 1948 года «Об опере «Великая дружба» В.Мурадели» — Н.Ч.)
Какая чудовищная чушь! Кому дано право судить художника, кроме критика, на которого художник имеет высокое право чихать с высокого дерева.
Procul este, profane!
«На Монматре Тулуз Лотрек находит новых друзей. Цандоменеги знакомит его с натурщицей Мари-Клементин Валадон, в прошлом актрисой, в 15-ти летнем возрасте после травмы покинувшей сцену и ставшей натурщицей Prolu de Шаванна и Ренуара.
Двадцатилетняя девушка стала первой любовницей Тулуз-Лотрека. Тогда Тулуз-Лотрек еще не знал, что его подруга (позднее она изменит свое имя и станет известной как Сюзаин) рисует, а ее сын Морис Утрилло сумеет как никто до него передать в своих полотнах красоту и поэзию улиц Монмартра».
В. Фиали.
Этих подробностей насчет Утрилло я не знал.
К ногам народного кумира
Не клонит гордой головы.
***
Услышишь суд глупца и смех и толпы холодной;
Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.
…………………………………дорогою свободной
иди, куда влечет тебя свободный ум… и т. д.
Или и Пушкин стал старым дураком?
17/X
(Наклеена бумажка: «Рисовальный прибор. Куратор Ю. Софиев. Осваивают: Тазиев, Бенсова, Балбаева, Оспанов, Русикова, Карамедин, Высоков, Дементьев, Изатуллаева»).
Пришел Сергей Николаевич Боев с просьбой заняться с его молодыми — аспирантами и младшими, объяснить им и помочь освоить технику пользования рисовальным (…).
И еще: пройти с ними краткий курс фотографии. Это мог бы сделать Юсупов, но С.Н. ему не доверяет. Эта ленивая скотина действительно доверия не внушает.
11.
19 X суббота
(О своей снохе Светлане Кондруцко — Н.Ч.)
Дрыхнет как ни в чем не бывало. Ни малейшего беспокойства! А Игорь вчера не пришел после работы и сегодня его нет.
Я заболел вчера, думал, что отравился рыбой, но, видимо, резкая перемена погоды, к вечеру пошел сильный дождь и шел всю ночь, очень сильно действует мне на сердце. Уже под вечер мне стало очень плохо. Думал, придет Игорь, может быть, попрошу вызвать «скорую помощь». Но потом заснул. Но утром на работу не пошел.
Утром выяснилось, что Игорь не ночевал. Когда я увидел, что его нету и удивленно спросил о нем — С. не без злорадства ответила — вот, мол-де, наш голубчик!
Ни тени беспокойства!
Я невольно вспомнил Ирину.
Как-то я тоже выкинул номер — проболтавшись всю ночь с Барановым, утром отправился прямо на работу к Шону. Ира не спала всю ночь и утром побежала к Шону. Увидев меня, ни звука не сказала — я ее не видел — и ушла домой.
Только много позже я узнал об этом.
Я думал, что она позвонит ему на службу. После работы она вернулась как ни в чем ни бывало и стала рассказывать о какой— то краске, которую она принесла для полов, даже не спросив об Игоре.
— Вы не звонили ему?
— Нет, я не могла, у нас там нет телефона.
(Кстати, телефон на каждом перекрестке).
Нужно сказать, я почему-то был уверен, что он на работе. Где же его искать? Леля (милейшая сестра отказалась помочь в поисках) Светлане заявила, что она не может оставить Сережу (сына — Н.Ч.), и улеглась с ним спать.
Десятый час — она мирно дрыхнет. Будь проклята вся эта семейка и момент, когда он с ней связался!
Звонил деду (Н.Н. Кноррингу — Н.Ч.). Надеялся, что он был у него вчера, думал, что из-за дождя остался у него. У деда его не было.
Сейчас уже ясно, что что-то произошло. Просто запьянствовать он, надеюсь, не мог, хотя именно на это и хотелось бы надеяться.
В общем, он нас с дедом рано или поздно угробит! Трудно представить себе более нелепую и более, какую-то жалкую несерьезную, пустую, вздорную жизнь. От всего этого щемяще на душе!
12.
20/X, воскресенье
В общем — просто пьянствовал! Все оказалось очень банальным — но и все это может обернуться весьма серьезно (в Институте) — напился, как свинья, потом где-то набили морду, притащили в милицию и т. д.
Все это и очень грустно, и очень противно. Во всяком случае ни один из Софиевых так еще себя в жизни не вел.
Стиль довольно подлый, но, к сожалению, мало оригинальный.
И все-таки, прежде всего щемяще тоскливо на душе. Нестерпимо для меня — что-то жалкое, вид побитой собачонки, когда она, увы, с полным правом обрушивается на него с супружеским гневом.
Ему вероятно очень мерзко от самого себя — потому его бесконечно жалко, щемящее жалко — и вместе с тем, мне кажется, что он чувствует какую-то полную атрофию своей воли, может быть, какую-то слабость этого скольжения по наклонной плоскости.
Подлинный трагизм — сам он остановиться не в состоянии. Вероятно только по-настоящему любящий человек — жена (и если бы он ее любил по-настоящему) — могла бы помочь.
Беда в том, что все здесь должно было бы быть настоящим и любовь, и человек с большой буквы — а тут ничего — ни настоящего, ни с большой буквы! А мещанские союзы и мещанская злобная крикливая ругань — безнадежное дело! Это только глубже топит.
И опять — всегда, не опять — я вспоминаю Иру. Какие бы мы не были, а любовь нам была дана настоящая. 16 лет мы с ней прожили — тягчайшие годы! 20 лет прошло после ее смерти. А разве любовь потускнела? Разве бы она мне снилась так, как она мне снится по сей день?
Ночь. 20/Х.
«Мы все — невольно или вольно —
Свидетели великих лет».
«Пропуская дней гнетущих
Кратковременный обман,
Прозревали дней грядущих
Сине-розовый туман.
Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!
Не твоих ли звуков сладость
Вдохновляла в те года?
Не твоя ли, Пушкин, радость
Окрыляла нас тогда?»
Это — звоны ледохода
На торжественной реке.
Перекличка парохода
С пароходом вдалеке.
Самая волшебная строфа! Какая изумительная магия слов, магия поэзии» и какое тупое непонимание поэзии — все эти разговоры о принципиальности, идейности и т. д. в стихах.
Вот зачем, в часы заката
Уходя в ночную тьму
С белой площади сената,
Тихо кланяюсь ему.
И Пушкину, и Блоку.
