При этом, однако, в прениях единодушно прозвучало требование сформировать в резолюции пункт о «министерстве доверия» таким образом, чтобы было ясно: «объединенные дворяне» выступают категорически против лозунга «ответственного министерства» 84.
Начальный, ударный абзац резолюции гласил: «XII съезд объединенных дворянских обществ, искони преданных своим само-
держцам, с великой скорбью усматривает, что в переживаемый Россией грозный исторический час, когда для крепости и единства государства является особо важным монархическое начало, эта вековая основа государства претерпевает колебания в своих собственных устоях». Далее перечислялись конкретные проявления «колебаний». В государственное управление «внедряются... темные силы», которые «подчиняют своему влиянию верхи власти и посягают даже на управление церковное». Церковь «угнетена». Гражданское управление страны «пбтрясено». Власть не обладает «единством мысли и воли и не пользуется доверием народа». Центральный пункт о создании «министерства доверия» был сформулирован следующим образом: «Необходимо создать правительство сильное, русское по мысли и чувству, пользующееся народным доверием и способное к совместной с законодательными учреждениями работе; однако ответственное только перед монархом, оно должно быть вооружено в лице председателя Совета министров полнотой власти и сплочено единством общей программы» 85. Резолюция была принята единогласно под бурные аплодисменты 86. Она (прежде всего указанный выше пункт) означала присоединение «объединенных дворян» к «Прогрессивному блоку».
Кадетский официоз поспешил объявить осуждение съездом письма Струкова фактом исторического значения, колоссальным сдвигом «объединенного дворянства» влево. «На наших глазах,— говорилось по этому поводу в передовой,— совершается огромный сдвиг, который еще вчера казался невероятным... создавшееся положение совершенно исключительно»8'.
Такая оценка была далека от действительности: «объединенные дворяне» стали оппозиционерами поневоле. Являясь крайними реакционерами и монархистами, они вынуждены были присоединиться к ненавистному племени «прогрессистов» и заявить о своем отчуждении от верховной власти, но это не означало действительного полевения. Съезд показал, что «объединенные дворяне» продолжали оставаться такими же «зубрами», как и Марков 2-й, несмотря на то что на этот раз он даже не был допущен на съезд. Даже самые «левые» из них не уставали твердить, что они прежде всего правые, правые, правые... Раньше и теперь заявляю, говорил Львов, что, работая в Земском союзе, был и остаюсь там крайним правым 88.
Как мы помним, треть губерний выступила за одобрение письма Струкова, хотя революция уже заглядывала в окна дома Офицерского собрания, где проходил съезд. Несмотря на единогласное принятие резолюции, 25 дворян — участников съезда в пику боль- Шенству составили собственное постановление, в котором указывали, что «долг благородного российского дворянства верноподданнически донести до сведения державного вождя земли русской о современном тяжелом внутреннем положении России и выразить ему, что, следуя завету и примеру предков, дворянство самоотверженно готово всеми средствами помочь государю победить врага и вывести отечество из настоящего положения на путь процвета-
ния». 25 дворян требовали, чтобы обращение к царю со стороны съезда последовало «непосредственно через председателя совета, смело, прямо и открыто, и не может вопреки традициям быть объявлено во всеобщее сведение вне съезда до доклада его величеству» В9.
Несомненно, что, если бы политическая конъюнктура, с точки зрения царизма и дворянства, несколько улучшилась, мнение указанного меньшинства мгновенно бы стало мнением большинства. «Объединенные дворяне» наступали на горло собственной песне, и это обстоятельство лишний раз подчеркивает силу и глубину кризиса, переживавшегося царизмом накануне революции.
Как уже известно, на XII съезде дворянская организация ставила задачу не только выразить отношение к кризису власти, но и преодолеть свой собственный кризис. Последнее они рассчитывали достигнуть с помощью организационных коррективов. После того как 24 губернских предводителя вынесли 12 мая свое постановление, Постоянный совет понял, что ему придется согласиться на их требования, тем более что и в самом совете были сторонники реформирования § 13 и других пунктов устава. На заседании 23 октября так и было сделано. В принятом постановлении § 13 исключался. Вместо него вводился § 14, согласно которому Постоянный совет мог обращаться к «высшему правительству» только тогда, когда на чрезвычайном заседании совета в присутствии не менее половины всех губернских предводителей дворянства две трети собравшихся проголосуют за такое обращение, причем заседания должны проходить в Москве, а не в Петербурге 9|).
Примечательно требование о перенесении важных заседаний Постоянного совета в Москву. Мусин-Пушкин вообще предложил всю деятельность совета перенести в Москву, но это было признано чрезмерным и отвергнуто 22 голосами против двух 9|. Формально это предложение мотивировалось тем, что губернским предводителям, которые по уставу являлись членами совета, легче и быстрее доехать до Москвы, чем до Петрограда. В столицу же они не успевают приезжать вовремя, повестки о предстоящем заседании часто получают уже после того, как заседание состоялось, и в результате Постоянный совет на деле превратился в очень немногочисленную коллегию, решающую все дела от имени совета. В действительности, хотя об этом вслух не говорилось ни слова, за этим требованием стояло нечто гораздо большее, а именно попытка если не оторвать, то по крайней мере ослабить главный источник силы и влияния руководящей группы совета — правительственные и придворные связи.
На съезде была принята также поправка к уставу, полностью отменявшая кооптацию. По поводу кооптированных опять говорилось, что «эти лица в большинстве случаев высоко стоящие и живущие в гор. Петрограде, которые вместе с тем и допускаемы этим самым фактом на съезд». Была принята поправка Олсуфьева, предоставлявшая Постоянному совету право выбирать место для сво-
их заседаний. В остальном постановление совета от 23 октября было принято без изменений 92.
Поскольку изменения устава были произведены в желательном для большинства губерний духе, Крупенский на следующем заседании съезда (2 декабря) предложил послать письмо от имени президиума съезда к вышедшим дворянским обществам с просьбой вернуться, а заодно обратиться с призывом о вступлении тех дворянских обществ, которые до этого не входили в общедворянскую организацию 93. Это предложение было принято, и новый председатель совета разослал соответствующие письма как первым, так и вторым (тифлисскому и кутаисскому губернским обществам), но адресаты уже не успели ни вступить, ни вернуться — помешала Февральская революция.
Председателем Постоянного совета съезд избрал Самарина, причем заочно. Первый раз он был выбран но этот пост (и тоже заочно) в 1912 г. Тогда Самарин отказался. Теперь он дал согласие. Выбор, конечно, был не случаен. Позже его единогласно избрали московским губернским предводителем, и ему была устроена «необычайная овация». В свою очередь, столичное дворянство, демонстрируя свою оппозиционность, избрало своим губернским предводителем князя В. М. Волконского94. Самарин был самой авторитетной фигурой российского дворянства, стяжавшей себе славу несгибаемого борца против «темных сил» и Распутина в защиту православной церкви. Его избрание председателем совета явилось, так сказать, организационным выражением дворянской оппозиционности.
На этом фоне становится понятной акция Родзянко, предпринятая в январе 1917 г. в связи с роспуском Думы. Когда председатель Совета министров показал ему три подписанных царем указа о роспуске Думы, предусматривавшие три разных варианта этого роспуска (полный роспуск и новые выборы, роспуск до окончания войны и роспуск на неопределенное время без указания даты), из которых он мог выбирать любой, Родзянко в ответ на этот шаг обратился с призывом за помощью... к Совету объединенного дворянства. «Я оказался вынужденным,— объяснял он,— искать ту организацию общественного характера, которую упразднить и заставить молчать невозможно (?) по самому существу дела». С этой целью он вызвал из Москвы Базилевского и Самарина с его товарищами по Постоянному совету князем Куракиным и Карповым и петроградского предводителя Сомова. «Разъяснив им положение вещей и возможность моего ареста (?!) и высылки, я просил в этом случае их стать на страже интересов страны... Представители дворянства вполне разделяли мою точку зрения и поняли мои опасения...» 95.
