- Спокойно, - сказал полицейский, и Джордж увидел полы его синего мундира, в пыли и солнечном свете. - Щас будет скорая. Не шевелитесь. Хотите, мы пошлем за вашим доктором?
- Нет, - беззвучно, одними губами, сказал Джордж.
- Или отвезти вас в частную клинику?
- Пусть везут, - чуть слышно ответил Джордж, - в городскую больницу.
- Ясно.
В толпе метался человечек в пыльнике, что-то объясняя и яростно доказывая, а его спутница, девушка с пронзительным голосом, поддакивала ему, заявляя во всеуслышание, что готова пойти в суд и подтвердить, что он говорит чистейшую правду.
- Это парень, что вас сбил, - сказал полицейский, глядя вниз на Джорджа. - Кажись, он прав, а вы, наверно, замечтались. Прям чудно, как могут помять такие крошечные машинки, сроду не подумаешь, но по-моему, не резон нам винить того, кто был за рулем.
- Богом клянусь, я тут ни при чем! - горячо согласился юноша в пыльнике. Он встал в ногах у Джорджа и пылко обратился к нему: - Мне ужасно жаль и всё такое, я ж не говорю, что я не сбивал. Я против вас зла не держу, но я тут совершенно ни при чем! Вы сами наткнулись на меня, а я врезался в вас, а когда вы поправитесь, вам и цента из меня не вытянуть! Эта леди сидела рядом со мной, и мы оба вам кричали. Скорость-то была не больше восьми миль в час! Но я вас уверяю, что мне очень жаль, и этой леди тоже. Нам просто очень жаль, но поймите, это всё!
Веки Джорджа дрогнули, его затуманенный взгляд скользнул по протестующим автомобилистам, но старый властный дух воспрянул в нем, и только одно слово сорвалось с его уст. Лежа на спине посреди улицы, с собравшейся вокруг толпой, глазеющей на него, как на неприятную диковину, забитым пылью ртом он произнес одно лишь слово, и в углах губ выступила кровь.
Это слово очень заинтересовало полицейского. Когда карета скорой помощи умчалась прочь, он повернулся к только что подошедшему напарнику:
- Забавную вещь он сказал сбившему его малому. Просто обозвал одним словом - и больше ничего, - а ведь тот ему обе ноги переломал и бог весть что еще наделал!
- Меня тут не было. Так что он сказал?
- Рвань!
Глава 35
Отношение Юджина к Джорджу не переменилось после разговора с Кинни в клубе у окна, хотя слова старого друга растревожили его. Он волновался не из-за намека на то, что Фанни Минафер может потребоваться помощь, если работа ее племянника с нитроглицерином приведет к беде, его просто очень удивило, как Кинни мягко, но настойчиво "шел" к предложению о том, что Морган может устроить Джорджа на свой завод. Юджину не понравилось, что ему что-то говорят про Джорджи Минафера. Кинни показал Джорджи в другом свете, и этот новый Джорджи выглядел приличным человеком, ведь нельзя отрицать, что этот незнакомый Джорджи поступил благородно, устроившись на опасную работу ради своей тетушки - бедной, старой, глупой Фанни Минафер! Юджину было наплевать, действительно ли Джорджи рискует жизнью и насколько приличным человеком он стал: ничего из того, что Джорджи сделает в этом или каком-то ином мире, не изменит мнения Юджина Моргана о нем.
Даже если бы Юджин переступил через себя и предложил Джорджи работу на автомобильном заводе, он не сомневался, что этот гордый демон ни за что не согласится принять его предложение, хотя следует отметить, об истинных мотивах отказа Джорджи Юджин даже не догадывался. Джордж никогда бы не пал так низко и не принял бы материальную помощь Юджина без потери уважения к себе, которое он как раз начал обретать заново.
Но если бы Юджин захотел, он бы с легкостью вытащил Джорджа из нитроглицеринового цеха. Юджина всегда интересовали не осуществимые на первый взгляд изобретения, и он давал деньги на различные исследования, например, на поиск замены бензину и резине, и хотя он не забыл о том, что узнал от Кинни, он всё равно не отказался от покупки солидного количества материалов у старого Экерса с условием, что химическая компания оборудует для него экспериментальную лабораторию. Он хотел купить больше, и Экерс лез из кожи вон, лишь бы ему угодить, и если бы Юджин замолвил словечко за Джорджа, тот мог бы получить любое место на химзаводе. Джордж об этом даже не узнал бы, ведь все покупки Юджина совершались без шумихи: они с Экерсом лично вели дела, не распространяясь о них.
Юджин неожиданно подумал об этой возможности помочь и, размышляя, всё больше убеждался, что это легко осуществимо. Вдруг его передернуло от отвращения: как такое вообще могло прийти ему в голову, особенно теперь, в библиотеке, пока он наслаждается последней сигарой перед сном. Нет! Он бросил сигару в пустой камин и отправился в спальню.
Даже если он и позабыл оскорбление, нанесенное ему, он не мог без боли вспоминать Изабель. Но и в постели Юджин не перестал думать об этом: всё верно, что бы там Джордж ни делал, он не в силах поменять уже сложившееся мнение. Его могла поменять только Изабель.
Когда Юджин засыпал, горько думая о Джорджи, Джорджи в больнице думал о Юджине. Он только что "отошел от эфира", почти не ощущая тошноты, и лежал в полудреме, время от времени наблюдая, как вдруг из ниоткуда в его маленькую палату вплывает белый парусник, покачиваясь на волнах. Чуть позже он понял, что видит это, только если пытается открыть глаза и осмотреться, поэтому он поплотнее смежил веки, после чего в голове прояснилось.
Он думал о Юджине Моргане и о Майоре, ему даже показалось, что это один и тот же человек, но он всё-таки сумел разделить образы и даже сообразил, почему путает их. Давным-давно его дедушка был самым выдающимся и удачливым человеком в городе, и люди частенько говорили "богат, как Майор Эмберсон". Сейчас так говорили о Юджине. Джордж часто слышал, как рабочие на химзаводе мечтали: "Были б у меня деньжищи Юджина Моргана!" или "Владел бы заводом Юджин Морган, работа бы тут спорилась". А живущие в их с Фанни многквартирном доме люди болтали об особняке Моргана в столовой, совсем как французы семнадцатого столетия сплетничали о Версале. Джордж, как и его дядя, видел в доме Моргана новый Эмберсон-Хаус. Воспоминания унесли его в детство, в дни, когда Эмберсон-Хаус был дворцом, а он скакал на своем пони по въездной дороге и командовал темнокожими конюшими, те радостно гикали и подчинялись, а дедушка, наблюдающий за ними из окна, смеялся и кричал: "Так их, Джорджи! Пусть эти ленивые негодники попрыгают!" Он вспоминал своих молодых дядюшек, и как весь город принадлежал им - и ему. Какой же это был чистый, милый городок! Воображение рисовало картины великолепия Эмберсонов - и их упадка, и даже их смерти. Беды медленно засасывали их без надежды на спасение, они даже не успели заметить, как это происходит. Большинство из них уже лежало на семейном участке в старой, запущенной части кладбища, а их имя исчезло из нового города, не оставив следа. Но и эти новые великие люди - Морганы, Экерсы, Шериданы - тоже исчезнут. Джордж предвидел это. Уйдут, как ушли Эмберсоны, и хотя некоторым из них повезет больше, чем Майору, и их имя не сотрут из названия больницы или улицы, это будет всего лишь слово, да и оно рано или поздно канет в небытие. Ничего не остается, не держится, не хранится там, где идет рост, - Джордж, пусть и смутно, но верно понимал это. Великий Цезарь мертв и обратился в прах прекратил существование развеян по ветру мертвый Цезарь стал ничем лишь скучным рассказом на странице школьного учебника мальчишки прочитают и сразу забудут его. Эмберсоны умерли, новые люди умрут, и те, что придут за ними, а потом другое поколение, и следующее, и следующее...
Он бормотал себе под нос, и ночной санитар, дежуривший в палате, подошел и склонился над ним:
- Вам чего-то хочется?
- Что проку начинать семейное дело, - доверительно прошептал ему Джордж. - Даже Джордж Вашингтон только буковки в книге.
Юджин прочитал об аварии в утренней газете. Он был в поезде, только что отъехавшем в Нью-Йорк, и будь у него меньше свободного времени, он наверняка пропустил бы неприметную статью под заголовком "Сломанные ноги":
Вчера Д.Э.Минафер, сотрудник "Химической компании Экерса", попал под автомобиль на углу Теннесси и Мэн. В результате происшествия он получил перелом обеих ног. По словам патрульного Ф.А.Кэкса, видевшего аварию, Минафер сам виноват в случившемся. За рулем небольшого автомобиля был Герберт Коттлмэн, проживающий на Ноубл-авеню, который утверждает, что двигался со скоростью меньшей, чем четыре мили в час. Пострадавший принадлежит к когда-то известному в городе семейству. Он был отправлен в городскую больницу, врачи которой позже заявили, что, помимо перелома ног, у Минафера многочисленные внутренние повреждения, но надежда на выздоровление есть.
Юджин прочитал заметку дважды и отшвырнул газету на сидение напротив, потом долго смотрел в окно. Его отношение к Минаферу не изменилось ни на йоту даже после того, как он начал чисто по-человечески сострадать боли и повреждениям Джорджи. Он подумал о его высокой, изящной фигуре и задрожал, но горечь никуда не делась. Он никогда не винил Изабель за слабость, стоившую им нескольких лет счастья жить вместе, но он винил ее сына и не мог перестать делать это.
