— Знаешь, мама что-то такое говорила моей бабушке, когда думала, что я сплю, а отца не было дома. Но я не уверен, что мне это не приснилось. Иногда кажется, что ты что-то слышал, а на самом деле просто задремал и кучер орет на лошадь… Я вот слышал вчера, как вороны спорили о чем-то, и один назвал другого блохастым выеденным яйцом. Бред, да?
— Хм. И часто у тебя так? — девушка собрала волосы в «конский хвост» и теперь завязывала, не глядя, узкую коричневую ленту. Судя по тону, все сказанное ее совершенно не интересовало.
— Часто. Но не в том суть. Может, ты права: я не совсем человек? Мама что-то про эльфов говорила…
— Так твоя мать переспала с эльфом?!
Согласитесь, таким вопросом можно ошарашить кого угодно.
— Что ты такое говоришь?
Теперь уже Аврил внимательно смотрела на Кира. В ее глазах мерцала догадка.
— Точно! Это сразу все объясняет. А сама она? Как? Ну, то есть, она была человеком?
— Мама? Почему была? Она и сейчас есть. Я надеюсь. Она родила меня в пятнадцать, так что вовсе и не старушка.
— А ты сильно похож на братьев?
— Нисколько не похож, — приуныл Кир. В его голосе сквозило неприкрытое отчаяние.
— Значит, так и есть! Ты, малыш, полуэльф! — торжественно объявила Аврил и едва в ладоши не захлопала.
— Как так? Это вообще бывает?
— Наверное. Ты же есть.
— Хм… А как ты догадалась?
— Пусть это останется моим секретом, — ее глаза улыбались. — Повторим?
* * *
— Если ты еще раз скажешь что-нибудь романтическое, я тебя убью, — предупредила Аврил, когда они выходили в зал.
Глава 31. НЕВЕРОЯТНЫЙ СОЮЗ
Никто бы не понял этого союза, если бы кто-то из сомневающихся сомневался в нем больше, чем сами его участники. Две могучие и непримиримые расы — гномы и тролли — в кои-то веки объединились против общего противника.
Их военное соперничество исчисляется тысячелетиями и гораздо превосходит по угрюмой настойчивости кухонные дрязги, привычные человечеству, которое, увы, и стало причиной невероятного союза. Те и другие выступили против людей, подкрепленные вдруг окрепшей в сердцах идеей о необходимости избавиться от докучливых персонажей в пенсне и пиджаках, лишивших древние расы благополучия.
(Расы всегда лишают одна другую благополучия и вообще выводят из себя всеми способами. Оттого солдатам и политикам вечно есть чем заняться. К тому же у этих из другого племени можно отобрать дефицитные набалдашники для посохов, всякие блестящие штуки и мало ли что еще полезного…)
Две огромные армии сошлись на закате в Синем лесу, составив солидную конкуренцию деревьям по числу стволов: изобретенный гномами порох превратил добрую старую потасовку в настоящую бойню. Теперь, чтобы разнести череп противнику, не нужно было даже как следует на него орать — лишь поднести к фитилю огонь, положившись на то, что заряд не подмочили на складе мыши.
Немаловажно, чтобы такой штуки не было у врага. Да и ненадежному союзнику[24] она ни к чему. Руководствуясь этим нехитрым принципом, гномы скрывали изобретение ото всех, включая большинство других гномов…
* * *
Несколько ранее описываемых событий, когда ответ на доставленное послание был написан, отправлен и получен, на границе поместья Вестингардов остановилась запряженная быками телега, достаточно большая, чтобы перевезти мельничный жернов.
Дальше произошло нечто необычное — во всяком случае, рачительные хозяева так не поступают. Крестьянин, управлявший быками, слез с облучка и поспешно убежал в лес, стараясь не сходить с полузаросшей тропы, по которой только что привел свой громоздкий транспорт.
Некоторое время ничего вообще не происходило. Затем заскучавший бык дернул телегу в сторону, норовя зажевать лопух.
Под ворохом сена что-то пробудилось от толчка — потому что копна подсыхающей травы поднялась вверх, а затем опала, высвободив плечистую фигуру с маленькой лысой головой цвета гранита и из гранита же сотворенной. Фигура эта медленно встала и едва не опрокинула телегу, выбираясь с нее на землю. Когда пришествие совершилось, на мощеной кирпичом дороге, ведущей в фамильный особняк Вестингардов, стоял здоровенный тролль в парадных доспехах, означавших, что кроме набедренной повязки на нем есть еще и нагрудник. Давя стопами кирпич, он неспешно двинулся к особняку на холме.
В те же минуты, но с другой стороны поместья, навстречу пробиралась сердитая горстка гномов, кои сердиты от природы, особенно когда им приходится покидать пещеры. Ни тролли, ни гномы не созданы для той среды, которую мы, люди, считаем для себя удобной. Все они — дети гор, с той лишь разницей, что одни предпочитают селиться на поверхности, а другие — под нею. В общем, гномы, идущие к чертогам леди Ралины, были крайне раздражены. Не в своей тарелке чувствовал себя и их новообретенный союзник. То, что послы обеих рас прибыли в поместье с разных сторон, вообще говорит само за себя.
* * *
В небольшой зале, устроенной предельно неудобно для политических собраний, присутствовали трое: посланники Утес и Вгрызсонн, а также хозяйка дома леди Ралина. Что до ее мужа, Клязиуса фон Вестингарда, барона Чеширского, то никогда нельзя было сказать точно, здесь он или нет, поскольку природа наградила его определенным произволом в этом вопросе.
Треугольное помещение, обустроенное специально к визиту, сходилось острым углом к входу, словно сталкивая сидящих напротив возвышения посланников. Оба они сейчас ерзали на единственной каменной скамье — слишком высокой для гнома и низкой для горного тролля. Кованые ботинки одного комично болтались в воздухе, колени же другого торчали вверх.
Перед ними в роскошном кресле восседала леди Ралина с ледяной обворожительной улыбкой. Ее черные волосы украшала бриллиантовая диадема, а парчовое платье сияло от самоцветов.
Сама она находила такой наряд нелепым, предпочитая чернильно-черные шелковые платья без украшений или же вовсе расхаживать голой по всему дому. Но для того, чтобы подразнить других, могла пойти на такие жертвы — перестроить старую квартиру дворецкого и нацепить море безделушек. Во всяком случае, улыбка ее была искренней: шутка определенно удалась!
Чтобы не утомлять читателя, воздержимся от передачи нюансов и акцентов, имевших место в переговорах. Скажем лишь, что тролль был косноязычен, а гном многословен и шепеляв. Оба они прибыли с одной целью: склонить могущественную леди (и — о да, конечно! — ее славного мужа) к союзу в предстоящей войне против людей, ради которой до поры объединились сами.
Говоря откровенно, о бароне Чеширском мало кто знал что-либо и очень бы удивился, узнав его истинное могущество. В сочетании с изобретательным чувством юмора и непостоянством взглядов могущество это ставило под угрозу само существование привычного мира. Стоит ли знать о таком, спрашиваю я вас? И отвечаю: ни в коем случае.
К счастью, большую часть времени барон проводил в благодушной дреме в обществе самовлюбленных кошачьих, к которым питал неизменно слабость. Кое-кто даже упрекнул бы его в опустошительной бездеятельности. Но, поверьте, именно его деятельность была бы опустошительна. Сама леди Ралина объясняла такое инертное существование банальной тягой к комфорту. Впрочем, какая из жен вообще ищет в натуре мужа что-то сложнее желания поесть после шести вечера?
Итогом произошедших переговоров стало досадное разочарование посланников, ибо чета Вестингардов ни к какой коалиции не примкнула и от нейтралитета вежливо отказалась, оставив простор неопределенности.
После ерзаний на скамье, смены тем разговора и нескольких неудачных острот, призванных разрядить обстановку и до предела ее накаливших, собрание развалилось, и послы уехали ни с чем.
«То, что у людей вкусная кровь, еще не значит, что их необходимо уничтожить… Не всех же, во всяком случае…» — сказала хозяйка в пустоту, выдворив докучливых компаньонов.
Складки портьеры у двери сложились в одобрительную улыбку.
Около полуночи в освещенном канделябрами кабинете раздались шарканье и скрежет. Его хозяин, по-стариковски сутулясь, пересек дубовый наборный пол, волоча за собой посох набалдашником вниз, и забрался в вытертое кресло у камина. Со стороны это казалось восшествием на престол улитки с прилепившейся к раковине ольховой веткой.
Подоспевший вовремя секретарь суетливо подсунул под негнущиеся ноги правителя обитую бархатом скамеечку.
Тот неспешно откинулся назад и сполз в кресле до середины, устроившись полулежа. Лицо его, состоящее из окаменелых морщин, явило секретарю мутный взгляд, до того сокрытый косматыми бровями.
Стараниями двух выросших из-за портьеры служителей в двусмысленных обтягивающих костюмах перед грудью старца возникло громоздкое сооружение — наклонный письменный стол, крепившийся к подлокотникам кресла.
