разу. Хочу забыть его скорее!
– «Нехорошие» чувства – это тоже часть тебя, мой мальчик. Забыть проще всего, если бы это было возможно. Ведь ты не звал это чувство нынче, но оно тебя настигло без спросу и может вернуться. Значит, нужно научиться управлять им и не прятаться, как ребёнок от грозы. Вспомни хотя бы, что вызвало его у тебя? – говоря с Хани, Дервиш отматывал равные куски от мотка верёвки и, отрезая, складывал их на столе. – Когда первый раз сегодня ты ощутил, что злость заполняет твоё сердце?
– Когда мы после обеда вышли в сад втроём, Учитель. Один только Великий Маг сопровождал нас, и мы были с Шамсиёй практически наедине. Но нам почему-то совершенно не о чем было разговаривать, а ведь когда мы гуляли все вместе, постоянно было весело и интересно. А тут она всё время убегала куда-то, и я, пытаясь заботиться о ней, остерегал её, когда она вставала на самый край обрыва или перевешивалась через ограждение к самой воде. Но, видимо, она ждала от меня совсем другого, потому что была недовольна и сказала, что я говорю, «как её старая нянька». Моим желанием должно было быть, чтобы эта прогулка никогда не кончалась, а я всеми силами души рвался обратно в дом.
– Ты испытал раздражение к девушке только потому, что всё пошло не так, как ты изначально предполагал? Ответь честно самому себе.
Гончар надолго задумался, ещё ниже опустил голову и еле слышно сказал:
– Нет. Не только, Учитель. Возможно, я просто привык за эти дни, что мы всё время вместе, и, когда нас разлучили… Когда мы разделились… Мне так стало не хватать присутствия…
– Кого, Хани?
– Её сестры!
– А откуда же ощущение беспомощности? Ведь, как я понимаю, прогулка была недолгой? Что могло произойти за это время?
– Вот это и есть то, чему я не знаю ни названия, ни объяснения! Мне просто было невыносимо, что она там…
– Она там что? Ну, говори.
– Что она там осталась с мужчиной, который умнее, сильнее и вообще во всём лучше меня! – почти выкрикнул Хани в лицо Хакиму.
– Вон оно как, – задумчиво продолжал отматывать верёвку Дервиш. – А ведь это сильно похоже на ревность, сынок. А ревность – ближайшая соседка любви. Как же солнце и свет жизни твоей? Ты передумал? Не так хороша Шамсия, как тебе представлялось в мечтах?
– Она хороша, Учитель! Она очень хороша: красива, грациозна, блистательна, умна. Я стараюсь поспеть за ней, и иногда у меня получается. Но при ней я постоянно как будто сдаю экзамен.
– Да, если всё время смотреть на солнце, то глаза застилает слезами, и они перестают видеть. А что тебе её сестра?
– Шахрият – она и луч солнца, когда замерзаешь, и порыв ветра, когда одолевает зной. Она – глоток воды, если мучает жажда, и надёжная опора, когда подкрадывается усталость. Она всегда вовремя и никогда не в тягость. Я уже не помню, как жил, когда её не было рядом.
– Ну, вот и славно. Если в душе твоей смута, то на сердце намечается определённая ясность. От главной ошибки, ты, кажется, уже сам себя уберёг, а всё остальное решит наступающий день. Спокойного сна и до завтра! Приходите все вместе, я жду вас, сынок.
В саду у Дервиша Хакима с утра было шумно. Изменить что-либо в отношении отца, тревожащегося о своих дочках и скрепя сердце отпускающего их в Город, было немыслимо, и, как бы ни убеждали они Хафиза, каждый день тот отправлял вместе с ними в дорогу полдома слуг и служанок. Во дворцах сопровождающим всегда находили место вдали от господ, и до вечера те только радовались внезапно выдавшимся дням отдыха. Но, когда войдя в сад Хакима, все увидели, что старик, видимо с самого рассвета, занят подвязыванием деревьев, тут же бросились ему помогать. Да и апартаментов у Учителя, если честно, всё равно не наблюдалось. Слуги и господа быстро перемешались между собой и разбрелись по всему саду.
– Вот сколько помощников у меня сегодня! – радовался Хаким. – Ждал я вас, ждал, детушки! И день был назначен. Но ведь природа – она ждать не будет, отложить нельзя. Плоды зреют на глазах, такая жара в этом году. Многие ветки почти к земле склонились, так что пора уже. Пора! Спасибо вам.
– Скажите, дедушка, а что меняется, когда мы просто связываем ветки вместе? – спросила у Учителя Шамсия. – Ведь ни яблок, ни айвы на них от этого меньше не становится!
– А вот посмотри сама, девочка. Когда для одной ветки груз не под силу, вместе они легко держат общую тяжесть. А если совсем худо, то мы им поможем и подставим рогатину, чтобы урожай успел вызреть и сохраниться. Ну, возьми еще верёвочек, и ступайте в тень, дети, чтобы солнышко не напекло. А ко мне, кажется, ещё гости прибыли, только что калитка хлопнула. Пойду встречу.
В пёстром халате и островерхой чалме, с распростёртыми объятиями и своей постоянной усмешкой, по тропинке навстречу Дервишу направлялся не кто иной, как Великий Маг Кадир.
– Приветствую тебя, Великий Учитель! Хе-хе! Да, я смотрю, у тебя тут вовсю кипит работа. Ну и пусть молодые потрудятся, а мы с тобой пока посидим под шелковицами да поговорим по-стариковски. Пустишь ли незваного гостя? Стол-то цел ли?
– Конечно, цел, да что ему сделается-то! Тут рады всем гостям. И давно ли ты в старики записался? Может, твоего любимого малинового шербета принести с холода, Кадир?
– А не откажусь!
Когда мудрецы уселись на лавке за столом, Великий Маг продолжал свою речь:
– Вот ходил я по базару да и решил после завернуть к тебе, Учитель Хаким. Все в гончарном ряду волнуются, спрашивают, куда пропал Хани. Я их успокоил, сказал: «Никто его за море не сманил, скоро получите своего гончара в целости и сохранности, да ещё краше!» Хе-хе!
– Тебя, наверно, отец девушек подослал, да, хитрец?
– Нет, Учитель, я сам не удержался! – из уголков прищуренных глаз Кадира задорно разбежались лучики морщинок. – Уж больно любопытные вещи происходят! Да ты и сам, наверно, уже всё понял. Особенно не хочу я пропустить тот момент, когда сюда Великий Визирь примчится.
– Как? А Хани мне не говорил, что правитель и сегодня собирается оставить свои городские дела. Неужто так зацепила его судьба этих двух молодых людей, что он столько дней подряд только ими и занимается?
– Не двух, ох не двух, Хаким! Не всё-то ты, оказывается, видишь. Да и
