Единственный путь наружу шел через арку, только слабые ореолы света от люминесцентных сфер, встроенных в стены, до нее не доходили, и проход окутывали тени.
— Посмотри, свободен ли путь, — прошептал Коракс, указав на арку и тьму за ней. — Я проверю, не догнали ли нас преследователи. Держи, — он кинул мне гладий, свое последнее запасное оружие. Я поймал его, кивнул и поспешил к арке, но не увидел и не услышал никаких признаков опасности.
— Здесь лестница вниз, — заметил я. — И я чувствую сквозняк.
Разумеется, он был искусственным, и воздух пах плесенью, но это могло указывать на то, что рядом находилась палуба с циркуляцией воздуха, а значит, почти наверняка и с людьми.
Коракс еще несколько секунд подождал под открытым люком, после чего присоединился ко мне.
— Что показывают сенсоры шлема? — спросил я, зная, что брат уже осматривает арку в различных спектрах.
— Тени… — прошипел он, немного смутив меня своим тоном.
Не знай я брата так хорошо, я бы решил, что он обеспокоен.
— Другого пути нет, — заметил я, указав гладием на тьму, как будто она была врагом, с которым можно побороться.
Коракс согласился, выпустив когти, и мы вместе начали спускаться по лестнице.
Внизу тьма была все так же непроглядна. Смотреть сквозь нее было не проще, чем смотреть сквозь деготь. Я знал, что она была не простым отсутствием света. Наши глаза с этим легко бы справились, избавив от необходимости гадать, что же нас окружает. Она была чем-то иным, чем-то густым и тягучим, липнущим к нам, как смола. Вглядываясь в ее маслянистые глубины, я различил смутный контур чего-то вроде колизея. Мы спиной к спине стояли на его арене. Под ногами шелестел песок.
— Ловушка! — крикнул я, но было слишком поздно.
Коракс успел взбежать до середины лестницы, когда позади нас захлопнулась выдвижная противовзрывная дверь. Оставаясь на шаг позади него, я повернулся к арене, а неестественная тьма между тем начала утекать через отверстия в полу, и холод, не осознававшийся раньше, покинул тело. Факелы зажглись вдоль восьми стен площадки, на которой до сих пор не знающими покоя призраками лежали скелеты гладиаторов в разбитых доспехах. Я вдруг вспомнил, где раньше видел комнату перед лестницей. В Фемиде, городе ноктюрнских царей-воинов, устраивавших гладиаторские состязания, чтобы доказать свое мастерство и выбрать себе нового вождя. Бойцы ожидали начала битвы в казармах, затачивая оружие или разум перед грядущим состязанием. Коракс и я не сделали ни того, ни другого. Что на этот раз задумал наш тюремщик?
— Да, все это несколько архаично, признаю, — произнес Керз, привлекая наше внимание. Он взирал вниз на нас с трибуны амфитеатра. — Но Ангрону, думаю, понравилось бы. Прискорбно, что его тут нет. На Исстване ваши пути едва не пересеклись, верно, брат?
Я поднял голову к верхним рядам амфитеатра, встречая взгляд Керза. Он был не один. Тридцать терминаторов-Атраментаров окружали арену, открыто демонстрируя пушки «Жнец».
— Жаль, что наши не пересеклись, — ответил я.
— У тебя был шанс на Хараатане, но ты им не воспользовался.
— И когда все закончится, ты пожалеешь, что я этого не сделал.
Керз слабо улыбнулся. Два Атраментара по бокам от него протянули оружие: меч и трезубец.
— На Нострамо подобных величественных сцен не было. Аренами нам служили канавы и ульи, но кровавый спорт не испытывал недостатка в претендентах.
Он бросил нам меч. Тот погрузился в песок на треть клинка.
— На наших улицах правила бандитская культура, и каждый хотел был частью самой сильной банды.
За мечом последовал трезубец, воткнувшийся в землю с такой силой, что вибрации пошли по всей длине рукояти.
— Даже у убийц и насильников есть ритуалы, — продолжил Керз. — Даже для подонков вроде них это важно. Но возможности всегда были ограничены, и зачастую можно позволить только что-то одно. Первым делом, — сказал он, взглянув на Коракса, — бой должен быть честным. Снимай доспехи, брат. Они ставят тебя в неравное положение с Вулканом.
— Я думал, ты не любитель официозных торжеств, Конрад, — вызывающе заметил я, делая шаг вперед. — Разве не поэтому ты перерезал правителей своего мира и благородных обитателей шпилей?
— Они не были моими правителями, и не были они благородны, — мрачно вымолвил Керз. — А теперь Коракс снимет броню или обречет ваших сыновей на смерть.
Из задних рядов Атраментаров на противоположных сторонах амфитеатра вывели двух воинов. На одной стороне был Кравекс, сын моего брата, потерянный и считавшийся погибшим; на другой — Неметор.
Оба воина безуспешно бились в руках захватчиков, не столько потому, что надеялись вырваться, сколько для того, чтобы продемонстрировать неповиновение.
— Неметор…
Как один несчастный сын начал значить так много… Керз не сказал мне, что случилось с остальным моим легионом, а я не нашел в себе смелости спросить его. Я верил, что они были живы, но сколько — не мог сказать. Если бы они все погибли на Исстване, Керз не упустил бы возможность вогнать мне в сердце этот нож. И хотя все его пытки были полны обмана, сам Керз пока ни в чем мне не солгал. Саламандры еще были живы. Я еще был жив. Я должен был спасти Неметора.
Коракс, судя по всему, пришел к тому же выводу и спокойно снял броню, пока не остался в одних поддоспешных штанах, наголенниках и ботинках. Его великолепные доспехи валялись на песке, как какой-то ненужный хлам.
Керз унижал нас, и мне стало стыдно при мысли о том, что я втянул брата в это уродливое представление.
— Прости меня, Корвус. За все это.
— Не беспокойся, Вулкан. Я самостоятельно принял это решение и я знаю, что на моем месте ты поступил бы так же.
— Но брат, ты не понимаешь…
Нам швырнули два гладиаторских шлема, оборвав мое признание. Один был черным, похожим на голову хищной птицы, второй — темно-зеленым и драконьим. Было очевидно, чего хотел от нас Керз.
— А теперь надо станцевать? — поинтересовался я, поднимая предназначенный для меня шлем.
— В некотором смысле, — ответил Керз. — Наденьте их.
Внутри шлем оказался шероховатым. Он был тяжел.
— Одному суждено жить, другому умереть, — раздался голос Керза по звенящему вокс-передатчику внутри шлема. — Бандитская культура жестока, братья. Вы пока не понимаете этого, знаю. Но вы поймете.
Я взглянул на Неметора, явно не понимавшего, что происходит, а потом на Коракса; он, в свою очередь, смотрел на Кравекса.
Бездна вновь была рядом, я балансировал на самом краю и глядел вниз, в ад и тьму. Боль прошила череп одновременно со всех сторон, и я осознал, что шлем казался шероховатым, потому что его внутренняя часть была усеяна крошечными гвоздиками. Керз только что погрузил их острия в мою голову. Бездна пульсировала перед глазами, требуя решиться, сделать шаг вперед и затеряться в этом жаре.
Я изо всех сил пытался сохранить спокойствие, прогнать безумие, грозящее охватить меня буйством.
Коракс до сих пор не пошевелился; впрочем, прошло лишь несколько секунд.
— Выживший будет выпущен на свободу, как и его люди. — Свое последнее правило Керз объявил во всеуслышание. — И знайте, что в моем вольере есть и другие драконы и вороны. А теперь сражайтесь.
Керз до сих пор не лгал мне. И сейчас он должен был говорить правду, иначе игра не имела бы смысла. Но я не мог убить Коракса. Мне придется пожертвовать Неметором, как бы больно это ни было. Я не склонюсь перед варварством и не стану таким, как Керз. Безумие вгоняло когти в мое сознание, но я не поддамся ему. Керз не одержит над нами верх. Я ему не позволю.
Коракс победит, Неметор погибнет, но Корвус, по крайней мере, останется жив. Я принесу эту жертву, я сделаю это для своего брата.
Я потянулся к мечу.
— И еще, Вулкан… — прошептал Керз по воксу последнее условие, лично для меня. — Я солгал. Победи Коракса, оставь его без сознания, или я убью его и пришедших с ним Воронов, а тебя заставлю смотреть.
Я попытался закричать, но из механизма, встроенного в шлем, в мой открытый рот выдвинулась стальная пластина, лишив возможности говорить.
Коракс не двигался. Мне оставалось лишь гадать, не сказал ли Керз ему то же самое, что мне, только для противоположных участников?
— Все еще колеблетесь? — спросил Керз. — Я вас не виню. Тяжело убить собственного брата, чтобы выжить. Но поверьте мне: голодные псы не ведают верности, когда на кону стоит их жизнь. Я помню одну семью на Нострамо. Дружную и готовую зубами защищать друг друга. Они вырезали целые банды, посмевшие им угрожать.
— Однажды зимой, исключительно холодной и суровой, они вступили в войну с соперничающей бандой. Наградой были территория и статус. Но вскоре это стало делом чести, можете в это поверить? Что за возвышенные и губительные идеалы. Война завела их далеко от того места, которое они называли домом, — и это действительно была война, только куда грязнее той, к которой вы привыкли.
