«Цель политической платформы кандидата в народные депутаты СССР:
1. Социальная справедливость.
2. Благосостояние народа.
3. Экологическое равновесие.
4. Духовная свобода граждан.
Средства:
1. Демократизация политических структур.
2. Обеспечение социальной справедливости и гарантированная оплата по труду.
3. Возрождение рынка как оптимального регулятора экономики».
К месту вставил отрывки из якобы состоявшегося где-то выступления кандидата: «Экономика, развивающаяся в ущерб социальной сфере, по существу бессмысленна. Всякие экономические и социальные реформы обречены на неудачу, если не сопровождаются реформами в области права и политики».
Нашлось место и лирике: «Уважаемые товарищи избиратели! В канун ответственного момента в жизни нашей страны, в период революционной перестройки убедительно прошу Вас найти несколько минут времени, чтобы ознакомиться с тем, что меня до глубины души волнует».
Любомир в пересказе биографии кандидата на первом месте поставил фразу о том, что дед секретаря ЦК пал жертвой сталинской коллективизации. Затронул проблему отношения к инвалидам, воинам-афганцам, женщинам и детям-сиротам, роль семьи в общественном воспитании подрастающего поколения. Это было подчеркнуто в тезисах Ивана Митрофановича красным карандашом. Заканчивалось это развернутое воззвание перечнем заслуг и наград кандидата, его обязательностью следования выдвинутым обещаниям:
1. Быть всегда с людьми. На деле реализовать свою позицию, свои убеждения, твердо отстаивать их, уважая оппонентов.
2. Выработать и принять дополнительные меры по выполнению программы «Жилище—2000». Только социалистический путь развития республики в составе обновленной федерации. Каждой семье в Белоруссии — индивидуальный радиометр — дозиметр! (И это было подчеркнуто красным карандашом.)
Работой своего доверенного лица Иван Митрофанович остался доволен. Пока все ладилось. Одно настораживало: где баллотироваться? Идти наобум по нынешним временам было рискованно. Могли запросто прокатить высокий партийный чин. Хотелось быть уверенным в победе. И вот когда они со Злобиным, похожие деятели, но не похожие темпераментами, сошлись за рюмкою коньяка, ректор обрадовал:
— Попытаешь счастья на периферии. Есть альтернативная пешка. На родине моего двоюродного брата. Его сына выдвинули кандидатом. Не знаю, какую попросят мзду...
— Не без этого.
— За два дня до голосования он снимет свою кандидатуру.
— Железно?
— Думаю, надежно. Ты останешься в бюллетенях один.
— Кто он?
— Механизатор. Работник толковый. Быть политиком, депутатом ведь не всем дано, это искусство. Он четыре года стоит в очереди на квартиру и пять лет на «Жигули». Да помоги ты ему в житейском плане, он самолично пойдет по хатам местечка агитировать за тебя.
— Г арантии?
— Девяносто девять процентов. Я уже переговорил с ним.
— Меня не подключай. Я не должен участвовать и что-либо предпринимать.
— Уж как не знать. Он ради машины лыжи навострил в депутаты.
— С машиной поможем. С квартирой сложнее. Будем прорабатывать. Как ты себя чувствуешь?
— Дел невпроворот. И время, и силы — все отдаю предстоящим выборам.
— Моя помощь в чем заключается?
— Через своих людей в избирательной комиссии определи мою кандидатуру в спокойный территориально-избирательный округ. Только чтобы не было конкурента из священнослужителей. Наш народ наивен, думает, что попы смогут накормить его. Казна государственная будет чахнуть, а ихняя богатеть.
И вроде протестовать грешно, к любви зовут, к смирению, к обузданию греховных страстей. Вот ведь хитро — и народного контроля нет, никто не в силах проверить эффективность их программ. Они были гонимы, по ним соскучились, мы набили оскомину, потому во всех округах попы победят. Так что уволь меня от соперничества с ними, остальное беру на себя.
«Свои люди» подобрали Злобину округ в районе автомобильного завода. Округ, в котором были расположены два общежития института, два ресторана, восемь магазинов, общежития кооперативного техникума, устраивал ректора. Группа поддержки, возглавляемая преданным Дорофеенко, широким фронтом наперегонки кинулась агитировать слои населения за своего кандидата, который в случае избрания обещал наконец-то всем счастливую и бесхлопотную жизнь. Компьютерная и множительная техника института работала без выходных. Листками-воззваниями, обращениями к избирателям, биографией с огромным портретом, программами кандидата засеяли не только округ, а почитай, полгорода.
Барыкин вдумчиво, как он привык делать все, знакомился с программами.
«Хозрасчет без демократии — утопия! Голосуйте за К. П. Злобина. Известный экономист, профессор, лауреат Государственной премии, ректор института знает, как безболезненно для рабочих и интеллигенции перевести экономику на рыночные отношения».
Лавируя, соглашаясь с диаметрально противоположными определениями, Злобин, умело варьируя тезисы в зависимости от обстановки и аудитории, убийственно критиковал линию партии, обещал восстать против привилегий партийных боссов. Это всегда проходило под аплодисменты. Как правило, возгласы одобрения вызывало и это: «Без демократизации политической структуры некому будет отнять власть у бюрократов и перестройка неизбежно закончится новым застоем!»
Злобин умел чувствовать аудиторию, не робея, не колеблясь, быстро находил с нею общий язык. Диктовала атмосфера — он призывал: «КПСС — в равные условия», а ветеранам, пенсионерам бросал клич: «Не позволим шельмовать КПСС!» Он обещал оставить половину заработанной валюты у предприятий, студентам обещал повысить стипендию вдвое. Не забывал подчеркнуть, что он будет требовать полной хозяйственной самостоятельности предприятий. Злобин входил в раж. Вся семья жила ожиданием выборов, дочь и жена поочередно дежурили у телефона. Квартира превратилась в еще один штаб кандидата. Вскоре на предвыборных щитах появились и первые портреты конкурента Злобина. С иезуитским спокойствием Дорофеенко на собственной машине проехал по вечерним улицам и левой рукою начертал на портретах соперника своего шефа одно-два убийственных слова: «Болтун», «Пьяница», «Агент КГБ», «Антисемит». Писал на тех плакатах, которые не смог сорвать. Два райкома партии поддержали кандидатуру ректора. Начинающие только осознавать всю трагедию афганской авантюры, воины-интернационалисты, пригретые райкомом и военкоматом, выступили со своим обращением в поддержку ректора: «Мы, воины-интернационалисты, хорошо знаем вклад тов. Злобина К. П. в развитие нашего движения, увековечивания памяти наших товарищей, борьбу за права инвалидов и семей погибших. Мы поддерживаем его кандидатуру в народные депутаты. Призываем отдать свои голоса за К. П. Злобина, который достойно представит и защитит наши интересы».
Константину Петровичу приснился вещий сон: будто он на белом коне въезжает в актовый зал своего института. Предчувствия были самые светлые и омрачились только однажды: когда Дорофеенко доложил, что не к месту и невовремя всплыл у избирательных участков Барыкин.
Иван Митрофанович, наоборот, решил пролезть в депутаты без шума и показухи, тихо и незаметно. У Горностая не было злобинской уверенности. Просыпался среди ночи в холодном поту: а вдруг, негодник, не глядя на подаренную машину, возьмет да и не снимет свою кандидатуру? Председатель избирательной комиссии и тот клятвенно успокаивал: «Снимет! Не сомневайтесь!» Чванливый провинциал уповал на высокий чин Горностая, веруя, что тот поможет разом решить все проблемы.
Он угодливо раскрыл и тайну выборов:
— Мы, Иван Митрофанович, в кабинах положим только карандаши. Пущай вычеркивают, потешаются. А мы, актив, заинтересованный в вашем избрании, резинкою сотрем. Гарантируем необходимое количество голосов.
Идея понравилась Горностаю, и он поделился ею со Злобиным, на что ректор не без улыбки ответил, что эту методу он подсказал председателю комиссии. И они оба остались довольны друг другом. Подсознательный страх, нечистоплотность, подлог еще больше сблизили их. Решительность, надменность и самоуверенность больше были присущи Злобину.
За два месяца до выборов Любомиру позвонил Барыкин и, все еще надеясь, что корреспондент не оставил дело ректора, сообщил, что в институт зачислен студентом племянник Дорофеенко по чужому аттестату и чужой характеристике.
— Это свежий факт и веская улика. Будем думать. Пока с этой избирательной кампанией до всего руки не доходят.
— Так в том-то все дело, что ректор рвется в депутаты! — не выдержал Николай Иванович.
— Неужели? Я и не знал, — признался Любомир.
— Вмешайтесь в это дело. Самоубийство допускать таких людей к власти. Это будет похлеще итальянской масонской ложи.
