середины и уронил в воду узелок из промасленной тряпки.
5
Через три дня участковый снова заглянул в домик на
пустыре у речной протоки, превращённую в облицованную
набережную. Дверь была открыта. Долбаненко видел, как
сестра хлопотала у дровяной плиты. Он простоял тут минут
десять, пока сестра заметила его.
-- Ну, шо стал, как статуй, на пороге?
Долбаненко не ответил, а только молча всматривался
в глаза сестры.
-- Шо, как у Петькиного деда, память отшибло? Родной
сестры не узнаёт.
Михаил Харитонов: «Долг»
15
-- А как дед?
-- Спасибочки, ты его вылечил.
Долбаненко побледнел.
-- Как?
-- Он уже твои таблетки пьёт.
-- Какие?
-- Тю, сдурел! Ты ж сам их ему по рецепту от докторши
принёс, мне аптекарша сказала.
-- А каков эффект?
-- Перестал посуду бить, кулаки распускать и по ночам
чёрт-те где шляться.
-- А твой Петро где?
-- В магазин пошёл. Скоро придёт.
Долбаненко вытер ноги у порога и зашёл в дом.
-- Дед Слава, вы где?
-- На канале он рыбу удит. Там такая рыба, что коту
только на закуску. А он её чистит и жарит. Нехай
забавляется, лишь бы снова не скандалил. Да вон Петя уже
идёт!
-- О, шуряк, ты на службе или выходной?
-- После суточного дежурства. Вольный и свободный.
-- Вот это дело. Посидим с бутылочкой. Тебе Светка
уже рассказала?
-- Чего? – оцепенел Долбаненко.
-- Мой дед рехнулся. Память потерял. Фотки в
альбоме рассматривает и плачет, как дитя. Никого не
припомнит.
Михаил Харитонов: «Долг»
16
-- А соображает по хозяйству?
-- Еще как! Крючки к леске вяжет, как будто бы и
артрита у него не было. Я ему телескопическое удилище с
катушкой купил, а он только на старые удочки из орешника
ловит. И поплавок у него из пробки... Лекарства твои пьёт.
Боюсь, не свихнулся бы от них совсем.
-- Не переживай. Крепче спать будет.
-- Пойдём в хату. Пока Светка готовит, хватим по
махонькой.
* * *
Долбаненко разулся, разделся и с удовольствием
плюхнулся в кресло перед журнальным столиком.
-- Это дедовы фотоальбомы?
-- И дедовы, и наши. Хочет родню распознать, чтобы
память вернулась.
Долбаненко просмотрел все три альбома, отобрал из
них только один с фоткой бравого унтершарфюрера СС и
сказал:
-- Пошли, Петро, на кухню.
-- Зачем?
-- Потом скажу.
* * *
-- Светик, отойди от плиты.
-- А что ты задумал, братик?
-- Что задумал, то исполню.
Долбаненко распахнул топку и сунул туда альбом.
-- Шуряк! То ж любимый альбом деда.
Михаил Харитонов: «Долг»
17
-- Сказился! – схватилась за голову Светка. – Память
семейную жжёшь! Дед этим альбомом душу себе отводит,
успокаивается.
-- А ты эти фотки смотрела?
-- Та мне они на кой?
Светка с мужем не смогли оттолкнуть Долбаненко от
плиты, где он орудовал кочергой. Стоял непоколебимо, пока
весь альбом не занялся пламенем.
-- Ну и что на тебя нашло? – сказал Петро, наливая по
второй. – Что я деду скажу?
-- Так ему всё равно память отшибло. А если что,
дашь ему ещё две успокоительные таблетки.
-- Гари и вони, братик, на всю кухню этим альбомом
напустил. Теперь весь ужин говном пахнет.
-- По-другому он пахнуть и не может. . Открой окна, а
мы с Петром займёмся делом.
-- Знаю я ваши дела – водку хлестать!
-- После трудов праведных можно и расслабиться.
* * *
-- За что пьём, Петя?
-- За мир во всём мире и славянское братство.
Долбаненко весь передёрнулся и поставил рюмку на
стол.
-- Славянского братства давно нет.
-- Как это нет? Ты хохол, я бульбаш. Вместе мы – сила,
потому что братья.
-- Все наши братушки-славяне и единоверцы
молдаване с румынами воевали на стороне фашистов. Мы
с тобой на каком языке говорим?
Михаил Харитонов: «Долг»
18
-- На русском.
-- Вот мы с тобой и русские. Нет хохлов, нет
бульбашей, есть только русские. Хватит хуторами
отгораживаться, как те селюки и на Запад облизываться.
-- Ты ж западенец со Львову!
-- А ты западенец из Волковыска. И оба мы русские.
-- А кто же тогда россияне?
-- Московские армяне, таджики, цыгане, евреи,
грузины, азербайджанцы -- вот кто настоящие россияне. А
мы русские. Твой дед был учителем истории. Умнющий
человек, пока память ему не отшибло. Ты помнишь, мы с
ним частенько подолгу разговаривали. Так вот, не для того
большевики, вечная им память за всё хорошее, так долго и
старательно лепили из говна истории украинцев, белорусов
и великороссов, чтоб мы процветали. Им хотелось стереть
русаков из летописной истории, заменить их инородцами.
Боялись, что Русь возродится и вырвет русских из
невидимой узды тех, кто видит слишком далеко за
горизонтом. Для нас снова готовят братоубийственную
междоусобицу. Твой дед мне говорил, тысячу лет Европа
пускалась во все тяжкие, чтобы выбить нас с нашей земли.
Так выпьем же за русских, а не за россиян, украинцев и
белорусов, чтоб наши потомки не перебили друг друга.
-- А если мы всё-таки войдём в Европу?
-- Только на танках. Иначе наши дети и внуки единой
дружной славянской семьёй в одной канаве будут рыть
землю для чужой канализации.
Выпили, помолчали, отводя глаза друг от друга,
потому что общего языка не нашли. Долбаненко спросил:
-- Петро, скоро нагонят стада стройтехники и начнут
рыть котлованы под цокольные этажи для домов
микрорайона, а вас снесут. А вы куда?
-- В Северном микрорайоне нам в компенсацию
четырёхкомнатную квартиру определили. Ключи выдадут
через месяц, как только зеленстрой закончит
благоустройство дворов.
Михаил Харитонов: «Долг»
19
-- А если на этой неделе снесут?
-- Договорился с одной бабкой в частном секторе.
Завтра начну мебель, шмотьё и технику потиху перевозить.
-- Ты вот что, Петро, ты сожги дом до того, как его
начнут сносить.
-- С ума сошёл? За самоподжог страховая компания
может в суд подать.
-- А ты откажись от страховки. У тебя гараж встроен в
дом. Электропроводка старая. Пробежала искра – вспыхнул
бензин. С каждым может случиться. Деревьев рядом нет,
вокруг пустырь без техники. Никакого вреда пожар не
нанесёт.
-- Это ты предлагаешь нечистую силу выжечь?
-- Не то. Перед сносом домов по ним шастают
кладоискатели. Могут и найти кое-что похлеще альбома,
что я спалил.
-- Дался тебе этот альбом!
-- Бережёного бог бережёт. . Твой Сашка уже капитана
в армии получил. Ему хотя бы до подполкана выслужиться
для приличной пенсии. Армейскому офицеру нельзя шутить
с карьерой... Светка, ты видела фронтовые фотки нашего с
тобой деда?
-- У нас их не было, по-моему.
-- Потому что наш с тобой дед был умней Петькиного.
Петро, не обижайся. И сразу забудь про то, что я расскажу.
Наш дед на фронте был хиви -- вольнонаёмный у немцев.
Стирал солдатские подштанники, колол дрова. После
Сталинграда получил свою десяточку, в лагере и поумнел.
На русаков и советскую власть грязи не лил до самой
смерти. С бандеровцами не ручкался.
-- Так что, шуряк, мой дед был полицаем?
-- Братик, это действительно страшно для моего
Сашульки?
Михаил Харитонов: «Долг»
20
-- Давайте считать, что у нас троих случился приступ
локальной амнезии, как у твоего деда, Петро. Какой-то
момент жизни навсегда выпал у нас из памяти. Пусть беда
никогда не вернётся в нашу единую семью без хуторянских
межей, чересполосиц и шляхетских выпендрёжей. А дедов
дом ты, Петро, всё-таки сожги к ядрёной фене.
конец
