Либеральный лагерь быстро подметил эти признаки упадка и начал пророчить близкий конец общедворянской организации. Однако затем он вынужден был признать, что его надежды оказались сильно преувеличенными. За год с небольшим до начала войны октябристский официоз констатировал, что наряду с Думой «существует еще, так сказать, приватный парламент, обладающий большим влиянием на ход нашей государственной жизни», — «объединенное дворянство», политика которого «находит живое отражение в настроениях сфер, направляющих внутреннюю политику нашего отечества»40.
Особенно сильно это влияние в годы, предшествовавшие войне, сказывалось в вопросе о назначениях. Как свидетельствовал В. Н. Коковцов, «большей частью» назначения в Государственный совет шли под «негласными влияниями» Совета объединенного дворянства, который провел туда «из своей среды» Бобринского, Струкова, Арсеньева, Куракина, Охотникова «и немало других»41. За несколько месяцев до начала войны два активных члена Постоянного совета — Н. Н. Янушкевич и И. Н. Ладыженский — были назначены соответственно начальником генерального штаба и управляющим делами Совета министров 42.
Одиннадцатый съезд «объединенных дворян» (10—14 марта 1915 г.) — первый в условиях войны — прошел совершенно спокойно. В унисон с Думой произносились казенно-патриотические речи, посылались телеграммы не только царю и Николаю Николаевичу, но и славному соратнику Янушкевичу. С энтузиазмом обсуждались доклад о борьбе с «немецким засильем» и резолюция, требовавшая «обладания» проливами. Не были забыты и кровные дворянские дела — более скромные, чем проблема «Царь- града», но зато более близкие. В частности, дебатировался вопрос о положении винокуренной промышленности в связи «с прекращением торговли крепкими напитками». В целом съезд был пустым и заурядным. Критический час еще не наступил, а в текущей ситуации ничего не оставалось, как заниматься тривиальными словопрениями.
Весенне-летние события 1915 г. оказались переломными не только для Думы, но и для общедворянской организации. «Патриотическая тревога», охватившая широкие круги либеральной «общественности», вызвала тревогу и у Постоянного совета объединенных дворянских обществ, но несколько иного свойства. Настал, по его мнению, первый из тех двух моментов, ради которого он, собственно, и был создан. Пришла очередная пора «возвысить» голос в защиту самодержавия.
Голос был «возвышен» в форме письма председателя Постоянного совета'А. П. Струкова на имя Горемыкина, датированного 23 августа 1915 г., т. е. днем окончательного оформления «Прогрессивного блока». Даты совпали случайно, но то, что письмо Струкова было прямой реакцией на создание блока, не подлежит сомнению. От имени совета Струков обращал внимание премьера на то, что «произносимые и передаваемые прессой во все концы страны левые речи, некоторые заключения столичных совещаний и злоупотребление печатным словом являются предвестниками новых смут с целью изменения государственного строя России. Только незыблемость основ существующего порядка в соединении с твердой и единой правительственной властью в центре страны и на местах, врученной государем лучшим преданным ему и осведомленным людям из обширного русского общества, оградит страну от шатания мыслей и внутренней смуты» 43. Кого Струков и К° считали «лучшими» и наиболее «осведомленными», не требует объяснений. Пример с Янушкевичем говорит об этом достаточно красноречиво.
Расчет Постоянного совета на то, что письмо Струкова в трудный для царизма час мобилизует и сплотит дворянскую организацию, не оправдался. Наоборот, оно вызвало бурю в дворянской среде. С мест посыпались заявления и протесты, осуждавшие акцию Постоянного совета как не только не отвечающую, но прямо противоречащую подлинным настроениям дворянства.
Весьма решительно отреагировали на письмо Струкова полтавские дворяне. В постановлении губернского собрания, принятом в начале октября 1915 г., говорилось: поскольку Постоянный совет «признал возможным» сделать очень серьезное выступление от имени «объединенного дворянства», не только не осведомившись о мнении дворянских обществ, но даже не запросив губернских предводителей дворянства, и так может поступить впредь, «неотлагательно выйти из организации объединенных дворянских обществ».
За Полтавой последовала Кострома. 7 октября костромичи постановили: «Считая, что Совет объединенных дворянских обществ, выступая с протестом против всенародных желаний и выдавая их за происки неблагонадежных лиц, действует во вред народу и его державному вождю, костромское дворянство единогласно постановило немедленно выйти из состава объединенных дворянских обществ».
Петроградское дворянство 27 сентября вынесло решение «впредь до выяснения» деятельности Постоянного совета «воздержаться от участия в работе Постоянного совета и общедворянских съездов», т. е. практически также вышло из организации. В постановлении от 31 августа новгородское дворянство «в сознании долга перед царем и родиной» заявило, что оно «не может согласиться» с письмом Струкова по следующим соображениям: 1) вера народа в носителей власти поколеблена, 2) власть лишена народного доверия, 3) налицо отчужденность народа. В силу этого царь должен призвать к власти лиц, которым бы «народ верил и которым бы он повиновался и за которыми бы шел не только за страх, но и за совесть, уверенный в их таланте, творчестве, преданности царю и честности». Новгородское дворянство полагает, что «сохранение порядка и ограждение страны от внутренней смуты коренятся лишь в неотложном призвании монархом власти, сильной авторитетом всенародного доверия» 44. Последние слова были фактически требованием создания «министерства общественного доверия».
По мере того как письмо Струкова становилось широко известным и наконец попало в печать, цепная реакция дворянских протестов нарастала. В декабре с осуждением письма Струкова выступило московское дворянство, заявившее о необходимости «сближения правительственной власти с обществом». Московские дворяне, говорилось далее в письме губернского предводителя дворянства Базилевского от 11 декабря 1915 г., остаются «в полном единении взглядов по вопросу о незыблемости коренных основ существующего строя», изложенных в письме Струкова, но «по вопросу о способах достижения этой цели держатся совершенно противоположных взглядов». Кроме того, письмо Струкова является превышением полномочий Постоянного совета, определяемых уставом 45.
Вопрос о превышении полномочий прямо или косвенно затрагивался и другими дворянскими обществами. Так, например, Пензенское губернское дворянское собрание 16 декабря 1915 г. потребовало поставить вопрос о необходимости изменения § 13 устава таким образом, чтобы впредь обращения к царю от имени «объединенных дворян» могли бы иметь место только при согласии на него двух третей губернских предводителей дворянства 46.
В конце 1915 г. из дворянской организации вышли еще две губернии: Смоленская и Уфимская. Уфимские дворяне на своем «чрезвычайном» собрании 17 декабря вынесли следующее решение: 1) признавая недопустимыми обращение к «высшему правительству» от лица всего дворянства, не выслушав его мнения; 2) исходя из того, что Постоянный совет солидарен со своим председателем; 3) «совершенно не разделяя взглядов» этого письма и «сожалея о случившемся», собрание постановило осудить выступление Струкова и Постоянного совета, выйти из состава «объединенных дворянских обществ», суждение о деятельности организации в целом отложить до специального обсуждения 47.
В январе 1916 г. обвинило Постоянный совет в превышении полномочий и объявило о своем несогласии с содержанием письма Струкова тверское дворянство48. 27 января аналогичное постановление вынесло собрание дворян области Войска донского, заявив, однако, что выходить из организации, как это сделали некоторые губернии, нет оснований 49.
Раздались и примиряющие голоса, продиктованные опасением за судьбу общедворянской организации. В частности, симбирские дворяне, выразив на очередном губернском собрании в марте 1916 г. несогласие с письмом Струкова, вместе с тем заявили, что необходимо «приложить все усилия», чтобы «остановить начавшийся распад объединенной дворянской организации»; и постановили обратиться с просьбой к покинувшим ее вернуться обратно. Выход в преодолении кризиса симбиряне видели в «безотлагательном» созыве общедворянского съезда»50.
Лишь курское дворянство, ведомое Марковым 2-м, заявило о своей поддержке акции Постоянного совета (февраль 1916 г.) и выразило сожаление по поводу разногласий в среде «объединенных дворян». Подавленный и растерянный, Струков поспешил поблагодарить в письме от 5 марта «уважаемого Льва Ивановича» (князя Дондукова-Изъединова, губернского предводителя дворянства) за поддержку 51.
