Некоторое время в зале сохранялось абсолютное молчание. Из внешнего, отлетающего в ночь мира доносились лишь отдаленные шорохи да потрескивал поленьями камин, устроенный в форме каменного бутона. Где-то на границе слуха продолжали хлопать незапертые двери и окна, атакуемые полчищем сквозняков, — но теперь гораздо тише, чем днем, будто их накрыло апатией.
— Так, значит, ты тот самый мальчишка из Трех Благополучных Прудов, которого выгнали из деревни за болтовню? — спросила наконец хозяйка, пристально посмотрев на Кира.
Такого определения его персоне еще никто не давал. Кое-кто мог выразиться гораздо грубее (и делали это, включая его собственного отца), но сам он лелеял некоторый более солидный образ самого себя, сейчас подвергшийся значительному испытанию на прочность. Грубостью пренебречь было гораздо проще, чем такой вот откровенной издевкой. Тем паче, она казалась весьма близкой к истине.
Отдадим должное сообразительности молодого человека, не ставшего спорить и отпираться:
— Если называть вещи своими именами, то да, госпожа. Очень верно подмечено, хотя есть и кое-какой нюанс.
— Хм! Для рыбацкого сынишки ты очень изысканно выражаешься. Что-то определенно есть, теперь я вижу это яснее… — последняя фраза была совершенно непонятна и, судя по всему, адресовалась коту.
Тот лишь на секунду приоткрыл оба глаза, сверкнув на Кира двумя продолговатыми рубинами, и решил больше не растрачиваться, спрыгнув с кресла и величественно удалившись из залы.
— Есть разговор. И он тебе может не понравиться. Всем вам, — поправилась леди Ралина, только сейчас будто вспомнив про остальных присутствующих.
Под Бандоном жалобно скрипнул стул. Вероятно, горилла проигрывала в борьбе со своей природой, и ставки, сделанные оптимистами, не стоили выеденного (в данном случае раздавленного) яйца.
— Мне желательна одна услуга, хорошо оплачиваемая и несколько необычная… для вас, — снова поправилась хозяйка. Что называется, взявшись поправляться, тут уж только держись.
— Что от нас потребуется? — полюбопытствовало левое кресло, по размеру обуви судя, содержавшее в своих недрах Гумбольдта.
Его вопрос был мягко проигнорирован. Раздалось недовольное сопение: левое кресло никак обиделось, пребывая, однако, не в том совершенно положении, чтобы это открыто демонстрировать.
— Мы должны кого-то убить? — попытало счастья правое кресло голосом страдающего от переедания Хвета.
В обед он несколько перестарался с пудингом и теперь его одолевали самые неприятные предчувствия насчет сегодняшней ночи и места, в котором он ее проведет. «Надеюсь, у них сортир не в соседнем лесу», — мрачно подумал акробат, прислушиваясь к подозрительным завываниям в животе. Тот зычно пробурчал, подтверждая худшие опасения.
Леди Ралина звонко рассмеялась. Но как-то слишком уж откровенно, не так, как смеются, когда хотят скрыть досаду от несвоевременно разгаданного секрета. Так мудрые смеются над деревенскими дурачками, взявшимися толковать Талмуд.
— Поверьте, для этого я бы нашла кого-нибудь другого! — сквозь смех воскликнула она. — Кто знает толк в деле.
Матушка Весна презрительно фыркнула, метнув на Хвета суровый взгляд. Все это время она стояла за спинкой хозяйского кресла, наподобие огромной совы. Только сейчас Кир увидел, насколько много в ней от этой ночной птицы. Вот-вот, и произойдет конфуз: немолодая экономка, отринув платье, вылетит на улицу в поисках зазевавшейся полевки.
— Вы могли слышать кое о чем по дороге сюда. Я бы сказала, не могли не слышать. И многих бы удивило то, что вы все равно продолжали двигаться на север, — сказала леди Ралина, отпивая подозрительно густого бордового вина из высокого бокала. Вино стекало по хрусталю, словно патока, составляя неприятное впечатление.
Судя по размерам бокала, в него легко помещалась добрая бутылка и сам он весил не меньше. При этом дама держала его двумя пальцами за массивную ножку, словно рюмку с ликером.
Кир лишь кивнул. Он и сам не мог объяснить, почему именно, несмотря на известие о надвигающейся войне с грозной и многочисленной армией, несмотря на поток бегущих на юг людей, они оказались здесь. В начале пути это казалось вполне логичным, а вот сейчас… Сейчас он никак не мог восстановить в мыслях извилистую цепочку, которая привела к таким соображениям. Так протрезвевший гуляка, пытаясь разгадать, что веселого было убегать от официанта по столам, не может этого сделать, сидя в полицейском участке.
— Именно что — многочисленной, — подняла палец леди Ралина, все также глядя ему в лицо. — В этом и состоит некоторый вопрос. Дай ему немного выпить, матушка. В конце концов это негостеприимно, когда наслаждается одна хозяйка.
Матушка Весна без лишних вопросов налила в бокал какой-то переливающейся зеленым жидкости из графина и поднесла на подносе Киру. Остальная четверка смирилась с ролью молчаливых зрителей и демонстративно не подавала признаков заинтересованности в содержимом множества разнокалиберных бутылок, стоящих на сервировочном столике.
— Сначала, однако, я хочу получить ответ. Веселье чуток подождет.
— А… что именно?.. — попытался собраться с мыслями Кир, насколько это возможно в подобной ситуации. Ему все же удалось овладеть собой и ровным голосом ответить: — Да, конечно, веселье подождет. Но все же что именно желательно для вас сделать?
— Вот! Барон! Я же говорила! — воскликнула хозяйка в потолок, будто там среди подвижных теней висел невидимый собеседник. — Правила иногда работают. А иногда нет, — добавила она веселым тоном.
Мало сказать, что присутствующие сочли это странным. Однако пара волшебных слов — «хорошо оплачиваемая» — заставляют людей проявлять чудеса терпения.
— Мне желательно, чтобы вы выяснили точную численность наступающего на Кварту войска. «Без аптеки», плюс-минус сотня голов. И чтобы вы приступили к этому сейчас же.
Кир молча посмотрел на леди Ралину. Та выразительно кивнула, подтверждая свои слова.
Из-за спинки кресла снова появилась матушка Весна, положив на стол туго набитый звякнувший кошель без всяких инициалов и гербов. По зале разлился неуловимый запах дюжей компании золотых монет, решивших устроить вечеринку.
— Здесь не меньше сотни золотых старика Неважнеца — при нем казна еще не мухлевала со свинцом, как при нынешнем, — вступила в диалог матушка. — Они ваши. Лошади запряжены и ждут во дворе. Я укажу направление, куда идти, дальше справитесь сами.
Глава 38. ПЛЕНЕННЫЕ КОРОЛИ
Следуя указаниям, повозки, миновав лес, шли по усыпанному щебнем гребню над долиной. Путь пролегал словно по границе двух непохожих друг на друга миров: справа от него вздымались скалы, почти голые и безжизненные, а слева и далеко вниз росли миллионы сосен, миллиард папоротников и ни одной банановой пальмы, чем был немало разочарован Педант.
Время от времени в тяжелых мучнистых облаках происходили важные изменения: перевернутые вверх ногами овцы превращались в слонов, которые очень скоро сбивались в супницу без крышки, становившуюся на миг улыбающейся кошачьей мордой размером с город, тут же разлетавшейся клочьями шерсти вокруг истончающейся улыбки. Небо вблизи Гряды, простиравшееся тусклым полотнищем с востока на запад, вообще было каким-то странным, словно не решившим до конца, ночь или день вокруг. Да и сама местность походила на шкуру некоего гигантского спящего животного в складках холмов и скал, вершины которых едва не дотягивали до снегов.
Лошади одна вслед другой понуро тянули свои ноши, не обращая внимания ни на сомнительных овец в небе, ни на собственных захребетников, устроившихся на мешках со скарбом. Вообще, если вам нужно веское непредвзятое мнение, основанное на здравом взгляде на вещи, всегда обращайтесь к лошадям.
— Какая-то странная дорога, — заметил Кир в полудреме.
Никто ему не ответил, и в течение следующего часа вообще никто не сказал ни слова.
Поданный в доме леди Ралины напиток наполнил его голову совершенно незнакомыми мыслями, которые толкались, не помещаясь враз на небольшой ментальной площадке, что можно окинуть взглядом. Приходилось пропускать их очередями, составляя кусок за куском общую ни на что не похожую картину, в которую вплетались сосны, лошади, короли и какая-то огромная шахматная доска с множеством фигур, расположенная в гулком полутемном нигде… Иногда Кир вообще переставал ощущать себя привычным собой, будто растворяясь в чем-то большем, где уже не требуется воспринимать как-то, а достаточно просто бесстрастно наблюдать за происходящим. Лишь в такие моменты появляется истинная ясность, которая, увы, тут же исчезает, стоит только о ней подумать.
* * *
Голод — извечный источник беспокойства — давал все сильнее о себе знать и в конце концов исколол иголками шар всепоглощающей дремы, раздувшийся было до горизонта.
