хотелось, чтобы чёртова борода не закрывала рот. Рот вечно выдаёт Эмерсона: когда он вынашивает коварные замыслы, то не может контролировать подёргивания его углов.
Эмерсон увидел, как я уставилась на него.
– Вас что-то оскорбляет, МИСС Пибоди? Крошки в моей бороде, да? Или сама борода? Ну же, давайте, не стесняйтесь высказать своё мнение.
– Ну, раз уж вы спрашиваете… – начала я.
– Спрашиваю, спрашиваю. Имея прочные убеждения, я вряд ли могу возражать против того, чтобы ими обладали и другие.
– Ха! – ответила я.– Что ж, тогда я должна сказать, что ваша борода – один из самых омерзительных примеров отталкивающего придатка [179], который я когда-либо видела. Бороды антисанитарны, неприглядны, пожароопасны – вернее, опасны для курильщиков – и выставляют на всеобщее обозрение неуверенность мужчин в себе. Мужчины выращивают их только потому, что, по-моему, женщины на это не способны.
Глаза Эмерсона сузились от ярости, но он не мог издать ни звука, потому что его рот был набит яйцами и колбасой. Не успел он проглотить их, как Сайрус, нервно пощипывавший бородку, воскликнул:
– Я никогда не думал об этом с подобной точки зрения. Может быть, мне лучше...
– Не будьте раболепным дураком, Вандергельт, – прорычал Эмерсон. – Она говорит глупости в надежде досадить МНЕ. Кто, к дьяволу, вообще завёл этот разговор о бородах? Пошевеливайтесь и заканчивайте, вы все, я собираюсь уходить.
И ушёл, оставив за собой дверь, раскачивающуюся на петлях. Молодые люди вскочили и бросились за ним. Я намазала маслом ещё один кусок тоста.
– Я не имела в виду вас, Сайрус, – улыбнулась я ему. – Эта бородка – ваша неотъемлемая часть, и я не могу представить вас без неё.
Я считала, что это комплимент, но Сайрус не выглядел умиротворённым.
Когда мы сошли на берег, воздух всё ещё был прохладным и приятным. Я отстала, разговаривая с юным Чарли, искавшим меня с очевидным намерением посоветоваться. Ему потребовалось некоторое время, чтобы дойти до сути, пока я прямо не спросила, что его беспокоит.
– Это стела, – признался он. – Она – высоко на скале, вы помните?
– Стела, – повторила я. – Не беспокойтесь об этом, Чарльз, пройдёт немало времени, прежде чем Эмерсон обратит внимание на стелы.
– Нет, мэм, это не так! Он хочет, чтобы я сегодня занялся ей. И я не мог сказать профессору, я не осмелился, но я не в состоянии... я не... я должен сказать, что у меня...
– Боязнь высоты?
Он выглядел таким виноватым, словно только что признался в убийстве.
– Мой милый Чарльз, этого нечего стыдиться. Научные исследования показывают, что подобные страхи – недостатки, которые страдальцы не могут контролировать. Вы должны честно признаться; было бы опасно, а то и смертельно опасно для вас заставить себя приниматься за задачу, которую вы не можете выполнить. – Чарльз совершенно не казался успокоенным моим утешительным диагнозом, поэтому я продолжила: – Если хотите, я сама скажу Эмерсону.
Молодой парень расправил мужественные плечи.
– Нет, мэм, я благодарю вас, но это было бы трусостью.
– Скажите ему сами, но помните: если вы этого не сделаете, то расскажу я. Теперь поторопитесь, мы отстаём.
Остальные уже исчезли из поля зрения. Когда мы спешили по деревенской улице, отвечая на приветствия и перешагивая через собак, цыплят и детей, навстречу нам вышел человек. Я подавила нетерпеливый возглас: это был шейх, старейшина деревни, и по его поведению я поняла, что он намерен задержать меня.
Нам удалось избежать длительных приветственных церемоний, которых обычно требуют правила любезности в таких маленьких общинах, но я не видела возможности увильнуть от неё сейчас, не нанеся человеку смертельную обиду.
Бедный прежний старейшина, наш старый знакомый, давно уже умер; его преемником был человек в расцвете сил, который выглядел более здоровым и сытым, чем большинство феллахов. Он приветствовал меня традиционным образом, и я ответила, как полагается.
– Окажет ли ситт честь моему дому? – последовал вопрос.
Зная, что этот визит может занять час, а то и более, я искала вежливый способ уклониться.
– Эта честь слишком высока для меня. Я должна следовать за Эмерсоном-эффенди, который является моим… э-э… начальником. Он разозлится, если я задержусь.
Я думала, что этот аргумент окажется убедительным в мире, где преобладают мужчины, но старейшина нахмурил лоб.
– Ситт должна выслушать меня. Я пытался поговорить с Отцом Проклятий, но он не остановился. Он бесстрашен, но ему следует знать, что Мохаммед вернулся.
Мохаммед – очень популярное имя в Египте. Мне понадобилось некоторое время, чтобы определить, о ком идёт речь.
– Сын прежнего старейшины? Я думала, он сбежал после разоблачения злодея, притворявшегося мумией [180].
– Он убежал, да. Когда вы с Отцом Проклятий разоблачили злодея, Мохаммед знал, что отправится в тюрьму за помощь плохому человеку. Или сам Отец Проклятий накажет его, что ничуть не лучше. Уже много лет его не было в деревне, но он вернулся, ситт – я сам видел его прошлой ночью.
Я пожелала, и не впервые, чтобы некая невыразимая Сила прекратила так причудливо интерпретировать мои молитвы. Ещё один призрак из прошлого! Неужели все наши старые враги решили преследовать нас? Пока я размышляла, шейх всё больше волновался.
– Здесь живут честные люди, мы уважаем Отца Проклятий, и его почтенную главную жену, и всех инглизи, нанимающих нас на работу. Но в каждой деревне есть несколько бесчестных. Я думаю, что Мохаммед пытается разжечь их гнев против Отца Проклятий, потому что он громко говорил об этом в кофейной лавке, а слушали его те, кто слывёт среди нас негодяями. Предупредите Отца Проклятий, ситт, и позаботьтесь о себе. Мохаммед винит в своём позоре вас. Он надеялся стать шейхом после смерти отца.
И до сих пор надеется, подумалось мне. Беспокойство шейха о нас было не совсем альтруистичным – Мохаммед мог стать потенциальным соперником. Тем не менее, он был честным человеком, и я поблагодарила его, прежде чем торопливо уйти.
Эмерсон назвал наш участок раскопок восточной деревней, отвергнув возражения Сайруса, утверждавшего, что один дом и часть стены не составляют деревню. И добавившего, что никто, даже идиот, подобный Эхнатону, не построит жилой квартал так далеко от реки. (Сайрус был одним из тех, кто не разделял моего возвышенного взгляда на фараона-еретика, но в моём присутствии держал своё мнение при себе.)
Они спорили об этом, когда я появилась на сцене – даже развив самую
