Полезно милостыню дать убогим:
Сироткам, вдовам от щедрот своих.
(с особой значимостью)
Но выше нет заслуги перед Богом -
Как жизнь свою отдать за жизнь других!
Архиепископ блаженно закрывает глаза и умолкает.
Мономах:
- Да он совсем меня не слышит!
И от него не слышно слов…
Может, преставился? Нет – дышит…
Ты что, владыко, нездоров?
Архиепископ
(открывая глаза):
- Я шел к тебе – шаги считал!
Мономах:
-Зачем?..
Архиепископ:
- Затем, что мне придется
За каждый шаг – велик иль мал,
Держать ответ…
(садясь)
Прости, устал…
(поднимая перст)
Ведь он там – в Небе отдается!
Мономах:
- Да это мне, хоть забываю,
И так известно самому.
Но здесь… сейчас… не понимаю, -
Ты это все – к чему?
Архиепископ
(поднимаясь, с неожиданной силой в голосе):
- Над крестной клятвою твоей –
Для этого я здесь, не так ли? -
Не властен я – архиерей,
Что с бородою не из пакли!
В Царьграде я видал давно
Таких. Развяжут, не бледнея,
И крестной клятвы узы. Но –
Ответ за то еще страшнее!
Архиепископ подходит к аналою в углу, перед иконами, на котором лежат Евангелие и Крест.
Архиепископ
(глядя на крест):
- Он на кресте уж тыщу лет,
И всё живой… Как то не видят?!
(Мономаху)
Мои слова и мой ответ
Тебя, надеюсь, не обидят?
Мономах
(сдержанно):
- Ну, что ты… Нет!
Архиепископ:
- Тогда пойду -
Считать шаги, что были прежде
И что, даст Бог, еще пройду
В пути – ко сбыточной надежде!
Архиепископ, поддерживаемый под руку Мономахом, медленно идет к двери, где князь передает его гридню. Летописец ему вслед:
Летописец
(ему вслед):
Один, в безмолвии ночном,
Перебирая зерна четок,
Он мог бы спутать явь со сном,
Когда б ход мыслей не был четок.
Ему не нужно ничего:
Среди дождей, морозов, зноя, -
Подобна келия его
Ковчегу праведного Ноя.
В соседней келии монах
Давно отбил свои поклоны
А он, с молитвой на устах,
Глядит на древние иконы.
Весь мир, уставши от грехов,
Спит до рассвета, забывая,
Про пенье третьих петухов…
А он, себя окаивая
И спать ресницам не веля,
Всю ночь стоит у аналоя,
Молясь, чтоб стала вся земля
Ковчегом праведного Ноя!
Мономах
(тяжело опускаясь на скамью):
- Он мне сказал и все, и ничего…
В спокойный час я, как земля сухая,
Впитал бы жадно все слова его,
Ни одного из них не упуская.
Но этот час тяжел, как никогда.
Сейчас меня преследует иное:
Как о небесном думать мне тогда,
Когда зависит от меня земное?!
Вся тяжесть снова на моих плечах.
И надо… надо принимать решенье.
Ведь сила князя не в словах -
В его делах и их свершенье.
Что я могу народу дать,
Дав ханам улететь, как птицам:
Осиротив – потом подать
Сиротам, нищим и вдовицам?!
Коварство Итларя… Кидана взгляд…
Прав беглый раб – такие не отстанут.
(вспоминая)
«Слова их мед…
Дела их яд…»
Обманут ханы нас, обманут!
(летописцу)
А если мы обманем их,
Как предлагает воевода?
(летописец отворачивается, и Мономах – сам себе)
То не от слов, а дел моих
Спасется множество народа!
Не будет литься кровь рекой,
Не содрогнется Русь от стона,
И не потянется строкой -
Позорной – в Степи нить полона!
Прав Ратибор – там выгода видна,
А тут (стучит по груди) ее никто не видит.
А может… у нее здесь нет и дна?
Войти – войдет, и только в Небе выйдет?..
Пора, пора уже давать ответ…
Не льет вода под камень залежалый!
Итак – итог? Скорее, да, чем нет…
Да-да, скорее «да», пожалуй!
(после раздумья, уже более решительно)
И, если там княжь гридь уж возвратился…
Его за воеводой я пошлю…
Мономах хлопает в ладоши – раз, другой. Собирается хлопнуть в третий, как дверь отворяется, но, вместо гридня входит Гита.
Гита:
- Ты все еще в трудах?
Мономах:
- Да, припозднился…
Гита:
- Идем со мной, тебя я покормлю!
Мономах отрицательно качает головой. Гита подсаживается рядом.
Гита:
- Почти не ешь, совсем не спишь…
Не отдохнешь от дел рабочих.
Мой лад! Себя ты не щадишь
Мономах:
- Себя-то я как раз щажу, а прочих…
Гита:
- Один, охрану отпустил!
Ну, как же можно без охраны?
Мономах:
- А меч на что?
Гита:
- То - мало сил,
А всюду эти ханы, ханы…
(глядя на мужа)
Ты у меня совсем устал!
А я все сына вспоминаю:
Каким он был, каким он стал,
И обнимаю, обнимаю…
Я знаю, что нельзя так, но -
Ты только не изволь сердиться -
Хочу спросить уже давно:
Когда наш мальчик возвратится?
Мономах:
- Как только все у нас начнется…
Гита
(встревожено):
- Что все?!
Мономах:
- Ну… скажем, дань мы соберем,
Так сразу он к нам и вернется.
Я думаю, уж скоро…
Гита:
- Днем?
Мономах:
- Не могут злого сделать ханы
Такому сыну моему:
Ведь на него, с рожденья, планы –
Особые!
Гита:
- Но почему?
Мономах:
- Он носит имя Святослава,
Который двести лет назад
Ходил на Степь. И честь, и слава
Ему покорны были…
Гита:
- Лад!
Мороз крепчает! Шубу надо
Ему бы передать туда…
Мономах:
- Дадим и шубу, моя лада -
Когда вернется он сюда!
Гита:
-Я верю слову Мономаха!
Ведь ты - не ханы и князья,
Которым ничего без страха,
Все знают, доверять нельзя!
Гита уходит.
Мономах
(вслед жене):
- Что с нею будет, если Святослава
Нам не удастся вызволить? Вина
Тогда на мне, и как отрава,
Испортит нашу жизнь она!
Да и князья – пойдут ли вместе
На Степь под знаменем моим.
Или останутся на месте,
В надежде выстоять самим?
(с горькой усмешкой)
Олег с великою охотой
Напишет сразу всем о том,
Что Мономах наделал с ротой,
Которую скрепил крестом!
Кто после этого со мною
Общаться станет, не боясь,
Что с клятвой сделав так одною,
Их тоже не обманет князь?
Да, риск и здесь, причем, немалый…
И, может, лучше нет, чем да?
(смотрит на летописца, но тот молчит, и тогда – опять себе)
Да-да, скорее, нет, пожалуй…
Но если нет – опять беда!
Допустим, даже ханы эти,
Взяв дань, бескровно в Степь уйдут.
Так вслед за ними, словно сети,
Другие будут тут, как тут!
Придут, как там им дань покажут,
И, позабыв вчерашний страх,
Назавтра явятся и скажут:
«Плати и нам, князь Мономах!»
А чем платить? Уж нечем будет -
Все, что собрали – отдадим!
И, если так нам Бог рассудит,
Собой платить придется им…
Нет времени на размышленье,
И тут и там видна беда,
И надо принимать решенье.
Так как же быть: нет или да?
Да или нет? Два эти слова
Опять, как обоюдоострый меч!
И я в недоуменье снова -
Которому идти навстречь?..
За дверью вновь слышится тихая, протяжная песня. Мономах хлопает в ладоши и подзывает к себе вошедшего гридня.
Мономах:
- И снова ты! Незаменимый прямо!
Устал?
Гридень:
- Нет, князь!
Мономах:
- Поди сходи к жене!
Гридень отрицательно мотает головой.
Мономах:
- Ведь прикажу, коли такой упрямый!
Гридень:
- А то, хоть ты и князь, не сможешь мне!
Мономах:
- Как это так? Мне говорить такое…
Да и, смотрю, во взоре без вины!
Гридень:
- Вина, князь, есть, но то – совсем другое…
Мономах:
- Что именно?
Гридень:
- Нет у меня жены!
Пока с тобой за ханами гонялись,
Они вошли в мою родную весь…
И там над ней сначала надругались,
(показывая на сердце)
А после… после саблею – вот здесь.
Мономах:
- А дети что - они, надеюсь, живы?
Гридень
(с горечью, усмехаясь):
- А это лучше половца спроси…
Он моих чад рабами, для наживы,
Угнал подальше от святой Руси…
И где они теперь: в Степи? в Царьграде?..
Небось, уже забыли, как их звать.
И мне осталось только Христа ради
Теперь за них – убогим подавать…
