меня. Лишь бы я была рядом с Доком, рядом с жизненно-необходимым штампом, который
день ото дня действует все слабее и слабее. Его сила над ослабевает. Ребенок же
становится лишь сильнее. Он уже вовсю толкается и пихает меня, не давая спать ночами.
А днем мне совсем не сомкнуть глаз: Док все время «пытает» меня новые способами
сбивания температуры. Она уже поднимается от тридцати девяти до тридцати девяти и
семи. Мне остается совсем немного.
Граф приходит каждый день ко мне и просиживает около моей постели до вечера. Он
выглядит измотанным и уставшим. Все чаще я вижу на его руках синяки с
кровоподтеками, если он не успевает одеть свою рубашку поверх майки. Он
отмалчивается на все мои вопросы, а я не могу устроить ему истерику или скандал — нет
сил.
На его лице лишь изредка появляется некое подобие улыбки, когда он разговаривает с
ребенком, гладит мой изрядно увеличившейся живот и прикладывает свое ухо к нему, чтобы услышать своего сына. Лишь на это мгновение нас становится спокойно и легко.
Мы наслаждаемся друг другом.
Он зовет сына Принцем. Мы думаем, что это должен быть сын... Пинается он сильно.
Граф и я хотели узнать точно, сделав УЗИ, но Док предостерег нас от этого. Он не
знает как это может повлиять на плод и к чему это приведет для меня. Граф тут же
отказывается от этой идее. А мне жаль... Я даже пару раз пытаюсь его переубедить, но
Граф непреклонен: он не позволит мне рисковать. Я замолкаю. Приходится.
Теперь, я просто верю ему и ночью, пока меня оставляют все в покое, чтобы дать
поспать, я разговариваю со своим Принцем, надеясь, что он хотя бы запомнит мой голос.
Вот и сегодня, рано утром, я глажу живот и баюкаю и себя, и его тихой песней. Она
немного заунывна, но мне нравится и лежит к душе.
− Ты красиво поешь, моя любовь, - без стука входит Граф. На нем белый халат. Док, кажется, все-таки довел до него эту «светлую» мысль, что в таких учреждениях требуется
стерильность и осторожность.
− Спасибо. Будила нашего Принца. А как тебе спалось?
Он прикасается к моему лбу рукой: его ритуал изо дня в день. Он хмурится, проверяя
мою температуру. Она неизменна. И неизменна высока.
− Не хмурься, ты пугаешь меня таким видом, - убираю я его руку своей, касаясь ее
губами.
− Я злюсь не на тебя, ты знаешь.
− Знаю, можешь и не повторять лишний раз.
− У меня для тебя есть и радостное событие, - не отпускает мое внимание от себя ни
на минуту Граф. Я слушаю, но мешает противный писк приборов. Он стал уже
привычным для меня.
− Какое же?
− Сейчас пасмурно. И нет солнца.
Я улыбаюсь.
После того, как обнаружилось влияние солнечного тепла на мое состояние, Граф
закрыл все окна в палате плотной тканью, что никогда не пропустит и капельку света.
Хотя Док и говорит, что то явление временное и частично повлиял стресс, Граф не
хочет ничего слышать. И вот сегодня, он говорит о погоде, а значит и о возможности
увидеть природу.
Но мои даже самые смелые предположения оказываются неверными. Граф непросто
говорит о том, что откроет мне окна, он говорит о прогулке. Недолгой, но самой
настоящей прогулке.
− Серьезно?! - не верю я ему.
− Серьезно. Док разрешил.
− Я так рада, - обнимаю я его шею, утопая в сильных объятиях.
− Знаю, любимая. Знаю. Вставай только аккуратно. Я понесу тебя.
− Я хочу сама! - мое упрямство и желание пройтись дальше, чем до туалета или
маленького столика, который стоит в другом конце палаты и где я ем, больше, чем когда-
либо. Ему не переубедить меня.
− Виви!
− Граф, я все сказала. Я пойду сама. Но я же не против, чтобы ты поддерживал меня за
руку, помогая. Ну? Граф, милый... такой любимый и единственный, - ластюсь я к нему, приникая щекой к сильной грудной клетке. Он сдается под моим чисто женским напором
и кивает, целуя в макушку. Я счастлива.
Впервые, за долгое время, я счастлива, а не просто жива.
***
Я могу видеть как живут другие хладные...
Здесь все по-другому.
Они живут среди леса в его глубине, подальше от чужих глаз. Все постройки скрыты
в низине, защищены оврагами и старыми мощными деревьями. Здесь много сосен. Они
красивы. Их ветки раскидываются на несколько метров от ствола.
Нам приходится подниматься по лестнице, что вбита тяжелыми брусками гранита в
землю. Здесь все старается прятаться, даже лестница. Сверху все это сложно увидеть, а с
земли никто не найдет этого места.
Нас приветствуют солдаты, что стоят на страже.
− Граф, - слышу я Трента. Он весь грязный; в пыли его одежда и разводы по лицу, что
перекашивают его шрамы, делая их еще страшнее.
− Что такое?
− Ты с Вивиан собираетесь прогуляться?
− Да, а что-то не так? - я слушаю их. Лицо Графа напряжено и он внимательно
смотрит на Трента. Два хладных, за которыми беспрекословно пойдут все остальные. От
них исходит сила волнами, которая меня едва не сшибает с ног.
− Ты сказал ей, что произошло за этот период, пока она была в лаборатории? -
старательно отводит от меня взгляд Трент.
− Нет. Это может и подождать.
Граф настроен серьезно. Он непреклонен.
− Она должна знать, насколько все важно. Насколько важен ее ребенок!
− Что не так, Граф? - решаюсь я спросить. Он лишь сильнее прижимает меня к себе в
защитном жесте и дарит мне мягкую улыбку, но глаза его остаются все еще злыми. Они
из-за Трента. Он влезает в его планы, а Граф этого не любит. Тату на его лице мне кажется
сейчас черными змеями, которые раскрывают свои пасти в намерении убить своего
противника. Вся его поза говорить о возможности нападения. Хищник готовится к броску.
− Ничего, любимая. Все хорошо. Я тебе объясню, но позже. Сейчас же, - делает он
упор на эти слова. Трент молча стоит рядом. Он понимает, что это обращение уже к нему. -
мы просто пойдем и прогуляемся. Нас ждет пикник.
Я смеюсь. Пикник, когда на небе ходят серые тучи, наскакивая и подталкивая друг
друга. Вот-вот должен прогреметь гром.
Я вздыхаю и поддерживаю свой, ставший тяжелым, живот. Я передвигалась за все эти
месяцы лишь по палате, а кормили меня на убой. Сейчас я стала похожа на свинку. Но из-
за холодного ветра, что обдувает меня, моя температура не так сильно дает о себе знать.
Граф верно сделал, что выбрал такую погоду. Это единственная моя возможность
выбраться на свободу из заточения стерильной палаты.
− Знаешь, ты ее сильно оберегаешь. Превратился неизвестно в кого, - хмыкает Трент.
Граф рычит на него, уводя меня за свою спину.
− Я могу и не сдержаться.
− Лучше бы ты не сдержался и рассказал, что все поселения хладных уничтожены.
Мы — последние. Она — мишень. И все мы в большой жопе! - стальным голосом говорит
Трент.
Неужели?!
− Почему, тогда нас не уничтожили? - вырывается у меня вопрос. Он адресован
Тренту.
− Лес спас тебя и твоего ребенка.
Я так и думала.
− А остальные?
− Остальные находились на таких же открытых местностях, как и наш, - целует меня
Граф и гладит большим пальцем щеку.
− И они...?
− Их нет. Такая же полная зачистка. Как было и у нас. Газ работает на «отлично». - в
голосе Графа сквозит боль. - Ну что, доволен? - поворачивается он к Тренту.
− Правда не всегда сладка. Но от этого она не перестает быть ею. Правда необходима.
Трент больше не остается с нами. Он больше не задерживает нас.
Много информации. Мне нужно присесть.
− Тебе плохо? - пугается за меня Граф. - Присядь, - помогает он меня присесть на
небольшой камень, что здесь рядом.
− Нет. Просто, устала, - пытаюсь успокоить его. - Мы идем?
− Ты уверена?
− Уверена. Идем, - поднимаюсь я, спеша идти дальше, пока он совсем не передумал.
Ведь, он может так поступить. Надо его знать.
Граф не противится мне. Он просто сдается и следует за мной.
Мы поднимаемся наверх. К той самой поляне. Там открыто. Над нашими головами
ходят тучи. Все серо кругом и словно давят на плечи.
Посередине лежит плед, что придавлен огромной плетеной корзинкой. Из нее торчат
бананы. Желтые, свежие и такие аппетитные.
− Там бананы! - радуюсь я как ребенок.
− Да, я знал, что тебе это понравится. Но там много еще всего, - дает мне свободу и
указывает рукой в сторону нашего пикника Граф. Я отрываюсь от него и ускоряю шаг на
сколько для меня это возможно. - Осторожно, не торопись.
− Хорошо.
Я сажусь на краешек пледа, подгибая под себя ноги. Напротив опускается Граф, он не
отрывает от меня свой взгляд.
− Расскажи мне все, что происходит! - я хочу все знать. Мне просто опротивело то, что я живу как слепая и меня просто водят на веревочке.
− Тебе не надо этого знать. Я со всем разберусь. Не беспокойся, - пытается успокоить
меня он. - Может, хочешь бутерброды с тунцом? - он пытается меня отвлечь? Не выйдет. Я
