— Комнаты светлые, лоджия, кухня просторная, пятый этаж... Тридцать вторая квартира...
— Галюня там не болеет? — прервал его Васька.
— Вчера конфетами меня угощала...
Васька улыбнулся.
— Да... Чуть не забыл! Кисель уехал...
— Ку... Куда? — оторопел Васька.
— Совсем из деревни уехал...
Васька зло швырнул окурок в траву:
— От, гад! Взбаламутил бабу — и тягу... Что ж делать теперь?
— Будете жить как жили, — сказал Андрей.
— Не-не-не! — поднял раскрытую ладонь Васька. — Я гордый! У меня характер, Андрюха...
— Ой! — аж сморщился Андрей.
— Че ты ойкаешь, че ойкаешь? — запетушился Васька.
— Слушай, ты... С характером... Жрать не хочешь?
Васька сглотнул слюну.
— Пива хочу! Вторую ночь, проклятое, снится... Кажется, подхожу к нашей Росасенке, гляну с берега, а там не вода, а пивко течет... Свежее, пена такая густая, плотная... Я, не раздеваясь, с берега бултых! Ныряю и пью, ныряю и пью... Проснулся — чуть не заплакал от расстройства!
Андрей встал:
— Сейчас принесу...
И тут Ваське что-то стрельнуло. Он вскочил:
— Сымай галстук! — потребовал он, расстегивая свой пиджак и стягивая с головы бумажную пилотку.
— Да ты что? — изумился Андрей.
— И пиджак давай... Посидишь за меня, полчасика заборчик покрасишь... Я сам... Из бочки... Не люблю я в бутылках...
Васька жадно допивал вторую кружку пива. Допил, вытер рукавом братова пиджака губы. Посмотрел на огромные часы, которые висели на площади...
Дернулась минутная стрелка на часах!
Дернул Васька себя за галстук! И побежал вниз по улице...
Перескакивая через три ступеньки, Васька бежал вверх по лестнице. На пятом этаже всем телом ударил в дверь с номером 32. Дверь распахнулась.
— Галюня! — закричал Васька.
— Папка! — зазвенел детский голосок. — Папочка мой! Папка приехал!
Маруся уронила тарелку.
Грустно опустив голову, плелся старый Ходас через деревню. Маленький медный колокольчик, который носила Мурашка на шее, тоскливо позванивал у него в руке: длинь-длинь, длинь-длинь...
Деревня вовсю уже переселялась...
А старик шел, ничего не замечая... Длинь-длинь, длинь-длинь, пел колокольчик.
На скамейке возле своей хаты сидел Гастрит. Веселый.
— Ну как, продал? — спросил он у Ходаса.
Старик тяжело кивнул головой.
— Иди, слезки вытру, — съязвил Г астрит.
Ходас даже головы не повернул, пошел дальше. Гастрит обалдел. Подскочил, догнал...
— Ну брось, брось, — грубостью прикрывая свое сочувствие, сказал он. — К хорошим людям, может, попала, в чистые руки... Че нюни развешиваешь? Сколько взял?
— Сотню...
Гастрит рот раскрыл.
— Корову? За сотню? А, ексель-моксель!
— Старая, говорят... — вздохнул Ходас.
— Так... ее же на мясо сдай, в пять раз больше получишь!
— Не мог я ее на мясо. Понял?
— Ага, — понял Г астрит. — Еще раз понял, что ты остолоп, который на солнце молится... Не обижайся только... Пошли замочим... И корову, и квартиры...
— Я не взял...
— Ладно! Мы сейчас мою тещу малость раскулачим. Пошли, пошли...
Вошли в хату.
— Сейчас мы эту монашку уделаем...
Гастрит нырнул под вышитые рушники, которые прикрывали образа в углу.
— Господи! Прости и помилуй, — пробормотал он и достал откуда-то из-под иконы темную бутылку с полиэтиленовой пробкой. — Вот сейчас по стаканчику влупим и водичкой дольем... Пускай натирается!
— А что она натирает? — осторожно спросил Ходас.
— Поясницу вроде, а может, и еще что... Выдумывает себе болезни и лечится... Водку только переводит зазря! И вот же скажи, что получается! Женки наши помирают, а тещи живут!
— Ну и пускай живет себе на здоровье! — заметил Ходас. — Что тебе, жалко?
— Мне не жалко, — сказал Гастрит, рукавом вытирая бутылку от пыли. — Я просто удивляюсь... Любопытствую. Сейчас огурчиков принесу.
Ходас взял бутылку, посмотрел на свет.
— Не, — сказал он. — Ты как хочешь, а я не... Поясницу вон и змеиным ядом натирают... Может, всыпала туда волчьих ягод, и ойкнуть не успеешь...
— А ексель-моксель! — возмутился Гастрит. — Гляньте вы на него! Ровесник Суворова, а все помереть боится...
— Мне Сашку женить надо, — оправдался Ходас.
— На, смотри. — Г астрит взял кусок хлеба, зубами вырвал пробку из бутылки, плеснул из нее на хлеб, открыл окно. — Фи-фу! И бросил хлеб на улицу.
У хлеба оказалась собака Гастрита, вислоухий Валет.
— Валет, не трогай! — закричал Ходас. — Пошел вон!
Валет уже облизывался, благодарно глядя на хозяина.
— Сдохнет, — вынес приговор собаке Ходас.
Валет и не подумал сдыхать.
— Видишь! — торжественно сказал Гастрит. — Живехонек! Садись! А то она вот-вот нагрянуть должна...
Ходас вздохнул и присел к столу.
— Тебе сколько? — спросил Гастрит.
— Ты что? Краев не видишь?
По двору прошла теща Гастрита. Зашла в сарай.
На столе уже не было ни крошки. Перевернутые вверх дном стаканы стояли на подоконнике. Старики говорили за жизнь.
— И брось ерунду пороть! — надменно говорил Гастрит. — Уж кто-кто, а ты еще три войны переживешь! Это я — другое дело... Я нервный! Псих! А у психов всегда короткий век...
— Я тебе сказал, что помру, — значит помру! — убежденно говорил Ходас. — Всю жизнь жил без удобств... Мне не удобства надо, понимаешь... Трудности...
— Трудности я тебе буду создавать, — пообещал Гастрит. — Не бойся...
— Что это такое? — пожал худыми плечами Ходас. — Вода будет рядом, дров не надо, в огороде копаться тоже не надо... Подумать страшно! По малой нужде и то на улицу выходить не надо... Помру!
— Ну, давай поспорим! — предлагает Гастрит. — На всю пенсию! Если ты первый остынешь — я тебе, значит, до копейки... А если я... — Гастрит умолк, похлопал глазами, понял, что зарапортовался, махнул рукой: — Ай, брось ты, Федос...
В сенях стукнула дверь. Старики схватили газеты, стали рьяно «читать». Вошла старенькая теща Гастрита.
— Здоров, Федос...
— Здоров, Марья, — очень уж трезво сказал Ходас.
— Тимофей, — обратилась старуха к зятю. — Что это с нашим Валетом?
Гастрит многозначительно, с чертиками в маленьких глазах глянул на Ходаса.
— Ничего, — хмыкнул. — Это он жизни радуется... Жить будет на балконе.
— Сдох вроде... — тихо сказала старуха.
Гастрит уронил газету.
— Кы-кы... Как сдох? Уже?
Старики выскочили на крыльцо.
Бедный Валет лежал в пыли посреди улицы. Возле самой собачьей морды серая курица разгребала пыль.
— Мамочки мои, — чуть слышно пролепетал Гастрит.
— Убийца-а! — воскликнул Ходас, сбегая с крыльца.
Побежали по улице так, как, наверное, никогда не бегали и в молодости.
Старики выбежали на асфальт перед указателем «Белые Росы».
На шоссе к городу мчалась «скорая помощь». Гастрит сразу же шлепнулся на асфальт, вытянув одну руку поперек дороги, а другую поднял кверху. «Скорая» остановилась. Пока Гастрит поднимался, Ходас, хлопая себя по животу, что-то кричал в окошечко врачу. Потом старики быстренько влезли в машину. «Скорая» включила мигалку.
Андрей уже докрашивал забор, нетерпеливо поглядывая на улицу. Из дверей отделения милиции появился молоденький сержант.
— Это ты, что ли, у нас сидишь? — спросил он Андрея. — Заходи...
Андрей побледнел:
— Я... Я еще не кончил...
— Завтра докончишь. Давай...
— Ну, подождите немножко... — взмолился Андрей.
— Быстрее, мне некогда!
Не отрывая глаз от малолюдной улицы, Андрей пошел к двери, как на плаху.
Закрыв глаза, Васька резал польку на своей гармошке. Галюня танцевала вокруг него. Лихо выдав последний аккорд, Васька торопливо снял с плеча ремень.
— Тебя совсем отпустили? — тихо спросила Маруся.
Васька поставил гармошку на стул, поцеловал дочку.
— Я тебе куклу новую принесу!
И ни разу не взглянув на жену, выскочил из квартиры и застучал каблуками по ступенькам...
— Ну, братан у меня там, понимаешь? — доказывал Васька дежурному. — Ни за что, просто так сидит... Меня подменял...
— Что ты мне басни рассказываешь?
— Ну, человек ты или...
— Если ты тоже хочешь сюда, я могу это устроить...
— Я трезвый! — возмутился Васька. — Не имеешь права!
— А ну-ка... — дежурный привстал.
Васька пулей вылетел на улицу.
Со скорбными лицами старики шли по деревне. Возвращались из города после «лечения».
— И какой гадости она всыпала туда? — тяжело вздохнул Гастрит.
— Алкаш... — отрешенно промолвил Ходас.
— Да ладно тебе! — смущенно сказал Гастрит. — Могло быть и хуже... Валет спас, царство ему небесное...
— Алкаш... — тупо повторил Ходас.
— А чего ты пил тогда, если такой хороший? — взвизгнул нервный Гастрит. — Что я тебя, силой?.. Сам до краев просил! — Не договорил. Лицо вытянулось от удивления. — Глянь, глянь... — пораженный до глубины души, прошептал он: — Валет...
