С этими словами он прямо на ходу нагнулся, вытащил из-за голенища прекрасно выкованный нож и протянул отроку:
- На!
- Что? – принимая подарок, покраснел тот от удовольствия. - Поумнел?
- Да нет, и после такой шишки не скоро, видать, еще поумнеешь, - усмехнулся богатырь. – Но то, что повзрослел за тот месяц, что я тебя не видел – это точно! – он покосился на сияющего, с любопытством озирающегося по сторонам Славку и проворчал: - Жаль только, цепочку я разрубил! Поздно ты мне про то, что Белдуз тебя на ней держал, рассказал!
- Это еще почему? – нахмурился Славко.
- А потому что сам посадил бы тебя сейчас на нее, чтоб не сбежал! И вы, ребята, поглядывайте за ним, ведь это же – Славко!
2
- Ну-ка, ну-ка, посмотрим! – улыбнулся Мономах.
Но, как ни приглядывали могучие пешцы за Славкой, он все же вскоре сбежал от них.
Надоело ему идти пешком, вслед за бежавшим врагом. Хотелось видеть, как можно больше. И, забравшись на одного из половецких коней, которые, в великом множестве, оставшись без всадников, носились по полю, под гневные окрики богатырей, он бросился нагонять далеко ушедшую вперед, битву.
Накинув простой русский плащ, он был и возле дружинников, и неподалеку от отбивавшихся половцев, и даже на пригорке, где поставили походный шатер для самого Мономаха!
Только здесь он пришел в себя, и то, от знакомого голоса, точнее, от двух радостных криков, которые слились в один:
- Славко!
- Златослав!!
Славко оглянулся и ахнул, увидев, призывно махавших ему руками, Звенислава со своим отцом.
- Купец! Звенислав! – бросился он к ним. – А вы тут откуда?
- Да мы тут уже давно! – сияя, отозвался Звенислав. – Считай, с самого начала! А я и того раньше!
- Сумел-таки передать Мономаху нашу весть? Не забоялся по дороге?
- Да всяко было… Но – передал! А ты - из Степи скачешь? Отец мне все рассказал!
- Да нет, - спешиваясь с коня, устало вытер со лба пот Славко. - Я уже и тут успел везде побывать!
И действительно, где только ни был Славко в тот великий для всей Руси день, когда, по слову летописца, вселил Бог великий страх в диких половцев. И помчались они прочь. А русские уже только добивали бегущего врага, и брали его в плен… Погибло множество ханов, в том числе и Ороссоба.
Победа была полной.
Во все концы земли помчались гонцы с неслыханным известием, что Русь одолела Степь.
Один из таких гонцов, только что получивший грамоту от Мономаха, уже садясь на коня, вдруг увидел Славку, идущего в обнимку со Звениславом, который, в свою очередь, не выпускал из своей руки крепкие пальцы вернувшегося из Степи отца.
- Отрок? Ты?! – оторопело позвал он.
- Доброгнев! Живой! – обрадовано воскликнул, Славко, который вновь было пригорюнился от дум о так и не найденной матери. – Добрался-таки?
- Добрался, добрался! Я же – гонец! А ты, почему такой не веселый? В такой-то великий день!
- Да матушку всюду искал! Нигде не нашел… видать не судьба нам встретиться больше…
- Не горюй, Славко, поищем еще! - подал голос Звенислав. - Отца попрошу, и он поспрашивает! Всю Степь объедем! Надо будет - обойдем! Только найдем, непременно найдем твою матушку, а там глядишь, и… снова уверуешь в Бога? – подмигивая, шепнул он.
- Да я и так уж… без матушки… - смущенно пробормотал Славко. – А ее, конечно, найдем!
Тем временем, гонец, всмотревшись в разодетого опять в нарядные одежды Звенислава, наконец, узнал и его:
- Как! Не может быть! И ты здесь?
Увидев, вышедшего из шатра, Мономаха, он не спеша слез с коня, тревожили, видать его недавние раны, и, подойдя к нему, сказал:
- Князь! Вот те самые отроки, про которых я тебе говорил!
- Эти? – с удивлением посмотрел на совсем еще юных ребят переяславльский князь.
- Ну, да! Эй, Звенислав и ты, так и не знаю, как там тебя по имени, идите скорей сюда! Вас сам князь зовет!
- Ну-ка, ну-ка, посмотрим! – улыбнулся Мономах.
- Вот - Звенислав, - показал на купеческого сына Доброгнев. - Это он меня от половца спас и к коню привязал, чтобы я твой приказ до конца выполнить смог. Хорошо привязал, умело!
- Не может быть, княже, гонец что-то путает! – услышав, что сказал Доброгнев, подходя, возразил купец. - Стыдно признаться, но тебе я не могу солгать… мой сын - наипервейший трус!
Гонец с укором посмотрел на него и покачал головой:
- Эх ты! Отец еще называется… Сына своего не знаешь! Наипервейший храбрец - вот кто твой сын!
- Да я тут при чем? То все молитва, да одолень-трава! И… еще вот - Славко! – засмущавшись, кивнул на своего друга Звенислав. - Это ведь он тебе раны тогда перевязал, он коня раздобыл и ханскую плетку дал!
- Ах, да! – вспомнил Доброгнев, доставая плеть. - Держи отрок, ее назад! Хороша плетка, да обещания выполнять надо!
3
- Но, княз-зь! – не веря собственным ушам, вскричал Белдуз.
В этот самый момент к Мономаху подвели хана Белдуза. Увидев свою плетку в руках Славки, затем одетого в дорогую одежду Звенислава, тот разом все понял, и изменившись в лице, рванулся вперед… Если бы не двое крепких дружинников, вовремя ухвативших его за плечи, он так бы и бросился на Славку да вцепился ему в горло…
- Так вот где я видел тебя, з-змееныш-ш! – прошипел он. - Вот кто перехитрил меня и погубил вс-сю С-степь. Ну, ничего, мы с-с-с тобой еще вс-стретимся, ты заплатиш-ш-шь за вс-с-се! И ты, купечес-ский сын! И ты купец! А! И ты – гонец? Теперь – берегитес-с-сь!
Перекошенное лицо хана было столь грозным, а слова его такими страшными, что Славко со Звениславом невольно попятились, купец в испуге схватился за бороду, и даже гонец побледнел…
И лишь Мономах оставался как всегда невозмутимо-спокойным, только голубые глаза его потемнели, словно небо перед грозой.
- Никто тебе больше ни за что не заплатит, хан! – с тихой уверенностью произнес он. - Довольно ты русской крови пролил! И несчастий принес моей земле!
Мономах обернулся к вышедшим вслед за ним из шатра Ратибору со Ставром Гордятичем и сказал, показывая глазами на хана:
- Вот, брат Святополк прислал мне его на суд. Знает, сколь важная и опасная птица, этот Белдуз, как могут мстить за него степняки. Не решился сам с ним расправиться или освободить за выкуп!
- Нет, - возразил Ратибор. – То он тебе первенство отдает. Понимает, что это – твоя победа!
- А значит, и добыча твоя! – вытаскивая из ножен меч, подхватил Ставр Гордятич. – И сейчас я её…
- Погоди! – остановил его Мономах. – Много чести будет!
Он жестом подозвал своих младших дружинников, и, уже не глядя, кивнул на Белдуза:
- Казнить его!
- Но, к-няз-зь! – не веря собственным ушам, вскричал хан. – Великий к-нязь и ты вс-сегда отпускали меня! Я… з-заплачу за себя любой выкуп! Только назови цену! Я даже торговаться не буду!
- И правильно сделаешь! – кивнул ему Мономах. – Потому как один только выкуп может быть за все то зло, что ты сделал для Руси - смерть!
И он знаком велел дружинникам, чтобы те поторопились с выполнением отданного им приказа.
Дружинники отвели, продолжавшего вопить о выкупе, и тут же мешавшего эти слова с угрозами и проклятьями, Белдуза на несколько шагов в сторону… И прямо тут, на виду у всех, зарубили своими мечами.
После того, как со страшным ханом было покончено, Мономах с любопытством посмотрел на Звенислава, на Славку, сел на пригорок и велел им, а также гонцу с купцом расположиться подле него:
- Ну а теперь рассказывайте всё по порядку! – уже куда более мягким тоном, приказал он.
- Значит, так… - уверенно, словно всю жизнь беседовал с князьями, начал Славко.
- Нет, так значит… - перебил его Звенислав.
Мономах, пряча в бороде улыбку, посмотрел на обоих и с напускной строгостью сказал:
- Я сказал по порядку!
- Вот я и говорю!.. – в один голос воскликнули друзья и, переглянувшись, испуганно замолчали...
4
Славко поднял голову и недоверчиво покосился на Мономаха…
Долго ли, нет, длилась беседа Владимира Мономаха с отроками, то знало только устало клонившееся к земле солнце, да нетерпеливо переминавшиеся с ноги на ногу прискакавшие с докладом тысяцкие пешцев и старшие дружинники, дожидавшиеся своего князя.
Вышедший из шатра с написанными грамотами игумен протянул их на подпись Мономаху, но тот лишь предложил ему посидеть рядом и немного отдохнуть, послушать отроков.
И беседа, точнее, рассказ разгоряченного Славки, все продолжалась…
Но, как кончается все на свете, закончилась и она.
- Да, Славко… - выслушав отрока, задумчиво покачал головой Мономах. – Задал ты мне задачу. Даже не знаю, что и сказать на все это…
Он посмотрел на донельзя довольного собой, ожидавшего похвалы и наград, Славку и, наклонившись к уху игумена, чуть слышно спросил:
- Что скажешь, отче?
- Молодец! – шепотом отозвался тот. – Но больно уж горд и самонадеян! Как бы это его озорство однажды до больших бед не довело!
- Вот и я тоже так думаю…
