13 июля 1967 г.
Приходил Г. Р. Ширма. Седой, кажется, уже слабеющий старик, и осанка не та, как бывало, не прямая и гордая, почти величественная, а какая-то старческая, хоть и гордая, но вместе с тем и согбенная, если можно так сказать. С ним Тамара Дубкова, женщина высокая, видная, красивая. Хотят, чтобы «Неман» давал о музыке. Больше давал. Договорились собраться в редакции в сентябре и детально обсудить этот вопрос.
14 июля 1967 г.
От Ленки пришло письмо. К экзаменам во ВГИК ее допустили — добилась...Но надежды, пишет, никакой. Кругом киты, киты, а она так, планктон...
17 июля 1967 г.
Ох, льется вода
по дороженьке.
Не хотят меня нести
мои ноженьки...
Только что дочитал роман Н. Круговых о ракетчиках. Все, что связано с солдатами, — хорошо, великолепно. А все «личное» (где появляются женщины) худо, натянуто, неестественно. Если автор согласится на ужатия и некоторую доработку, — получится вещь.
19 июля 1967 г.
Вернулась Аленка. Во ВГИКе провалилась. Говорит, поставили двойку за рецензию. Хотя, по ее словам, рецензия получилась лучше, чем этюд, за который ей поставили тройку или четверку, не знаю точно. Потом она побывала
в литературном, у Пименова. Тот, говорит, принял ее хорошо, но в этом году уже поздно — приемная комиссия будто бы уже распущена, — и предложил ей подать на конкурс в будущем году.
5 августа 1967 г.
Жарко. Душно.
Аленка мечется. То говорит о поездке в Сибирь, то начинает готовиться к поступлению в театральный.
Сейчас дочитывает «Анну Каренину».
29 августа 1967 г.
У Аленки всюду полный провал. Университет потеряла.
19 сентября 1967 г.
Был у Макаенка на даче. Он прочитал куски пьесы «С ярмарки» — от автора — новый вариант. Кажется, сейчас может и пойти.
Говорили о сильном положительном характере. Он вынашивает сюжет, где главным действующим лицом будет его отец, человек интереснейшей биографии. Участник гражданской войны, один из первых членов артели «Дружба»,
которая позже стала ядром колхоза, подпольщик в Отечественную войну, расстрелянный немцами...
Может получиться что-то вроде хроники одной жизни.
26 сентября 1967 г.
Аленка уехала.
В Сургут.
Больно до того, что хоть плачь.
Наивная еще, слишком уж доверчивая, — пропадет ни за грош.
1 октября 1967 г.
Пришла телеграмма от Аленки. «Встретилась подробности письмом Елена». Сие, должно быть, означает, что она добралась, устроилась в Сургуте, о чем скоро и напишет.
Дай бог, чтобы у нее там все было хорошо!
21 октября 1967 г.
Черт возьми, как летит время! Давно ли провожали Аленку, давно ли получил телеграмму, а вон уже сколько воды утекло!
Аленка кроме телеграммы прислала три письма. Первое неопределенное, скорее грустное, чем бодрое. А два других ничего...
Но вот что открылось: судя по письмам, и устроилась она сносно, и работает, дурака не валяет, и люди кругом как люди, как в любом другом месте, — а на сердце все тяжесть. Даже не тяжесть, а постоянная тревога. Как она там? Сыта ли? Не холодно ли ей? Все ли ладится? И т. д.
25 октября 1967 г.
Приближаются праздники. Настроение у людей тревожное. Тихо, без паники, но кое-кто закупает побольше продуктов. А вдруг война!
13 декабря 1967 г.
Вот уже почти месяц, как от Аленки нет писем. Посылали телеграмму, и на нее нет ответа.
В голову лезут всякие дурные мысли...
24 декабря 1967 г.
Ленка прислала письмо. Оказывается, облетела и объездила (на самолетах, вертолетах, а где и на собаках) чуть не весь Север.
* * *
Макаенок был на приеме у Машерова. Вернулся сияющий, как будто получил орден на грудь. Все вопросы решены. Всё, что задумал, — от первого до последнего пункта.
1) Пьесу разрешили ставить.
Машеров будто бы сказал:
— Как ты сам смотришь? Можно ставить?
— Можно!
— Тогда ставь. Мне и читать не стоит. Посмотрю в театре.
2) «Неману» дали три единицы: редактора отдела искусства, литсотрудника отдела очерка и публицистики и художественного редактора. И т. д.
3 января 1968 г.
1 января в шесть утра звонит Аленка. Из Сургута:
— Папа, вышли те, что откладываешь для меня...
Утром отправил телеграфом двадцать семь рублей — все, что у меня лежало во втором томе Жуковского.
В чем дело? Зачем ей срочно понадобились деньги? Валентина расстроилась, ждет письма с подробностями, но Аленка не торопится...
9 января 1968 г.
Разговорились о Вал. Катаеве, о его последней повести в «Новом мире» (Бунин, Маяковский и др.).
Макаенок:
— Не понимаю я этой повести. Читал, читал, бросил. Снова взялся читать — и опять не мог, — бросил.
11 января 1968 г.
Аленка, наконец-то, прислала письмо. Мерзнет, как собачонка. А впереди могут быть сорока- и пятидесятиградусные холода. Боится страшно.
Сегодня послали ей чулки, но разве это спасет? Сумасшедшая девка! Бросить тепло, беззаботность, институт — и ради чего?
23 января 1968 г.
Макаенок в мотеле — пишет новую пьесу... Звонил. Работа идет, — значит, вернется не скоро.
Заходил Гаврук. Честил почем зря Бориса Пастернака — за то, что тот будто бы извратил Шекспира, когда переводил его на русский язык.
1 февраля 1968 г.
Пьесу Макаенка «С ярмарки» все-таки зарезали. На коллегии министерства культуры зарезали. А несколько дней спустя Павел Ковалев отказался печатать ее и в «Полымi». Под тем предлогом, что будто бы Макаенок просрочил, не сдал вовремя... Но это явная отговорка. Причины глубже, и главная из них — решение все той же коллегии министерства.
5 февраля 1968 г.
Во всех инстанциях нам утвердили еще три единицы. Редакция становится по-настоящему солидной.
Но — кого взять, — вот вопрос! Работники есть (Скобелев, Ерохин), но онизанимают такие тепленькие должности, что вряд ли согласятся расстаться с ними.
Будем посмотреть, как говорится. Во всяком случае, спешить негоже. Однажды поспешили (с Тарасом и Ефимовым), — себе дороже стало.
9 февраля 1968 г.
Звонок из Москвы:
— Макаенок?
— Нет.
— Ах, Г. Л., здравствуйте, говорит Михаил Горбачев... Передайте Макаенку...
— И пошел, и пошел.
Суть дела в том, что Макаенку предлагают поехать на месяц (с 18 февраля)в Крым, на какой-то семинар драматургов, в качестве руководителя семинара, разумеется.
Через полтора часа является Макаенок. Передаю разговор от слова до слова. Задумался. Ехать или не ехать? С одной стороны, заманчиво очень — месяц пожить на всем готовом и где?— в Крыму, где уже весна. А с другой...
16 февраля 1968 г.
Макаенок так-таки едет в Ялту. Сегодня подписал приказ о передаче полномочий заму, а послезавтра, то есть в воскресенье, на самолет до Симферополя.
Сейчас звонил:
— Я только что из комитета, от Борушко. Завели речь об обложке. Говорит, давайте, бумагу мы найдем!
Имеется в виду хорошая, плотная бумага, на которой можно было бы печатать в три цвета — ярко, броско, рекламно, как выражается сам автор идеи. Что ж, попробуем.
3 марта 1968 г.
Март наступил. Весна... Утром морозно, потом заметно теплеет, даже начинает подтаивать.
* * *
От Аленки ни слуху ни духу. Прислала матери телеграмму на день рождения, и опять молчок.
Страшно за девку.
* * *
Макаенок полмесяца как в Ялте.
9 марта 1968 г.
От Аленки по-прежнему ни слуху ни духу. Как воды в рот набрала.
Об институте, наверное, не может быть и речи. Значит, еще год... А там — замужество (от этого никто не избавлен), пеленки, ложки-поварешки... Разочарование в жизни... Последнее особенно страшно.
10 марта 1968 г.
Ленка прислала телеграмму. Поздравительную. Три слова и подпись. Попробуй угадай, как она там.
* * *
В обед нагрянул Петр Леонович Лебедев, секретарь Березовского райкома партии, с женой и сыном. Талантливый дядька. Мастер на все руки.
12 марта 1968 г.
Зашел Александр Миронов. Разговорились об эпилепсии, о том секрете, которым он обладает. По его словам, он уже вылечил 8672 человека. Цифра колоссальная. Если даже учесть, что Миронов порядочный болтун и хвастун, значит, возможно, преувеличил вдвое, — все равно много!
«Секрет» прост. Берет несколько поросят в возрасте от двух до трех-пяти недель, варит их целиком, предварительно вынув внутренности, выбирает какие косточки из черепа, берет пять позвонков, сушит, толчет и, смешав с сахаром, делает порошки.
Похоже на шарлатанство, но...
— Даже одну семидесятилетнюю старуху вылечил. Дай, думаю, попробую... И — помогло! Сам не ожидал, а — помогло!
15 марта 1968 г.
Вчера звонила Ленка. Слышимость была неважная, и я многого не разобрал.
Что-то насчет театрального и ВГИКа... Боже мой, неужели с ума спятит?
В доме после этого скандал.
Дело в том, что звонок вызван Наташкиным письмом, в котором она писала, что мама больна (микроинфаркт), и давай, мол, приезжай в Минск. Я сказал Ленке, что мама ничего, уже вышла на работу, ну, отсюда и сыр-бор... Напрасно сказал, надо бы, мол, вытащить девку из Сургута...
Так-то оно так, да я не уверен, что здесь, в Минске, ей будет лучше.
