было сесть поближе. Зачем? Я нахожу забавным лёгкую неприязнь, как и столь же лёгкую доброжелательность, причём это справедливо для всех возрастов. Не переходя границы, можно раскачать таких разумных до забавных реакций. Но главное — не переходить границы.
А ещё я заметил, что у Дафны аж пять книжек на столе — учебник, и четыре поменьше форматом, но потолще. Словари? А может быть ещё что-то ценное и интересное? Если верить слухам, что на Слизерин попадают только чистокровные волшебники, ну или максимум полукровки, возможно ли, что у девочки есть более интересные источники информации по предмету? Ну или хотя бы понимание того, какие книги лучше брать, а какие — игнорировать?
Дафна не могла не заметить мой взгляд на её книги, нахмурила бровки, посмотрела на меня, на книги, снова на меня, и до ужаса забавным, милым и одновременно гордым движением попросту сграбастала свои книги, придвигая поближе к себе. При этом даже полный профан в невербальном общении смог бы прочитать в её взгляде простую фразу: «Да черта-с-два!».
— Итак, — преподаватель обратила на себя внимание, встав из-за стола. — Что-то вас многовато…
Ученики недоумённо заозирались, но каждый мог увидеть лишь пять человек помимо себя. Видать, все ещё помнят слова МакГонагалл о том, что приходилось ей вести классы и побольше, чем весь поток третьего курса.
— Простите, много? — Задала вопрос Гермиона, не забыв и руку поднять.
— Мой предмет никогда не был популярен среди школьников. О чём они, несомненно, жалели после выпуска. Это позволяло разбивать курс на две-три группы по два-три ученика и проводить занятия чуть ли не индивидуально. Отличный подход, ведь понимание Рун — очень индивидуально. Кто скажет, с чем это может быть связано?
У меня были мысли, но я решил пока что притормозить с высказыванием оных — хватило и Трансфигурации. Но вопрос не остался без ответа — Энтони Гольдштейн, как и Гермиона, подняли руку.
— Да, мистер… — профессор указала скупым жестом руки в сторону парня.
— Энтони Гольдштейн, профессор.
— Ах, да, я — профессор Бадшеда Бабблинг. Итак, мистер Гольдштейн?
— Причина индивидуальности понимания Рун кроется в том, — уверено заговорил парень, — что в первую очередь Руны — языки. Языки древние, и дословного перевода не имеющие.
— Именно, мистер Гольдштейн. Отсюда вытекают и все сложности.
Энтони сел на место, а профессор начала медленно выхаживать перед классом, рассказывая.
— Можете записывать. В учебной литературе слишком много лишнего, порой даже, художественного описания. Избавимся от этого.
Мы дружно раскрыли тетради и приготовились писать под диктовку.
— Каждая руна информационно самодостаточна, несёт нагрузку на уровне слова, а порой и фразы, имеет множество смысловых значений, а вместе с этим — множество магических эффектов. Как смысл рунического текста можно понять лишь по контексту, так и магический эффект даже одной руны зависит от множества внешних факторов.
Тихий скрип перьев заполнил кабинет, а профессор выждала пару мгновений, давая время на запись.
— На моём предмете мы будем изучать несколько рунных языков, разбирая все смысловые грани. Вместе с этим мы будем изучать на примерах принципы построения магических цепочек с помощью рун, разбирать их вариативность и учиться их составлять с нуля. Очень важно понимать, что несколько рун на письменности могут значить одно, по смыслу самих рун получалась совсем другая фраза, а магическое воздействие — вообще иное…
Краем уха я слушал и записывал слова профессора Бабблинг, но большей частью сознания погрузился в распутывание внезапно выползших отрывочных ассоциаций-воспоминаний гнома. Выползших, из-за темы занятия, самого предмета. Эти отрывки, огрызки воспоминаний, словно кадры из фильма вели меня по смутным образам, создающихся на их основе.
Гномы, великие ремесленники и мастера добычи всего ценного из земных недр. Их навыки взрастили в них непомерную гордость, а драгоценности в земных недрах, как и шедевры собственного производства — непомерную жадность. Но это же заставляло двигаться вперёд, ведь недопустимо, чтобы «ушастые» вдруг создали что-то лучше, а такое бывало. Гном из осколков помнит воспитательные розги отца, когда не мог заучить и составить рунную цепочку, или когда не уследил за температурой в печи.
Но были и более конкретные воспоминания. Первая правильная рунная цепочка, первый боевой молот, что был лично выкован и зачарован этой цепочкой. Первый и последний Личный Шедевр — секира.
Но куда важнее было то, что слова о Рунах и языках на их основе, находили свой отклик в этом осколке. Руна может дать один из нескольких эффектов в зависимости от окружающей среды, магии вокруг, магии в конструкте, от других рун — факторов множество. Убрать вероятность срабатывания ненужного эффекта можно с помощью других рун и цепочек, а также подавая определённую магическую энергию, плохо совместимую с ненужными эффектами. Но контролирующие рунные цепочки так же состоят из рун, и у них так же есть ненужные эффекты. Чтобы всё это учитывать, нужно очень хорошо знать рунные языки. Жаль, что вспомнить их не позволяет «дырявость» осколков.
Однако, именно эти жалкие крохи, не несущие практически никаких знаний, позволили окончательно сложить паззл под названием «Местная Магия». Всё предельно просто!
Всё, что я видел, и всё, что возможно ещё увижу, за некоторым исключением, не является привычной мне школой магии, и этому есть объяснение — все эти сложные вычисления, чудовищный контроль энергий, монструозные конструкты из рун и прочих структур… Они просто не нужны! Из-за того, что местные волшебники все поголовно, как я вижу, обладают внутренней нейтральной энергией, они никогда не сталкивались с дефицитом энергии, им не приходилось учиться её накапливать, собирать крохи разнообразной внешней энергии из мира вокруг и его проявлений, не приходилось ради крошечного увеличения энергоэффективности конструктов усложнять их на порядки, и прочие «не приходилось».
Даже более того, местные волшебники пошли по пути психологических ограничителей для предотвращения спонтанного волшебства, но при этом найдя свой, уникальный и совершенно мне непонятный метод создания чар, заклинаний и прочего колдовства на основе жестов, слов, воли и фантазии. И ведь работает, я точно знаю, хоть и не понимаю, как именно. Словно программа или ритуал… Хм, а вот последнее нужно будет обдумать.
— Ты выглядишь отвратительно воодушевлённым, — донеслось до моего слуха замечание Дафны, пусть и сидела она не так уж и близко.
— Я понял магию.
Дафна закатила глаза к потолку.
— Разговоры, пожалуйста, оставьте для перемен, — профессор обернулась к нам.
Воспоминания гнома пробудили острое желание что-нибудь сделать, но по этим же воспоминаниям я могу с уверенностью сказать, что ничего толкового не сделаю — просто не знаю нужного.
От понимания того, насколько неполноценны и обрывочны воспоминания осколков, мне стало как-то досадно. Ну, ничего. Зато местная рунная магия хотя бы привычна мне своей сложностью, что растёт по экспоненте при усложнении цепочки. А ведь если подумать, именно рунная магия как дисциплина должна быть неразвита здесь. Просто привычные осколкам рунные цепочки и контуры довольно узкоспециализированы в
