Но уяснил я себе, в чём дело, довольно быстро и никого ни о чём не расспрашивая. Отец выписывал то «Правду», то «Известия», я газету прочитывал, начиная с передовой. Сейчас сам этому удивляюсь: что меня тогда привлекало в безликих материалах? Однако в одной из заметок (то ли в передовой, то ли в подписанной автором, не помню) прочитал, что ещё Ломоносов особо хвалил русский язык, который вобрал в себя всё лучшее из языков мира (мне особенно запомнилось «великолепие гишпанского» из-за смешного созвучия с шампанским). Поэтому, писала газета, не следует засорять язык великого народа иностранными словами.
Значительно позже, читая «В круге первом», я удивлялся Солженицыну, который заставил своего Сологдина действовать в унисон с официозом тех лет, которые описаны в романе. Ещё через какое-то время, прочитав другие солженицынские вещи, я этому удивляться перестал.
А тогда, после газетной статьи, понял я, почему вместо «матч» Синявский стал говорить «состязание». Когда я поделился своим открытием со старшим братом отца, он усмехнулся:
– «Футбол» – тоже не русское слово. Синявский должен говорить о состязании по игре ногой в мяч!
Старший брат отца относился ко мне с доверием. От него, а не от моего отца узнал я, что их отец, а мой дед, колхозный бухгалтер на Смоленщине, был арестован в 1937 году и получил от судившей его «тройки» 10 лет без права переписки. О том, что такой приговор означал смерть и что деда расстреляли через два месяца после ареста за шпионаж (кто мог завербовать его в глухой деревне, и какие ценные сведения он мог бы передавать оттуда?), нам сообщили уже после смерти Сталина. Но о том, что деду предъявили политическую 58-ю статью, дядя Миша сказал мне, мальчишке. И просил не обсуждать этого с отцом. «Он верит, что наш отец был вредителем», – горько сказал о нём брат.
А здесь, слушая мои размышления о репортажах Синявского, дядя Миша спросил, ходил ли я в булочную и обратил ли внимание…
– Обратил, – радостно сказал я. – Французскую булку переименовали в городскую.
– А канадский хоккей в хоккей с шайбой, – сказал дядя Миша. И добавил: – Делай выводы!
Выводы я начал делать рано. К ним подтолкнул меня мой любимый Синявский, заменявший мне целый стадион. Впрочем, он, скончавшийся 3 июля 1972 года, не виноват, конечно, в этих языковых подменах. Не по его инициативе пошла гулять по стране ядовитая фраза: «Россия – родина слонов»!
Поразительная судьба! Или, с другой стороны, что же здесь удивительного? Холопы развлекались и посмешней.
Актриса Московского театра Моссовета познакомилась с наркомом морского флота Петром Ширшовым. Было это в 1941 году. Ширшов только что отправил свою семью в эвакуацию. Ему приходилось много разъезжать по служебным делам, и всюду его сопровождала любимая – актриса Евгения Александровна Гаркуша.
Семья Ширшова вернулась в Москву. Но Евгения уже родила министру дочь. И он остался с ними.
Но поскольку официально оформлены их отношения не были, постольку Берия в 1946 году на одном из приёмов подошёл к Гаркуше и сделал ей непристойное предложение. Та ответила прилюдной пощёчиной.
Через несколько дней на дачу к Ширшовым заехал их хороший знакомый, заместитель Берии Виктор Абакумов. «Что у вас с телефоном? – поинтересовался он. – Не работает? В театре волнуются: вас вызывают, а никто не отвечает».
Гаркуша села в машину к Абакумову, бравшемуся доставить её в театр. Но машина в театр не заехала…
Почти через год по обвинению в шпионаже Гаркушу осудили на 8 лет лагерей и отправили отбывать наказание в лагерь посёлка Омчак Магаданской области.
11 августа 1948 года Гаркуша приняла в лагере смертельную дозу снотворного (родилась 8 марта 1915-го). От самоубийства наркома Ширшова удержала двухлетняя дочь. Но он быстро истаял и умер в 47 лет.
* * *
Анна Фёдоровна Тютчева, дочь поэта и жена литератора Ивана Аксакова, до замужества была фрейлиной цесаревны Марии Александровны. Та оценила умную, начитанную, самостоятельно мыслящую девушку. Назначила её воспитательницей своих младших детей.
Выйдя замуж, Анна Фёдоровна была верным союзником и помощником мужа-славянофила.
Еще до замужества, а потом и почти до конца жизни Анна Тютчева вела дневник. Аксаков посоветовал ей взяться за воспоминания. Они вышли и имели успех у читателей.
Супруги жить не могли друг без друга. И это была не красивая фраза. В 1886 году скончался Иван Сергеевич. Отныне жизнь Анны Фёдоровны была посвящена покойному мужу: она привела в порядок его архив, подготовила к публикации его переписку. И начала её публикацию, которая продолжалась недолго: 11 августа 1889 года Анна Фёдоровна Тютчева умерла (родилась 21 апреля 1829-го).
А в книге её мемуаров «При дворе двух императоров» она создала на редкость колоритные портреты российских вельмож в момент смены двух исторических эпох.
* * *
Я помню, как поздравлял Валерия Васильевича Дементьева, родившегося 11 августа 1925 года, с избранием секретарём Союза писателей РСФСР. У нас с ним сложились хорошие отношения. Он никогда не отказывался посетить «круглый стол» «Литературной газеты» по поэзии, не отказывался и от публикаций, которые ему предлагали.
Нет, он не стал бонзой на посту секретаря. Был так же приветлив и радушен. Звал в командировки от Союза.
Однажды мы с ним и с покойным Александром Панковым приехали в Ленинград. Он оказался ещё и хорошим рассказчиком. Рассказывал немало баек из своей военной юности. По правде, некоторые показались мне неправдоподобными. Но потом я узнал: всё так и было.
Добрым словом вспоминал он отца нынешнего критика Олега Шайтанова, который (отец) был деканом филологического факультета Вологодского пединститута. Дементьев этот институт и окончил. Одновременно начал печататься как поэт. И даже издал в Вологде книжку стихов.
Однако в аспирантуру Литературного института поступил как критик поэзии. Им и остался. Первую свою критическую книжку издал о Степане Щипачёве. А дальше – о А. Прокофьеве, о Мартынове, о Смелякова, о С. Орлове.
Хороши ли были эти книги? Не очень. Валерий Васильевич анализом поэтического текста не владел. Подменял его публицистическими пересказами. Как многие советские критики.
Умер 22 ноября 2000 года. Увы, литературного следа он о себе не оставил. Но человеческий в душах тех, кто его знали, – несомненно. Потому и вспоминаю о нём.
* * *
Об Анне Алексеевне Олениной, рождённой 11 июля 1808 года, чего только не придумывали. Будто бы собираясь к ней свататься, Пушкин сказал: «Мне бы только с родными сладить, а с девчонкой я слажу сам». Сплетня, конечно. Во-первых, уж выражено это как-то совсем не по-пушкински. А, во-вторых, Пушкин не очень любил распространяться о себе.
На самом деле Пушкин сватался, но получил отказ. Причём решительный. Отец Анны Алексей Николаевич, статс-секретарь Департамента гражданских и духовных дел, участвует в заседании Государственного Совета, который выносит решение учредить за Пушкиным тайный надзор. Такого зятя Оленин иметь не хочет. Пушкину отказано. (Тайный надзор был связан со стихотворением Пушкина «Андрей Шенье».)
Новое оживление пушкинских матримониальных намерений по отношению к Олениной последовало очень скоро после того, как Пушкину удалось умять скандал, связанный с «Гаврииллиадой». И снова Пушкин терпит неудачу.
На дворе стоит 1828 год. В 1829-м внимание Пушкина переключится на будущую свою жену Наталью Николаевну.
Что же всё-таки происходило в душе Олениной. Ведь родители родителями, но люби Оленина Пушкина, им бы не так просто было бы расстроить их брак.
Через много лет занавес над отношениями молодых приподнимает внучатый племянник Олениной композитор Александр Алексеевич Оленин:
«Я знал мою тётушку в 80-х годах прошлого столетия, когда она из Варшавы приезжала гостить в Москву к моему отцу – её родному племяннику, бывшему в эти года директором Строгановского училища технического рисования. – Это была древняя, но тем не менее бойкая старушка, сохранившая и память, и ясность ума. По вечерам она любила нам рассказывать о своих молодых годах. Ведь она знала решительно всех выдающихся своим умом и талантами лиц, бывавших в доме её отца. С особенной теплотой она вспоминала о Пушкине, о его блестящих дарованиях, о том, что где бы он ни показывался, он сейчас же делался центром собрания. Меня очень интересовало – почему она не вышла за него замуж. Она всегда отмалчивалась, но в конце концов можно было вывести такое заключение: она не была настолько влюблена в Пушкина, чтобы идти наперекор семье. Семья же её была против этого брака, ввиду главным образом бурной, неудержной натуры Пушкина, которая по её понятиям не могла обеспечить тетушке мирное благоденственное житьё. Тем не менее тетушка была весьма увлечена Пушкиным. – Это видно из того, что она имела с ним тайные свидания».
