Алан Силлитоу - Ключ от двери

Она стала какой-то чужой после полутора месяцев раз­луки, и он чувствовал, что так они не будут ближе друг другу. Он вспомнил, как поженились Джоан и Джим: все произошло месяца три назад, когда Джоан сказала Джи­му, что она беременна, а к тому времени, как она выяс­нила, что тревога была напрасной, они были уже помол­влены, однако никто из них не стал поднимать из-за этого шум или откладывать свадьбу. И Джим тогда сказал Брайну, что, когда человек помолвлен, люди на него смо­трят с большим уважением и относятся к нему, как к взрослому. Но Брайну все это было ни к чему, и теперь он подумал, не обманывает ли его Полин, говоря по при­меру Джоан, что беременна, просто для того, чтобы за­ставить жениться.

— Мама как-то утром увидела, что меня тошнит, и я сказала, что это просто желчь разлилась, но, когда она за­метила, что это продолжается целую неделю, то потащила меня к врачу. Я вообще-то почти наверняка знала, пото­му что прошли все сроки. И все же надеялась, вдруг это что-нибудь другое, а теперь вот...

Она улыбнулась, и он понял, что она вовсе не думает вынуждать его к помолвке, как это сделала Джоан.

— Дело дрянь, — сказал он, робко улыбаясь ей в от­вет. Он не знал, смеяться ему или плакать, его лихора­дило.

— Да, дело дрянь, если ты так смотришь на это, — ответила она.

Они шли, взявшись за руки, по иссиня-черному мраку аллеи, и холодный ветер дул им в лицо. И тогда он сказал, не подумав — во всяком случае, он еще только думал, сказать или нет, и вдруг решился сказать, не раз­мышляя:

— Надо готовиться к свадьбе.

— А ты этого хочешь? — спросила она ровным, спо­койным тоном, будто речь шла о чем-то совсем посторон­нем.

Он сжал ее руку.

— Да, представь себе. И, если ты согласна, мы поже­нимся.

Она усмехнулась.

— Может быть, ты просто считаешь, что обязан это сделать?

— Мы достаточно давно встречаемся!

— И все же мне жаль, что это выходит как-то по не­обходимости. Не люблю, когда что-нибудь делают по не­обходимости, понимаешь?

Он обиделся.

— Это ты к чему?

— Сама не знаю. Просто по-другому было бы лучше.

— Может быть.

— Не в том дело, что мне хочется обвенчаться с тобой в церкви и все такое, — сказала она. — Это давно уста­рело. Раз уж мы с тобой живем, то какая разница?

— Да, это так, — согласился он, — хотя не думаю, что твоей маме и Бетти это особенно понравилось бы.

— Милый, но ведь главное — это мы с тобой, правда? В наше время редко кто в церковь идет венчаться.

— Конечно, — сказал он. — Надо бы нам в «Могучий дуб» сейчас зайти, отметить это событие, отпраздновать. Это ведь считается праздником, помолвка-то. — Он пы­тался отделаться от засевшего в нем чувства, что его пой­мали, заманили в ловушку, навалили на него бремя ответ­ственности.

— Я б рада выпить с тобой, только сейчас и смотреть не могу на спиртное.

— Да я и сам... — Он был доволен тем, что она испы­тывает то же смутное чувство. — Может, завтра, — ска­зал он. — Хотя особенно спешить незачем.

— Конечно, но и тянуть особенно мы не можем.

— Я обо всем позабочусь, не беспокойся. Возьму от­пуск и все такое.

— Ну что ж, если только ты не сбежишь, — ска­зала она полусерьезно, чтобы посмотреть, как он это вос­примет.

— Я убежал бы, если б хотел, — сказал он твердо,— но не хочу. Я тебя очень люблю, ты знаешь.

— Что-то я не припомню... — поддразнила она его.

— Да я же говорил тебе! — закричал он. — Сколько раз говорил!

— Знаю, знаю, милый.

— Но вид у тебя всегда был такой, будто ты мне не верила.

— А ты как думал? Мы и так далеко зашли, дальше некуда. — Напоминание о том, что у него будет ребенок, сразу смирило его, и он привлек ее к себе.

— Ну, не надо спорить, милая.

— За эти три недели я вся извелась. А тут еще мама меня допекает.

— Почему же ты не написала мне? — крикнул он. — Я бы пулей примчался. Никто б не посмел меня остано­вить.

— Сама не знаю. Я думала, писать об этом не стоит. И мама тоже так сказала, когда узнала.

— Думала, я сбегу и поминай как звали, — усмех­нулся он.

Ее кулак больно ткнул его в бок.

— Вовсе нет, ты, хитрая бестия. Можешь убираться на все четыре стороны, если хочешь: я все равно рожу ре­бенка и обойдусь без твоей помощи. Знаешь, что мама сказала? «Не выходи за него, если он тебе не нравится. Но если хочешь, то так все-таки лучше». Мне не больше твоего хочется так рано замуж выходить. И я вовсе не от­того за тебя выхожу, что ребенок. Я и с ребенком могу дома жить и работу не бросать.

Он потер ушибленный бок: иногда она бывает крот­кой, как ангел, а иной раз как вспылит — только дер­жись.

— Чего ты взъелась? Я же пошутил.

— Ладно, — сказала она. — Только тебе иногда тоже не мешает быть ко мне подобрее.

— Так я же часто... — Он хотел подчеркнуть свою доброту. — Видишь, я еду домой в отпуск, мчусь из са­мого Глостершира, чтоб с тобой повидаться, а ты меня вон чем встречаешь. Думаешь, меня это не ошарашило?

— Понимаю, а только я ведь не могла по-другому, правда? Я рада, что ты приехал. Теперь мне стало по­легче.

Губы их слились в долгом поцелуе, и они оторвались друг от друга, только когда проезжавшая мимо машина осветила их фарами, сворачивая возле Балун-Хаузиз.

— А я не боюсь, что у меня родится ребенок, — ска­зала она. — Я уверена, что буду любить его и все будет хорошо.

— Ну, значит, все в порядке. Мы ведь сами на это шли.

Радость и страх наполняли его. Потрясение первых минут, когда будущее показалось ему непроглядным, как океан мрака, за последние полчаса перестало быть таким пугающим, и мало-помалу его наполнило чувство огромной радости. Шагая в обнимку, они пересекли шоссе и вышли на дальнюю опушку леса.

За день до того, как Брайну нужно было возвращаться в Глостершир, у них во дворе появился Берт, одетый с иго­лочки, в берете, в походной форме и с орденскими лен­точками, полученными за последний бросок через Рейн. Полк его был расквартирован в Триесте, и он проехал че­рез всю Европу, чуть не двое суток тащился в жестких вагонах, чтобы — как он в шутку сказал Хэролду Ситону — вволю наслушаться Рэдфорда, выпить и всласть по­щупать какую-нибудь толстушку.

Им было по пути, и они вместе вышли из дому. Брайн шел к Полин в Эспли, а Берт хотел зайти к брату, жив­шему неподалеку, в Синдерхилле. Стояла сухая погода, жара, казалось, никогда не кончится — она держалась уже целую неделю, — и они шли, разговаривая о службе в ар­мии. Брайну казарма не нравилась, но он не хотел объяс­нять Берту, почему, а Берт был, наоборот, в восторге, от­того что не нужно думать, где бы поесть и как достать лишний шиллинг.

— Я, может, еще на три года сверхсрочником завер­буюсь, а мог бы на рождество домой вернуться, — сказал он. — Наверняка даже так и сделаю.

— А зачем? — спросил Брайн. — Работы сейчас много.

— Мне в армии служить больше нравится, чем рабо­тать. — сказал Берт.

За стеной, сложенной из плит песчаника, протянулось кладбище, на многих могилах клонились под ветром трава и цветы, отсвечивая снежно-белым, алым или коричневым на фоне мрамора. Было воскресное утро; люди пришли сюда навестить родные могилы и хлопотали возле них с садовыми ножницами и лейками. Брайн сказал двою­родному брату:

— Я тоже хочу в некотором роде завербоваться, толь­ко на всю жизнь. Я женюсь.

Оба остановились. Берт схватил его за руку и посмо­трел ему прямо в глаза.

— Не может быть.

— Да, женюсь. На Полин. А что, ведь мы давно с ней гуляем.

— Да брось ты.

— Что значит «брось»? — Он ждал от Берта каких-то других, горячих слов, а так непонятно даже, что он хотел сказать, считает ли его дураком или разумным че­ловеком, сумасбродом или просто шалопаем, способным жениться только потому, что ему хочется новенького, а мо­жет, думает и то и другое. Но он недооценивал Берта, тот хитро взглянул на него и, прищурив один глаз, спро­сил:

— Она что, ребенка ждет?

И протянул ему пачку сигарет, наверно чтобы смяг­чить свою бесцеремонность, если он ошибся.

В первую минуту Брайн решил было сказать, что это не так, но не знал, насколько беременность Полин будет заметна к тому времени, когда они поженятся. Да и в лю­бом случае, если она родит ребенка, арифметика будет не­сложная, все можно на пальцах подсчитать, так что лучше уж признаться сейчас, чем потом оказаться трусливым лжецом.

— Да, она беременна, — сказал он. — И мы женимся.

Они пошли дальше, и теперь Берт держался чуть поо­даль, глядя ему в лицо и стараясь угадать, не обманывает ли он.

— Но ведь тогда тебе крышка! — с жаром воскликнул Берт. — Все, теперь ты уж на крючке, приконченный, при­шпиленный. А почему бы тебе не удрать?

— Потому что я не хочу. Ведь тогда я не смогу ее видеть.

— Да брось ты. Завербуйся, пусть тебя ушлют за океан, или на худой конец перережь себе глотку, сунь голову в петлю. Господи, тебе же только восемна­дцать!

— На будущий год девятнадцать будет, — ухмыль­нулся Брайн.