– Я не собираюсь дефилировать с голым задом! – буквально так она и заявила.
– Могла бы сказать, что против чего-нибудь протестуешь. Насчет… как он говорил, доходяга Кир? Гражданских этих… ну, когда можно курить, что хочешь, и грабить старушек у зоомагазина за идею, – пошутил Хвет, сам мелькавший белым пятном в прибрежных зарослях. Его зубы стучали так, что под их аккомпанемент можно было танцевать джигу.
– И поэтому я бы ходила с голыми… – Аврил показала жестом, с чем именно. – Идея, достойная идиота. Женщины выше этого, что бы ни думали мужики. Даже шлюхи не станут так выпендриваться из-за бабулек при зоомагазинах. Недурной, кстати, бизнес – продавать старушек. Иная бабка в доме полезней лошади.
– Что-то вы быстро развеселились, – мрачно прогудел Бандон, сидящий сгорбившись на прошлогодней траве. В темноте его почти не было видно, одни полукружия белков.
– А ты что предлагаешь, злосчастный мавр? Ай! Гадство! – Хвет со шлепком свалился в воду.
– Можно пойти в городскую стражу, – предложил Гумбольдт, что от него было неожиданно, как лосось в библиотеке. Вероятно, удар дубинкой той леди в кожаной маске своротили клоуна с последних катушек.
– Я видел мужика в плюмаже стражника. В первом ряду. Не думаю, что стража – хорошая идея, – ответил Хвет, прыгая на одной ноге. – Сейчас бы костерок развести…
– Давайте двигать отсюда! – лопнуло терпение Аврил, которая тем не менее не двинулась с места: если сидеть неподвижно и дышать по чуть-чуть, то не так холодно и противно в мокрой одежде – попробуйте, если что.
– Не… давай подождем, пока появятся люди. Так хоть нас не укокошат в пустом переулке. Кто его знает – может, эти уроды уже в городе. Хотя видок у нас тот еще… В этом в толпе не спрячешься даже на пивном фестивале.
– Надо срочно менять одежду. В городе нас точно уже ищут. У них лошади, отправили гонца с наводкой.
– А у нас обезьяна, – улыбнулась нахохлившемуся макаку Аврил. – Между прочим, он спас нас от этих ублюдков. Что мы за это дадим нашему маленькому паршивцу? Мешок яблок и гору сахара! Ну, иди сюда, мой волшебный! Мамочка тебя согреет.
Педант наотрез отказывался греться в охапке своей хозяйки, с которой текло ручьями. Это была уже четвертая попытка.
– Жаль Хряка… – вздохнул Гумбольдт.
– Весьма жаль. Но мы бы ничего не сделали. Бегун из него, как из носка посох.
– Это-то да. Но от того не легче. Мир ему, где бы он сейчас ни был. Может, смотрит на нас с облаков… и мелет какую-нибудь похабщину, как всегда. Неисправимый мудак, но родней родни… – голый по пояс Гумбольдт впал в философическое уныние.
– Ну и в переплет же мы попали! В голове не укладывается. Выпить есть у кого?
Все, включая обезьяну, пожали плечами. Над головой кто-то громко каркнул. Вся компания не менее дружно подскочила.
– Чтоб тебя!..
На ветке сидел огромных размеров ворон. Один глаз его был заволочен пленкой и бел, а второй сверлил до самых костей, однозначно желая немедленной погибели каждому, кого можно разорвать клювом.
– Вали, падальщик! Рано еще, – Хвет метнул палку в птицу, изрядно промахнувшись.
Ворон даже не дернулся на своем насесте и громко бы рассмеялся, если бы был к тому приспособлен (как, например, ангорские кошки, хотя об этом мало кто знает).
Глава 30. ЗАКУСОЧНАЯ «ЛУКОВЫЙ ДЖИМ»
Сразу за воротами, теми самыми, что еще недавно впустили нас вместе с труппой в Сыр-на-Вене, располагалась большая харчевня «Луковый Джим», соревновавшаяся в размерах с городским кварталом.
Бесполезно гадать – это не имя ее владельца и не сказочный персонаж. Так назывался знаменитый комплексный обед (он же завтрак и ужин), подаваемый в заведении и состоявший из всего того, что может понадобиться не слишком состоятельному клиенту, которому к тому же некогда особо засиживаться.
Луковая похлебка, вареное яйцо с луковыми кольцами и сногсшибательный (иногда буквально) луковый пирог. Если при этом вы знаете волшебное слово «прицеп» или, заказывая, просто поднимите вверх большой палец (руки или ноги – не важно), то к этому вам подадут стаканчик крепкого пойла, происхождение которого не стоит знать, входящего в ту же цену. Причем подавали все это почти мгновенно и за сущие гроши.
Если за столиком приличного ресторана у вас есть шанс оказаться одинокой фигурой в зале, ковыряющей пару зерен на очень большой тарелке[22], то в «Луковом Джиме» в любое время дня и ночи вам придется расталкивать локтями кучу народа, чтобы сделать заказ, который будет с трудом вмещаться на кусок промасленной бумаги. Извозчики, клерки, рабочие, монахи-отпущенники – всех постоянных клиентов харчевни не перечесть. Проще вынуть из списка ростовщиков, судей и епископов.
Владел заведением Лысый-Еж-Воган, имя, фамилия и кличка которого переплелись в единое целое еще со времен, когда он верховодил дружной командой рэкетиров, собравших дань с пригородных публичных домов (в центральных районах этим всегда занимается полицейское управление, не доверяя сборы дилетантам).
Ныне респектабельный, но не отделавшийся от памяти народной Еж жил на самой дорогой улице Сыра-на-Вене и зорко следил за тем, чтобы поблизости от его бизнеса не возникло ничего лишнего – от уличной шпаны до конкурентов. Опрометчивая попытка повторить нечто подобное быстро кончалась весьма ожиданным пожаром или множественным переломом ног – иногда у всей семьи сразу. Бывает же такая случайность! Образно говоря, в делах насущных он бы дал Шикарной Джонни двойную фору.
В то счастливое и беззаботное время (неуместные эпитеты – наш конек!) Еж владел четырьмя «Луковыми Джимами» у четырех главных ворот столицы и еще десятком заведений поменьше, раскиданных в переулках. Плюс доставка «один час или вы нажретесь бесплатно», пользовавшаяся большой популярностью у клерков и работников мастерских. Другими словами, стряпня с его кухонь попадала в большую часть желудков въезжавших и выезжавших из города, а также работавших в нем в толще того самого слоя общества, что выше грязи, но ниже князя.
К слову и без всяких намеков, заметим, что Еж состоял в приятельских отношениях с господином Громмом, с коим нередко выбирался на необременительную рыбалку[23].
Несмотря на ранее утро, когда сильные мира сего лишь воскресают на шелковых простынях ото сна и дорогого похмелья, городские кварталы уже кипят жизнью. К моменту, когда банкиры и судьи завершают утренний туалет, а наследники состояний избавляются от следов попойки и случайных подружек, мусорщики, разносчики, рыночные торговцы и прочий малопочтенный люд подходят к середине рабочего дня. Не говоря уже о ворах, проститутках и стерегущих покой ночных стражах, которые его завершают.
В шумном зале «северного» «Лукового Джима» за столиком у окна, ставшим вдруг свободным ввиду того, что некто, всеми родинками похожий на здоровяка Бандона, очень искал свободный столик, сидела известная нам компания, решившая подкрепиться перед дорогой.
Гумбольдта, залпом опрокинувшего крепчайший горлодер за себя, Аврил и Хвета потянуло на философию. (Не стоит сразу откладывать книгу, ибо здесь мы не станем воспроизводить путаные эссе захмелевшего комедианта.)
Бандон, да зачтется ему в «Книге Всех Дел», пожертвовал свою выпивку невезучему помощнику скорняка, который не сразу оценил степень того, насколько сильно здоровяк надеялся найти свободный столик с хорошим видом. Выражаясь иносказательно, возражения юного ремесленника и его почтенного патрона не были приняты в расчет.
«Хороший вид» этот состоял из солидного куска неба, стены прачечной и широкого двора, уставленного повозками.
(У гужевого транспорта есть одно важное отличие от других: впереди него, как правило, прицеплено довольно крупное животное, представляющее собой в чисто механическом плане завод по переработке продуктов растениеводства с четырьмя сильными ногами под брюхом. Поэтому пейзаж у заведения обладал не только видом, но и весьма плотным запахом, несмотря на суетящихся людей с лопатами, снующих между повозок. Собираемый на стоянке «Лукового Джима» навоз принадлежал по неписаному закону его владельцу, что даже в эпоху его обильного производства приносило известные барыши при правильной постановке дела.)
– Посмотрите туда! – Аврил со свойственным девушкам любопытством вертела головой, рассматривая все вокруг, и радар этот, существовавший задолго до открытия радиолокации, обнаружил вдруг нечто примечательное. – Ну? Кого мы видим?
Хвет, начавший с пирога, неохотно посмотрел в направлении ее пальца.
– Кир?
– Угу. И он направляется сюда. Педант, ты помнишь старину Кира? – поглощавший репку макак не отреагировал на вопрос. – Волосатый раб желудка…
– Не такой уж и волосатый, – Бандон приподнял кепи.
– А если это судьба?.. – возник из облака философских переживаний Гумбольдт, шлепая ладошками по своей лысине, выглядевшей на фоне просторных лугов Бандона скучным заиндевелым газоном. – Кир, старик, иди к нам!.. – закричал он молодому человеку, который никак не мог его слышать, привязывая во дворе лошадь. – Ав, дай мне обезьяну, я в него брошу!.. Ха-хм!
