Главным орудием примирения и сплочения всех черносотенных организаций была выбрана... респектабельность. Предполагалось, что если съезд «облагородить» участием в нем светских и духовных сановников, членов Государственного совета и Думы, то разношерстная и буйная ватага провинциальных «союзных» главарей не посмеет превратить его в поле очередной междоусобицы и чинно пойдет за своими высокопоставленными наставниками по пути объединения и единства действий. С этой целью на съезд были приглашены два бывших министра внутренних дел — А. А. Макаров и Маклаков — и экс-министр юстиции Щегловитов. Формально они никогда не состояли ни в одной «союзнической» организации, но их черносотенная безупречность не вызывала сомнений даже у самых оголтелых ревнителей «союзнического» дела.
На съезд прибыли также два митрополита (из трех): петроградский — Владимир и московский — Макарий. Явились также все наличные ультраправые члены Думы и Государственного совета во главе с их председателями Левашевым и Бобринским, сенатор Римский-Корсаков, а также Белецкий. Всего набралось около 240 человек. По предложению организационного бюро председателем съезда был избран Щегловитов 10 3.
Казалось, замысел инициаторов съезда удался. Явных эксцессов не произошло. Щегловитов произнес речь, смысл которой был выражен в броской фразе (принадлежавшей, однако, не ему, а Меньшикову): «Паралитики власти вяло борются с эпилептиками революции» 104. В принятой резолюции роспуск Думы признавался своевременным, выражалось удовлетворение произведенной сменой крамольных министров, осуждались Земгор и ВПК и т. д.105. Цель съезда, по признанию его устроителей, состояла в том, чтобы сорганизовать контрблок, противостоящий «Прогрессивному блоку», и выступить с заявлениями, которые уравновесили бы заявления общественных организаций |и6. Был избран также совет съезда, которому отводилась роль центрального комитета, объединяющего и направляющего деятельность всех «союзных» организаций.
Однако в действительности съезд полностью провалился. Когда Щегловитов при оглашении проекта резолюции проигнорировал требования оппозиции о поправках, оппозиция демонстративно с шумом ушла с заседания. Значительная часть участников съезда во главе с нижегородским викарным епископом Макарием Гневу- шевым объявила себя сторонниками церковно-народной группы, создаваемой в противовес бюрократически-думской группе. Она также потребовала свободной дискуссии. В ответ на категорическое заявление Щегловитова, что он никакого обсуждения не допустит, архимандрит Виталий под шум и шиканье столичных «союзников», в свою очередь, заявил, что в таком случае незачем было созывать съезд. На последнем заседании один из ораторов указанной группы обвинил президиум съезда в том, что тот самовольно забрал в свои руки руководство правыми организациями |07.
Большое недовольство у значительной части съезда вызвал и состав совета. В этом отношении (как и для оценки морального облика «союзных» главарей и черносотенства в целом) лю-
бопытен документ — письмо-обращение известного московского «союзника» Орлова с грифом «весьма секретно» к не менее известному и весьма авторитетному в «союзнических» кругах протоиерею Восторгову, одному из руководителей петроградского съезда. Начав с того, что «все правые деятели» ожидали от съезда принятия «глубоковажных решений, которые создадут из монархических организаций одно стройное и мощное тело», Орлов далее писал: «Но когда съезд закончился, то многие из представителей различных монархических организаций покинули зал с тяжелым сознанием, что съезд далеко не выполнил своих задач. Особенно ярко сказалось это в деле избрания членов монархических организаций в совет съезда, который должен выполнять функции центрального комитета всех монархических организаций». Автор письма подробно излагал свои претензии по этому поводу в духе лучших «союзнических» традиций. Почти все члены совета принадлежат к «Союзу русского народа», а другие монархические организации обойдены. Но главное даже не это, а персональный состав Совета. «Наряду с Вашим высокопревосходительством» в него вошли такие господа, как Шинка- ревский — «абсолютное ничтожество», Бобров — «наймит правого движения», получающий 100 руб. вознаграждения у Главного совета («Союза русского народа»), Кельцев — человек, имевший в прошлом дело с прокурорским надзором, Соколов — недоучившийся студент. У широкой публики может создаться впечатление, что «монархическое движение не имеет ни авторитета, ни имен, ни просто ярких деятелей, популярных среди народной толщи, что все правые партии состоят из нескольких бывших министров, да из каких-то ничтожеств, никому не известных, а если известных, то с самой плохой стороны». А между тем это не так: «И у нас есть крупные имена... так, например,
И. В. Плеве, тайный советник Иловайский, Н. П. Муратов, А. А. Сидоров, профессор В. Ф. Залесский, профессор Вязигин и целый ряд других, но их на съезд не пригласили».
Перечень «крупных имен», который Орлов противопоставил «наймитам» и «ничтожествам», лучше всего показывает, как в действительности обстояло дело у «союзников». Сам Орлов, если воспользоваться его собственным выражением, принадлежал к числу «союзников», которые были известны «с самой плохой стороны»108. Конкретно Орлов предлагал при первой возможности переизбрать совет «с таким расчетом, чтобы в него попали представители всех имеющихся в России правых организаций»109.
Разочарованы съездом были обе стороны — не только провинциальные «низы», но и столичные «верхи». В своих показаниях Щегловитов отмечал, что инициаторы съезда «усиленно» просили его взять на себя председательствование «в видах объединения этих чрезвычайно раздробившихся организаций». И у них и у него «была мысль», что его участие в качестве председателя «даст возможность несколько объединить эти группы».
Только единство, на его взгляд, «могло сделать их сколько- нибудь жизнеспособными». Результатом было «глубочайшее разочарование: я увидел, что достигнуть объединения... нет никакой возможности. Вот почему я и отказался потом председательствовать в сохранившемся после съезда совете из лиц, выбранных на этом съезде»110.
Макаров показывал, что находился на съезде минут 20, «по большой просьбе, для того чтобы своим отсутствием не причинить им (устроителям.—А. А.) демонстративно неприятностей». Узнав из газет о своем избрании в совет, он немедленно заявил об отказе быть членом111. Неудача съезда была предопределена еще до его созыва. «Мятежники-провинциалы согласились принять участие в петроградском съезде только потому, что у них в кармане уже лежало разрешение на свой съезд в Нижнем Новгороде, назначенный на 26 ноября, т. е. сразу после первого. Представители поволжских монархических организаций, демонстративно отказались приехать на петербургский съезд, обвинив руководителей съезда в том, что они хотят захватить власть112. Действительно, в ходе съезда была предпринята попытка не допустить нижегородского сборища113. Не только петроградских заправил, но и главного шефа «союзников»— департамент полиции — беспокоила мысль о компрометации идеи создания черносотенного контрблока, если решать ее станут вожаки из Астрахани, Саратова, Одессы.
В цитированном докладе петроградского охранного отделения начальник его Глобачев, отметив, что либеральной прессе не удалось «доказать с достаточной убедительностью черносотенно-погромную опасность монархистов, так как наличность среди участников совещаний (т. е. съезда.—А. А.) видных и авторитетных правых деятелей в достаточной степени гарантировала „приличный" исход съезда... без... демонстративных и резких эксцессов», подчеркивал, что в Нижнем Новгороде картина будет иной. По имеющимся агентурным сведениям, этот съезд может «привести к ряду нежелательных и более чем неудобных выступлений со стороны преобладающих там менее уравновешенных и менее дальновидных правых... Чувствуя себя здесь в присутствии видных деятелей Государственного совета и Государственной думы как бы на втором месте и не решаясь открыто выступить со свойственной им резкостью выпадов и резолюций, эта среда крайних и неумеренно правых монархистов все время сдерживалась надеждами на возможность развернуться во всю именно на съезде в Нижнем Новгороде, одним из видных организаторов коего является Дубровин»1 4.
Что же не устраивало в Петрограде людей, которых даже начальник охранки называл «неумеренно правыми»? С его течки зрения, причина недовольства провинциалов сводилась к убеждению, что петроградский съезд не был всероссийским — не была представлена провинция, особенно район Поволжья, где черносотенцы гораздо правее. Правых с Волги, указывал Глобачев, явилось на петроградский съезд «весьма мало, и все они определенно высказались в том духе, что петроградские совещания не носят истинно монархического характера, а поддерживают даже либеральных министров»115.
