полицейский застегнул наручники на нѐм. Его громила тоже жаловался, спокойно
выражая проклятия под нос, когда они надели наручники и на него.
Мы стояли и ждали, пока закончится обыск. Доминик улыбнулся, когда полицейские
вышли с самолета ни с чем и пораженным взглядом в глазах. Но затем приехала
другая машина с несколькими собаками. Большой, грузный полицейский повел собак
к самолету. Я увидела вспышку страха в глазах Доминика, когда собаки сразу начали
лаять.
Я была не удивлена, когда грузный полицейский вернулся с огромным пакетом
кокаина в его руке.
– Похоже, вы выбрали самоубийство, господин де Лука, – сказал полицейский по
обмену, когда схватил его за руку и повѐл к одной из машин.
Доминик посмотрел на меня:
– Если я узнаю, что за этим твой муж...
Холод плясал вверх-вниз по моему позвоночнику. Если бы была одна вещь, которую
я узнала о Доминике к этому моменту, это было бы то, что он не дает пустых угроз.
Они посадили меня в другую машину. Я больше не видела Доминика, его громилу,
или кого-нибудь ассоциирующего с ним. Машина, в которой была я, заехала в
подземный гараж, и меня повели в комнату, в которой были только узкий стол и пара
складных стульев. Мне сказали, что придут поговорить со мной через несколько
минут, но чувствовалось, будто прошли часы. Я на самом деле не знаю, как долго я
была там. Возможно, меньше часа. Время, казалось, изменилось для меня, по
крайней мере, так я воспринимала это. Я сидела на стуле и ковыряла тонкую плѐнку
лака на своих ногтях. В голове была пустота.
Опять же, думаю, это был шок. Так много вещей произошло за последние несколько
дней. Я должна была поехать в милый, расслабляющий круиз, чтобы залечить своѐ
разбитое сердце. Но это приключение вышло не таким расслабляющим.
Зато теперь эта ситуация показала мою жизнь в перспективе. Моя борьба в поиске
приличной работы стала внезапно пустой. Работа в Старбаксе была не такая уж
плохая. Мой босс предположил несколько недель назад, что я могла бы стать
управляющим. Это не была исполнительная работа, о которой я мечтала в колледже,
но это оплачивало счета. Деньги были не такой уж проблемой. У меня до сих пор был
счет в банке с суммой чуть более миллиона долларов, благодаря доле. Я не трогала
его месяцами. Даже после того, как Майлз выкинул меня. Точно так же я оставила
машину, которую он мне купил, телефон, который он мне дал, и список предложений
работы, которые он организовал для меня. Но теперь... Я сдержала свою часть
сделки. Я должна пересилить себя и использовать то, что он мне дал, чтобы
улучшить свою жизнь и жизнь моих тѐтушек.
И затем был ещѐ Майлз.
Моѐ сердце болело, когда я думала о нѐм. Я любила его. Я знала это до того, как он
выкинул меня, и знала это сейчас. Воспоминания о фотографиях, которые показал
мне Доминик, делали боль еще сильнее. И осознание того, что он мог всѐ закончить в
мгновение ока, что он мог оттолкнуть меня, как только я стану бесполезна для него,
оставляло во мне немного усталости от доверия к нему. Но я любила его. Вся логика
мира не могла заставить меня отказаться от этого чувства. Я любила и хотела всѐ,
что он готов был мне дать. Даже если это было временно.
Если я когда-нибудь его увижу.
Торн – 3 Гленна Синклер
Вдруг мне пришло в голову, что я могла попасть в тюрьму. После того, как меня
приковали наручниками и привели в это место, после того, как я просидела здесь
неизвестно сколько времени, до меня, наконец, дошло, что я могла провести годы в
итальянской тюрьме просто за то, что путешествовала в самолете. Сколько лет сидят
сообщники? Увижу ли я снова тѐтушек?
Я вздрогнула, когда представила себе, на что будет походить тюрьма. И была
уверена, что это не будет похоже на «Оранжевый - хит сезона». Но насколько хуже
это будет? Выживу ли я?
Паника начала зарождаться в моей груди, когда в дверь постучались.
– Миссис Торн? – позвал мягкий женский голос.
Я взглянула наверх. Джоан Тарек, директор офиса Майлза и друг семьи, стояла на
пороге. И за ней стоял Майлз собственной персоной.
Я даже не помнила, как двигалась. Всѐ, что я помнила, это чувство, когда его руки
окружили меня, чувство безопасности, вселившееся в меня, когда я положила голову
ему на плечо и зарыдала, отпуская весь страх и боль и смятение, которое держала
под контролем, с тех пор как громилы вытолкнули меня из обеденного зала.
– Теперь все закончилось, – прошептал он, пока водил рукой по моему затылку. – Все
закончилось.
Торн – 3 Гленна Синклер
Глава 6
Были вопросы.
Вопросы, которые полиция хотела задать о Доминике. Вопросы, которые я хотела
задать Майлзу. Вопросы, которые Майлз хотел задать мне. Но вмешалась Джоан, с
командой адвокатов, которых она неизвестно откуда добыла, и договорилась, чтобы
это все было потом. И вот Джоан посмотрела на меня с грустной улыбкой на лице и
сказала слова, которые я хотела услышать весь вечер: "Ты можешь идти".
Майлз отвѐз меня в ближайший отель, где кто-то уже забронировал номер для нас
двоих. Шок, или что бы это ни было, который обосновался в моей голове, когда
Доминик толкнул меня в тот самолет, всѐ ещѐ окутывал меня, делая невозможным
для меня обращать внимание на что-либо вокруг. Я понятия не имела, где был отель,
город в котором он находился, или даже в какой стране. Я все ещѐ была вполне
уверена, что люди вокруг меня говорили на итальянском, но я не особо хороша в
языках, так что это мог быть какой-нибудь другой основанный на латинском язык.
Если бы не Майлз, я бы ходила по улицам, без денег, без ориентировки, или даже не
зная своего собственного имени.
Он осторожно отвѐл меня в ванную, как только мы оказались в комнате, и включил
воду в ванной. Мои руки тряслись, пока я пыталась раздеться. Без единого слова
Майлз помог мне с пуговицами и кнопками, осторожно без прикосновений к местам,
где это не было необходимо. Слѐзы навернулись на глаза. Воспоминания крутились в
голове снова и снова, пока я смотрела на Майлза.
Думал ли он, что я пошла с Домиником добровольно? Думал ли, что Доминик сделал
что-то ужасное со мной? Должна ли я говорить ему что произошло? Должна ли
говорить про головорезов, пистолеты и угрозы? Знал ли он, что планировал Доминик?
Знал ли он, что Доминик сказал мне? Что бы он подумал, когда узнал всѐ, что было
между мной и Домиником? Хотел бы он всѐ ещѐ меня?
Это всѐ крутилось так быстро, что я не могла ухватиться за единую мысль и
удерживать еѐ достаточно долго, чтобы оценить должным образом. Слезы капали и
страх – другой вид страха, оттого, как Доминик касался меня – загорелся у меня в
груди.
– Мне жаль, – прошептала я, когда Майлз снял рубашку, которую я носила.
Его глаза слегка расширились, темнота в них, которая была там с момента, когда я
впервые посмотрела на него в полицейском участке, расширялась и становилась
темнее.
– Тебе не за что извиняться, – сказал он, его голос был глубокий и полон эмоций. – Я
должен был защищать тебя лучше. Я должен был..., – он мотнул головой, его руки
застыли в миллиметрах от моих голых боков. – Это не твоя вина.
Я только кивнула, не уверенная что нужно ещѐ что-то сказать.
Когда я разделась полностью, он помог мне залезть в ванную, снова очень
осторожно, не прикасаясь ко мне таким образом, что эти действия могли быть
оценены как сексуальные. Было больно видеть, как он удерживал контроль. Это
заставило меня задуматься, пройдем ли мы когда-нибудь через это. И затем я
задумалась, было ли вообще понятие "мы", куда можно было двигаться.
– Зачем ты привѐл меня на ту яхту? – спросила я, когда Майлз вылил на мочалку гель
для душа и повѐл ею по моей тонкой коже. Он изучал мочалку долгое время,
Торн – 3 Гленна Синклер
очевидно завороженный пеной на ней. И затем он посмотрел вверх, его лицо
наполненное эмоциями, что было больно смотреть ему в глаза.
– Я думал, Доминик был под контролем. Мне и в голову не могло прийти, что он
появится на той лодке.
– Что ты имеешь ввиду под "под контролем"?
Он просто пожал плечами. Потом он поднял мою руку и принялся меня мыть, будто я
была инвалидом, или беспомощным ребенком. Он заворчал, когда увидел синяки на
моей руке, которые я до этого не замечала, идеальные следы от пальцев там, где
Доминик и его приспешники продолжали меня хватать в течение последних
нескольких дней. Они не болели. В отличие от синяков на моем лице от ударов,
которыми наградили меня Доминик и его головорез. Я уже видела своѐ отражение на
двери лифта. Синяки были чѐткие и тѐмные, что делало мою бледную кожу еще
