— Да? — спросила она, стоя в дверях и скрестив руки.
— Могу я войти?
Она внимательно посмотрела на него. Ей бы очень хотелось послать его куда подальше, но он мог сообщить ей что-то о Дереке, а она очень хотела бы что-то узнать о нем, хоть крохи, поскольку так и продолжала мечтать и думать о нем постоянно.
Она кивнула Камалю, приводя его в свою гостиную.
— Я бы предложила вам присесть, но не думаю, что вы задержитесь здесь надолго, — сказала она.
Его губы превратились в тонкие полоски.
— Признаю, заслужил такое обращение, — ответил он. — Я был груб и приношу свое чистосердечное извинение.
Она скрестила руки и коротко, резко кивнула, показывая, что он может продолжить.
Он вздохнул.
— Я добрых пятнадцать лет был правой рукой Дерека. Я поддерживал его на футбольном поле, на уроках в университете, в драках в барах и в политических кампаниях, и да, не часто, с женщинами.
Лондон зыркнула на Камаля, который глуповато улыбнулся.
— Такова моя вторая натура — защищать и оберегать его. Я провел много лет в этой стране, вдали от моего народа и моей культуры. Моя большая семья в Египте, я второй сын. И по поводу меня имеются высокие ожидания, но они не включают в себя мой родной дом, мой старший брат исполняет ему отведенную роль. Моя работа — это еще больше поднять репутацию семьи в мире, под эгидой имени Масри по всему миру, насколько я могу. Мой отец создал империю, и мое место в этой империи подразумевает находиться в США, это хороший пост, но иногда одинокий.
Он расхаживал по гостиной и медленно не явно рассматривал предметы, как бы впитывая их, которые стояли повсюду — безделушки, фотографии, персидская ваза на самом почетном месте на ее каминной полке.
— Дерек и наши друзья, с которыми ты встречалась, стали здесь моей семьей. В моей культуре убивают за семью, готовы умереть за свою семью, потому что семья — это все. Я понимаю, когда он связался с тобой, я принял это слишком близко к сердцу.
— Мне следует извиниться перед вами обоими, перед ним я уже извинился, поскольку вел себя неправильно. Я не понимал…, — он сделал паузу, как бы ища подходящее слово. — Я не понимал, насколько сильные чувства у него к тебе были.
Она моргнула, до конца не веря, что он может так думать.
— Ты чувствуешь к нему то же самое? — спросил он.
Она опустила голову, потом взглянула в его темные глаза. Он был чрезвычайно красивым мужчиной, но она не чувствовала ничего, кроме обиды.
— Почему тебя это так беспокоит? — спросила она. — Мне казалось, ты будешь рад, что он ушел от меня.
Камаль слабо улыбнулся.
— Вот незадача… он не далеко ушел от тебя, но далеко находится от всего остального. Ты преследуешь его в мыслях и думаю, что если он не сможет исправить эту ситуацию, то будет несчастлив очень долгого.
Сердце Лондон болело от сожаления. Она заставляла Дерека испытывать боль, у нее на лице отразились смущение и сомнения, он столько всего совершил для нее.
— Я, конечно же, не могу не любить его, — ответила она. — Я не могу не любиться его, хотя и хотела бы.
Он взглянул на нее, но она не дрогнула от его взгляда и не отвернулась.
— Я надеюсь, что ты поговоришь с ним, — произнес Камаль. — Ты просто ему необходима. Один из вас должен совершить первый шаг, и я не уверен, что он способен его совершить.
Она покачала головой, смущенно и расстроенно.
— Подумай об этом, подумай о нем, прошу тебя, — с этими словами он повернулся и покинул ее дом.
Проходили недели, Лондон так ничего и не слышала от Дерека. Ее сбережения скоро подойдут к концу, и ей предстояло решить, чем заняться дальше. Вернуться к проституции она не могла из-за многих причин, самой важной была — она даже не могла вынести мысли, что другой мужчина будет дотрагиваться до нее после Дерека. Он явно заклеймил ее душу и тело. Теперь она даже не могла себе представить кого-то другого рядом с собой.
Джоанна и мать хотели, чтобы она пошла в университет. Фаррах пообещала оплачивать ее обучение, словно Лондон было восемнадцать. Лондон подумывала об этом, но не склонялась к этому решению. За свою жизнь она прошла через многое, познала совершенно другую ее сторону, и обычное формальное образование в университете казалось ей шагом назад, попыткой стать кем-то, кем она на самом деле стать никогда не сможет, она уже не сможет стать той прежней. Поэтому она не могла принять окончательное решение, она сидела взаперти в доме раздумывая и страдая по Дереку.
Несмотря на то, что ее не оставляла мать и преданная Джо, она все равно была одинока, с каждым днем все сильнее чувствуя отсутствие Дерека. Она словно заморозилась, и была не в состоянии двигаться вперед, сердце болело и постоянно крутились воспоминания об его уходе. Его обидные слова, жалили ее все сильнее, и как он смотрел на нее, пока она не исправит создавшуюся ситуацию, она не сможет начать новую жизнь и вообще жить.
В какой-то из дней Джоанна появилась на пороге ее дома с крошечным белым комочком шерсти — мальтийской болонкой.
— Ты взяла себе собаку? — спросила Лондон, целуя крошечное существо в нос, пока он пытался выбраться из рук Джоанны.
— Не я, а ты, — Джоанна плюхнула щенка ей на руки.
— Что?
— Это твой щенок, — усмехнулась Джоанна. — Ты решила сделать перезагрузку своей жизни, поэтому тебе необходим друг для компании.
Лондон подняла его к своему лицу и посмотрела в крошечные черные глазки.
— Да? Ты думаешь, что я смогу заботиться о щенке?
— Конечно сможешь, — Джоанна проплыла мимо Лондон на кухню. Она поставила сумку от Шанель на столешницу и стала извлекать из нее все, что необходимо для щенка —миска для корма и воды, ошейник, поводок, маленькие жестяные баночки с консервами, а также книгу о дрессировке собак.
— Ты хорошо подготовилась, — сказала Лондон, держа щенка под мышкой и рассматривая выложенное на стол.
— Я подумала о всех твоих возможных возражениях, — она вытащила пластиковый плоский пакет из сумочки и развернула его, который тут же стал превращаться в небольшой, мягкий вольер для собак.
— О Боже мой. Что это? — Лондон разглядывала вольер с сетчатыми бортами.
— Это конечно же его место, когда ты будешь уходить куда-то и не захочешь, чтобы он свободно бегал по дому, ты поставишь его сюда.
Лондон подняла щенка к своему уху.
— Он говорит, что ему не нравится, — сказала она подруге. — Он говорит, когда я буду куда-то выходить, он хочет пойти со мной.
Джоанна попыталась скрыть улыбку, наполняя миски едой и водой.
— Я рада, что вы нашли общий язык друг с другом.
Лондон прижала щенка к щеке.
— Мне кажется, он будет рад остаться, — сказала она. — И я, пожалуй, назову его Кингмейкером. (Kingmaker — создатель «королей»; влиятельное лицо, от которого зависит назначение на высокий пост; влиятельное лицо, которое способствует созданию и возвышению какого-либо политического деятеля, вершитель судеб, — прим. пер.)
— Что за имя для собаки? — насупившись спросила Джоанна.
— Это наш с ним секрет, у нас же должны быть с ним секреты, не так ли, Кингмейкер?
Джоанна закатила глаза.
— Я создала монстра.
Лондон посмотрела на нее через кухонный стол, блестящими глазами.
— Спасибо, Джо. Ты удивительная. Ты замечательная подруга, и мне так повезло с тобой.
Джоанна фыркнула и повернулась к раковине.
— Ну, хватит. Будь хорошей хозяйкой для собаки. И сделай что-то действительно великое со своей жизнью, хорошо?
— Хорошо, — прошептала Лондон.
Кингмейкер полностью соответствовал своему имени, он способствовал, чтобы Лондон дала своей жизни еще один шанс, и она понимала, что эта крошечная жизнь полностью зависела теперь от нее. Ей приходилось выходить на улицу, выгуливая его, ходить в магазин, чтобы покупать ему еду. Она наконец стала отходить от своих постоянных дум, следя за ним, ее разбитое сердце стало постепенно оживать, благодаря любви к нему. Она посвятила себя уходу за маленьким щенком, который чуть ли не постоянно нуждался в ее внимании, и периодически ее преследовали слова Камаля: «Один из вас должен сделать первый шаг, и не уверен, что он способен его совершить».
Если Дерек ощущал хотя бы половину той боли и страданий, которые чувствовала она и причинила ему, и у него не было Кингмейкера, как у нее, он не сможет двигаться вперед, не сможет вообще куда-нибудь двигаться, просто не сможет жить полноценной жизнью. Если Дерек находился в таком же замороженном состоянии, как и она, производя какие-то автоматические движения и также страдал, то нужно с этим что-то делать, стала возникать у нее мысль, несмотря на боль, которую все время испытывала.
Через десять дней, как Джоанна принесла Лондон самый потрясающий подарок за всю ее жизнь, Лондон села за кухонный островок, открыла интернет на Apple, и, наконец, решила осуществить свой план, который у нее созрел в голове.
