Но по прошествии этих дней, учитывая ситуацию, в которой мы оказались, я не уверена, что такое возможно. Я даже не уверена, скажу ли я ему когда-нибудь, что чувствую на самом деле, потому что, кто доверят подобным словам от человека, которого ты едва знаешь? Не важно, насколько я уверена в этом, не важно, что люди постоянно, каждый день безнадежно влюбляются. Я не знаю, увидит ли он когда-то, увидит по-настоящему, что и как я чувствую. И худшее во всем этом то, что все становится только хуже пока дни бегут, и я все больше и больше попадаю под его чары.
Этим вечером я делаю себе чай и располагаюсь на диване, с удобнейшими, огромными подушками, Лионель и Эмили лежат рядом со мной. Я бесцельно переключаю каналы, пытаясь впитать столько местного колорита Шотландии, сколько могу.
Когда Лаклан приходит домой, я понимаю, что раньше, когда у меня была возможность, мне стоило использовать вибратор. Бедный мужчина выжат как лимон, и хотя он и не хромает, все же идёт с осторожностью, будто его сбил грузовик.
Он говорит мне не волноваться, что, вероятно, он слишком пытался проявить себя и он будет в порядке. Но, так или иначе, я наслаждаюсь игрой в медсестричку и набираю ему горячую ванную, добавляя немного геля для душа, чтобы сделать пену, и заставить его избавиться от боли.
— Позови меня, если тебе что-нибудь понадобится, — говорю ему, стоя в дверях ванной, наслаждаясь видом его массивного, покрытого чернилами тела в пенистой воде.
Но то, как он смотрит на меня, заставляет кровь в венах застыть.
Взгляд приколачивает меня к месту.
Взгляд, который говорит, что ему нужна я и только я.
Или, может быть, я просто выдаю желаемое за действительное.
Глава 20
ЛАКЛАН
Три ночи подряд мне снится один и тот же сон.
Первые несколько ночей Кайлы в Эдинбурге мои сны были незапоминающимися. Я всю ночь спал крепко и глубоко, и, в отличие от большинства ночей в своей жизни, засыпал я словно по щелчку пальцев.
Но в ночь номер четыре я провалился в волны ужаса, снова и снова накатывающие на меня, толкающие из сна в реальность.
Иногда я просыпаюсь, хватая ртом воздух, что заставляет Кайлу беспокоиться. Она расспрашивается меня, глазами умоляя поговорить с ней, объяснить. Но я не могу, ещё нет. Пока не буду вынужден сделать это. Не до того, как буду уверен, что она не отвернётся. Мысль потерять это лицо, сама идея потерять ее расположение, это сладкий, полный надежды, голодный взгляд ее глаз, подобная мысль причиняет мне боль.
Это сон уже бывал у меня раньше, и рассказать его, значит дать ей увидеть все темное во мне, ужасного, жалкого человека, каким я когда-то был.
Это день когда умер Чарли.
Конечно, во сне все искажено и обрывочно. Но достаточно, чтобы напугать. Та же аллея, по иронии судьбы недалеко от трущоб, где я вырос. Тот же Чарли. Тот же Раскаль, бродяжка, которую я называл своей собакой до того дня, когда больше не видел. Будто смерть Чарли напугала наши чувства.
Хотя во сне идёт дождь. И, в отличие от реальности, мы всегда не одни. Вдоль стен аллеи выстроились люди в чёрных и красных цветах регби. Некоторые из них машут флажками, на который сказано, что МакГрегор номер одиннадцать. Они безмолвны и это самое страшное. Они, с открытыми, двигающимися ртами и осуждением в глазах, болеют за меня, за нас, за нашу кончину, и все, что я могу слышать это звук падающего снега и хриплое дыхание Чарли.
Это был лишь второй раз, когда он принял героин. Я был там в первый раз, но не одобрял это, не в тот первый раз. Логичная, связная часть левого полушария моего мозга не работала, и все же я каким-то образом понимал, что героин это было чересчур. Как если бы это не было намного хуже, чем метамфетамин.
Но во второй раз, что ж, это я достал для него наркоту. В первый раз все прошло так хорошо, и он ненадолго стал другим человеком. Разве не так и должно быть? Один раз тебя не убьёт. Он сделает все лишь лучше. А два, так вообще отлично.
Но все не отлично. Я поднимаюсь с земли и даже во сне не чувствую своих замёрзших ног. Хромаючи дохожу до линии с фанатами регби и спрашиваю у каждого из них, могут ли они достать немного кокса. Никто не отвечает. Они просто кричат на меня, беззвучно. Мужчины, женщины, молодые и пожилые, на их лицах всегда написана мука. Я прошу, умоляю дать мне хоть немного, но ничего. Никто не слышит меня, никому нет дела. С таким успехом я мог бы быть невидимкой.
А вот Чарли отнюдь не невидимка. Он всегда был полон жизни. Он кричит мне поторопиться. Помочь ему, говорит, что я ужасный друг и разве он уже не достаточно сделал для меня?
Пожалуй, Чарли единственный друг, который у меня когда-либо был, поэтому я, конечно же, сделаю все, что смогу, чтобы он был счастлив. Я продолжаю пытаться, несмотря на то, что выражение лиц людей меняется, становясь перекошенным, более дьявольским. Везде ощущается наличие чистого зла, чёрная жирная тень, прилипающая к спине, влияющая на ваши мысли и душу. Даже спустя все эти годы, она все ещё там, ждет, как бы добраться до меня. И когда я добираюсь до последнего человека на аллее, и вижу что это пятилетний я, тощий и весь в синяках, и несильно отличающийся от меня во сне, у меня появляется шанс.
Пятилетний Лаклан вручает мне Лионеля. Он кивает на него, намекая на что-то большее. Я разрываю льва, раздирая швы вдоль брюха, и, словно белый песок, наружу высыпается героин. Он сыпется не переставая, заполняя пространство у моих ног, все растёт и растёт и растет. Руки хватают меня за щиколотки, тянут вниз - мой рот, нос, и уши заполняются частичками, голова взрывается фейерверками.
Чарли стоит надо мной, машет на прощание, кровь бежит из его носа и глаз.
— Скоро увидимся, приятель, — говорит он с кровавой улыбкой. — Билет в один конец прямиком в ад.
Я тону в наркотиках, и мир становится чёрным.
Не удивительно, что я просыпаюсь с прерывисто колотящимся сердцем, а легкие кажутся свободными от воздуха.
— Очередной сон? — тихо спрашивает Кайла, и в полутьме я вижу блеск в её глазах. Она опирается на локти, рассматривая меня, пытаясь преуменьшить это, но я вижу, как она напугана.
Во рту пересохло.
— Угу, — грубо говорю я, делая глубокий вдох.
— У тебя уже бывало подобное?
Я киваю, лишь раз.
— Мне нужна вода.
Я встаю с кровати, Лионель так крепко спит в ногах, что даже не шевелиться, когда я проползаю над ним.
Оказавшись ванной, я брызгаю холодную воду на лицо и смотрю на своё отражение. Внутренние уголки глаз окрасили тёмные круги. Как это вообще возможно, одновременно чувствовать себя таким чертовски счастливым и выглядеть так дерьмово? Я открываю медицинский шкафчик и смотрю на свои таблетки. Когда уехал в Штаты, я намеренно оставил Перкоцет дома. Боль утихла, и я не нуждался в искушении. Антидепрессанты лишь запутываются меня и не в хорошем смысле. Ативан большую часть времени работает.
Я наполняю стакан, стоящий на раковине, водой и проглатываю вместе Перкоцет и Ативан. Если это не поможет мне снова заснуть, то, по крайней мере, поможет дожить до утра. Может быть даже до вечера, когда думаю, мне это будет нужнее.
Когда я повезу Кайлу повидаться с моими родителями, Джессикой и Дональдом, настоящими МакГрегорами. Хотел бы я сказать, что не беспокоюсь об этом с тех пор, как запланировал, но это будет чистой воды ложь.
Дело в том, что я даже не знаю, почему нервничаю. Потому что боюсь, что всплывет мое прошлое? Это кажется маловероятным. Мои родители достаточно уважают меня, чтобы никогда не говорить об этом. Потому ли это, что я боюсь, Кайла не оправдает их ожидания? Тоже маловероятно. Они наименее осуждающие люди, которых вы бы могли встретить, независимо от их статуса в обществе. Кайла очарует их.
Или то, что я приведу ее знакомиться с родителями - когда я никогда никого больше не приводил знакомиться с ними - говорит намного больше о том, что я чувствую к ней, к нам, чем я когда-либо мог?
У меня есть чувство, которое можно назвать только одним словом.
Я закрываю шкафчик и, закрывая глаза, прижимаюсь лбом к холодному зеркалу.
— Лаклан? — я слышу тихий голос Кайлы из-за двери ванной. — Ты в порядке?
Я хмыкаю в ответ, прочищая горло.
— Минутку.
Я быстро справляю нужду и когда забираюсь обратно в кровать, она лежит под простынями, наблюдая за мной.
— Я в порядке, — говорю я, забираясь рядом с ней. — Иди сюда. — Оборачиваю руки вокруг ее плеч и притягиваю ближе к себе. Провожу пальцами вдоль линии роста волос, шёлк ее волос и кожи уносят меня в медикаментозный сон.
***
Джессика и Дональд живут примерно в часе езды от Эдинбурга, их дом лишь в нескольких зеленях участках от Мори-Ферт и легендарных закусочных, где я тратил большую часть своих карманных денег.
Примерно через двадцать минут я подъезжаю к бару Robbie's и паркуюсь.
— Зачем мы здесь? — спрашивает Кайла. — Они живут в пабе?
