Сейчас из-за холодной и неуютной позднеосенней погоды приём проходил в доме, а на площадки гости выходили лишь ненадолго – проветриться. За столиками, конечно, можно было посидеть, только угощения туда не подавались.
Столы с яствами стояли в нескольких просторных залах с небесно-высокими лепными потолками; каждый гость обслуживал себя сам, беря себе угощения и напитки по вкусу и отходя, дабы и другим дать доступ к кушаньям. Проходя мимо стола, на котором стройными рядами сверкал целый полк наполненных чарок, Темань с удовольствием взяла себе одну и сделала маленький глоточек; Северга, затянутая в великолепный парадный мундир, сразу нахмурилась.
– Дорогая, не усердствуй, – шепнула она.
На это супруга лишь лучисто улыбнулась ей:
– Любовь моя, я здесь не только развлекаюсь, но и работаю. Завтра мне статью сдавать об этом приёме.
– Ну, работай, работай, – усмехнулась матушка. И обратилась к Рамут: – Детка, а где твой избранник? Обещал заехать за нами сам, а вместо этого прислал повозку.
– Он, очевидно, был очень занят, – проронила девушка.
Вук действительно прислал вместо себя повозку с гербами на дверцах, которая и доставила всё семейство в гости к градоначальнице. Хозяйка дома, представительная госпожа с седеющей пышной причёской и густыми чёрными бровями, придававшими её лицу сонно-надменное выражение, встретила их лично и представила двум своим мужьям и шести дочерям. Трое её сыновей с супругами тоже присутствовали здесь, но находились где-то далеко, в другом конце дома, поэтому знакомство с ними было отложено до случая. Рамут, набравшись наглости и нацепив на лицо непробиваемо-ослепительную улыбку, раздала свои визиточки с перечислением врачебных услуг. Члены семейства градоначальницы удивились, но карточки взяли. Как Рамут узнала чуть позже, их следовало оставить на общем подносе-визитнице у входа. В домах Дьярдена таких штуковин не водилось в обиходе, и Рамут ещё не привыкла к этому отличию в правилах светского обхождения. Впрочем, молодая целительница своему промаху не очень огорчилась: на подносе визитки, скорее всего, просто затерялись бы в общей куче, а так – попали прямо в нужные руки. Подумав, парочку карточек она бросила и на поднос ради приличия, но, по правде говоря, сильно сомневалась, что здесь их кто-то вообще разбирал и просматривал, а не выкидывал сразу всей кучей. Гостям раздавать визитки не воспрещалось, и Рамут при каждом новом знакомстве не забывала с любезной улыбкой присовокупить карточку.
– Молодец, пробивайся, – хихикнула Темань. – Вперёд, не стесняйся! Сама себя не продвинешь – никто за тебя этого не сделает.
От улыбки уже болели лицевые мышцы. Однако перебороть неловкость и скованность стоило: Рамут вскоре пожала первые плоды своих усилий. Стоя у стола и выискивая среди ярких и красиво приготовленных закусок растительные, она услышала за плечом:
– Гм-гм, моё почтение, госпожа врач.
К ней обратилась одна из дочерей хозяйки дома. Рядом с нею смущённо переминалась с ноги на ногу юная белокурая девушка – её собственная наследница. Черты её можно было бы считать миловидными, если бы не крупный заострённый нос, тяжеловатый для девичьего личика. Пересыпая свою речь множеством околичностей и время от времени переходя на вкрадчиво-вороватый полушёпот (всюду любопытные уши!), мать изложила своё пожелание. Рамут, бегло оценив состояние кожи и хрящей, про себя прикинула, что вполне могла бы сделать из этого ледоруба изящный носик, который не в пример лучше украсил бы внешность в целом отнюдь не уродливой юной госпожи. Они с заказчицей отошли в сторонку и обсудили подробности. Мать сказала, что приведёт дочурку на операцию в будущий четверг, но только не в Общество, а в личный кабинет Рамут: ей не хотелось огласки.
Темань тем временем тоже делала успехи в покорении столичного общества. Смотреть на неё было любо-дорого: быстро освоившись в привычной для неё обстановке светской встречи, она непринуждённо знакомилась и очаровывала всех, на кого падал её лазоревый взгляд. При этом ей самой не приходилось так уж много говорить: она умела бросать нужные слова, дабы развязывать чужие языки, а главное – потрясающе слушала. В её глазах сиял неподдельный, добросердечный интерес, и она постоянно казалась очаровательно и улыбчиво изумлённой, не скатываясь, впрочем, до образа простоватой дурочки. Наверное, это был своего рода дар, которым Темань пользовалась напропалую, чтобы заставлять собеседников разглагольствовать. Сияя говорящему ласковым, доброжелательно-тёплым взглядом, она выуживала из него всё больше речей словечками-затравками: «Ах, как любопытно!.. Вот как? И что же ты этому господину сказала?» Или: «Да-да, я слышала об этом! Удивительное происшествие!» Или же: «В самом деле? Ах, а я даже понятия не имела! Как познавательно!» При этом о себе Темань говорила лишь самую малость, а впечатление на всех производила самое благоприятное:
– Удивительной души госпожа! Такая прекрасная, светлая женщина, обворожительная и загадочная! А какая занимательная собеседница!
И чем же Темань заслуживала такие восторженные отзывы? Наверное, тем, что давала всякому желающему возможность почувствовать себя значительным, интересным, ярким, достойным внимания и обожания. Время от времени эта светская пройдоха делала заметочки в карманной записной книжке. Одним словом, это была её родная среда, и здесь она себя чувствовала как рыба в воде.
Матушка, не любившая «праздных сборищ» (так она называла подобные собрания), налегала на закуски и выпивку, ни с кем особо не общаясь. В последней она, впрочем, придерживалась умеренности. Дабы поддержать заскучавшую родительницу, Рамут некоторое время провела рядом с ней.
– Ты – мой глоток чистого воздуха, детка, – сказала Северга. – Без тебя здесь просто задохнуться можно.
Вдруг ненавязчиво звучащая музыка стихла, и тишину резко пронзил грозно-торжественный рёв труб, отозвавшись в груди Рамут тревожным эхом. Громовой голос глашатая прокатился по дому:
– Всеобщее внимание! Всеобщее внимание! Владычица Длани – Её Величество Дамрад с семейством!
Вместе с шепотками, как показалось Рамут, в пространстве прокатился зябкий сквозняк. Гости расступились, схлынули волной прибоя, и по расчистившемуся проходу в главную гостиную вступила она – та, от кого исходило это леденящее веяние. При каждом её шаге сверкали голенища высоких сапогов, чёрный двубортный кафтан с белыми брюками придавали своей носительнице торжественный и вместе с тем строгий вид. На узле белого шейного платка сияла сотней лучей алмазная брошь-звезда, а волосы цвета сплава золота с серебром были уложены в венец из тугих локонов. Несколько длинных завитых прядей спускались Дамрад на плечи и спину. Рядом с нею шагала, слегка опираясь на её руку, старшая дочь Санда – ядовито-красивая, надменная, в огромном и вызывающе роскошном ожерелье на открытой шее. Родительницу свою она небрежно держала под руку собственническим жестом, и на её круглом лице с заносчиво приподнятым подбородком была написана спокойная уверенность: «Матушка – моя, никто не смеет посягать на неё». Младшая дочь Владычицы, Свигнева, шагала чуть позади этой царственной пары – рядом со своим отцом. Сёстры были схожи чертами лица и вороным цветом волос, но если старшая открыто источала высокомерие и холодный яд, то младшая являла собой образец таинственной сдержанности – что называется, «себе на уме». За ними следовали мужья Владычицы, а замыкала шествие небольшая свита самых близких служителей. Среди них-то Рамут и увидела Вука – в неизменном чёрном облачении и того же цвета перчатках. Лишь по случаю торжественного приёма мрачность его наряда слегка разбавляло белое кружево рукавов и жёсткая полоска воротника, видневшаяся из-под чёрного шейного платка. Шагал он невозмутимой, мягкой походкой опасного хищника, бросая по сторонам привычно цепкий, холодный и острый взгляд, видевший всех насквозь.
Лицо Темани при виде Дамрад застыло мраморно-бледной маской, вся её милая оживлённость пропала, взгляд угас. Из обворожительной светской госпожи она вмиг превратилась в загнанное, замученное тревогой и страхом существо, до состояния которого она себя довела после известия о переезде. Наверно, она думала, что Дамрад тут же отдаст приказ схватить её и казнить без суда и следствия, но ничего подобного не случилось. Зимний блеск глаз Владычицы лишь кратко скользнул по ней ледяным лучом, но ни один мускул не дрогнул в лице воинственной правительницы. Она лишь отметила присутствие Темани, но никак не выразила своего отношения к нему – ни трепетом губ, ни сдвинутыми бровями. «Да, я вижу тебя», – как бы говорил её бесстрастный взор.
Первым делом Владычица подошла к хозяйке дома и поздоровалась с нею. Брови госпожи Ингмагирд ожили, зашевелились, сонная надменность сменилась подобострастным вниманием, с которым градоначальница взирала на Дамрад, чуть ли не заглядывая ей в рот. После краткой беседы с нею повелительница обменялась любезностями с ещё несколькими важными гостями этого приёма. Не обошла она своим вниманием и Рамут с родительницей.
