Основная отличительная черта троллей — каменность, давала им в бою значительные преимущества перед людьми. Возможно, поэтому на короле над горой была лишь узкая набедренная повязка, правда, украшенная поясом со множеством дурно ограненных рубинов. Удары Бандона пришлись по незащищенной ничем, кроме нее самой, голове тролля. В то же время важной частью традиционной гномьей культуры является склонность не снимать доспехи даже в постели. В результате чего Забой представлял собой миниатюрную версию еще не изобретенного в Кварте танка.
«Думаю, дипломатия здесь бессильна», — прощальным выдохом пронеслось у Кира, прыгнувшего гному на закорки в том момент, когда Гумбольдт с Хветом отлетели от него к стене, хрустнув всеми известными науке костями и еще парой, до сих пор скрывавшихся от хирурга.
Это задержало короля под горой ровно на полсекунды, которых хватило Бандону, чтобы ударить его столом (картинно отламывать от мебели ножки и произносить речь просто не было времени). Во все стороны полетели пузатые бутылки. Послышался хруст ломаемого чего-то, в чем предстояло разобраться потом. За спиной Бандона в каменную стену по рукоять вошел обоюдоострый топор, брошенный Забоем.
Кир едва успел пригнуть голову, содрав шлем с гномьей башки, в чем и состоял его боевой маневр, ибо справиться с ним в открытой борьбе рыбацкому сыну в принципе не светило. С таким же успехом карась мог напасть на лошадь. В общем и целом, если подсчитывать шансы на успех в сражении, то один к миллиону будет самое оно.
Из-под расколотой надвое каменной столешницы торчали две пары ног: одна — в тяжелых кованых башмаках, которыми можно дробить булыжник, и другая — тощие отростки худосочного тела, обутые в рваные гимнастические тапочки[28].
Бандон, пошатываясь, обошел образовавшуюся кучу обломков и потянул за вторую пару ног, казавшуюся более безобидной. Под столешницей кто-то отчаянно задергался, изрыгая проклятия.
— Это я, — сказал здоровяк ногам, отчего ругань под завалом не стихла, лишь переменив интонацию.
Тело Кира было извлечено наружу со всей возможной деликатностью. Даже ни одна конечность не оторвалось.
Где-то в темном углу мученически стонал Гумбольдт. В его стонах, помимо отзвуков боли, слышалось требование вина и куска свинины. С ним уже возилась Аврил, периодически отгоняя Педанта, пытавшегося укусить раненого за нос. Дружба этих двоих не сложилась, и макак, в свойственной всем приматам манере, пытался использовать момент чужой беды, чтобы окончательно доконать противника.
Хвет стоял под лестницей, держась за вывихнутую руку, чему-то по-дурацки улыбаясь. Затем он произнес «ой!» и сложился на месте без сознания. Хлопоты Аврил мгновенно перенеслись туда, оставив Гумбольдта без выпивки один на один с плотоядной злопамятной обезьяной.
Добавим для полноты, что с осыпавшейся стены на происходящее завороженно взирала небольшая коричневая ящерица — из тех беспринципных тварей, что селятся вдалеке от южных пустынь, ставя под сомнение саму сущность рептилии. Вероятно, если все так пойдет дальше, когда-нибудь мы станем свидетелями появления ящериц, сплошь покрытых шерстью и живущих на ледниках. Но этот удивительный феномен предлагаю оставить другим сказителям. Надо же им на чем-то подзаработать…
* * *
Что-то определенно пошло не так.
Где-то за пределами понятной нам вселенной на огромной шахматной доске с тысячами клеток вместо аспидно-черного слона возник пушистый зеленоглазый котенок, тут же раскидавший немалую часть фигур, — к удивлению игроков, описывать которых мы благоразумно не станем.
В той части мироздания, где происходила игра, к котятам совершенно не привыкли. Пришлось буквально на ходу из высшего качества пустоты создавать уйму всяких специальных штук — от туалетного лотка до высокопитательных рыбьих голов. Первое, кстати, нечаянным переселенцем было полностью проигнорировано — с тех пор вечность отдает кошачьей мочой.
В тот же момент в захламленной каморе за сценой Королевского театра Сыра-на-Вене весьма озадаченная мышь вдруг обнаружила, что спасается от черной полированной штуковины, пахнущей деревом и лаком… Даже в жизни тщедушного грызуна бывают моменты, когда он готов гомерически рассмеяться и отправиться на поиски выпивки.
Жернова Судьбы буквально на секунду забуксовали, позволив произойти мириадам не видных простому глазу событий, которых вообще не должно было случиться. Например, почтенный немолодой шляпник Косс, человек семейный и в высшей степени положительный, был укушен соломенным канотье.
А кое-кто от всего произошедшего пришел в неописуемое бешенство.
Ноас подняла закованную в перчатку ладонь и дунула на нее в сторону Кира, словно отправляя в полет божью коровку. Юноша стоял как стоял, переминаясь на месте, и, будем справедливы, довольно тупо смотрел на происходящее.
Валькирия впилась в него глазами. По какой-то причине дело явно пошло не так, как она рассчитывала. Несколько долгих секунд великанша словно выискивала что-то на его лице, а потом вдруг резко хлопнула в ладоши, произведя звук двух столкнувшихся кастрюль:
— Ха! Полуэльф! Маленький ублюдок! Насмешка над всеми нами! Не думала, что такое вообще возможно!
Ее лицо рассекла кривая улыбка, холодные губы разошлись, обнажая бритвенный оскал хищника. Сейчас это была маска буйной сумасшедшей, которую никто не назвал бы красивой, находясь в здравом рассудке. Король троллей, лежа связанный на полу, расплылся в счастливой улыбке и попытался помахать рукой своей очаровательной госпоже. В его глазах плясали красные искры, которые ему явно не принадлежали. Поверженный комедиантами гном все так же валялся без сознания рядом с ним.
— И что же нам с тобой делать, тухлая коровья отрыжка? — Ноас прошлась по полуразрушенному залу, хрустя каменной крошкой.
— Фу! — отозвалась Аврил откуда-то сверху.
Великанша подняла глаза.
Девушка стояла на краю каменной плиты, державшей когда-то потолок. Из широких пазов, предназначенных для балок, торчали пучки травы и ветки: поколения птиц строили в них гнезда, ибо природа не терпит пустоты и цепляется за любую возможность продолжить род. Бывает, например, исчезающие расы решаются на необычные поступки — и тогда какая-нибудь женщина вдруг встречает в чащобе эльфа на белом коне, который оказывается не в пример интереснее ее грубияна мужа… (Хотя конь мог бы быть посправнее, а кавалер одет поприличнее.)
— Можно подумать, что, если взяла палку, так уже и стала мужиком, — осуждающе продолжила Аврил, глядя прямо в глаза валькирии.
— Это что за писк?
Ноас с нечеловеческой быстротой швырнула в девушку перчаткой, сшибив ее вниз, словно воробья с ограды. Аврил, вскрикнув, упала на груду битого камня и затихла. Кир бросился к ней, но пересечь бывшую замковою залу означало пробежать мимо воительницы. Ленивым движением руки она отбросила юношу, со шлепком впечатав в противоположную стену. Все вместе не заняло и пяти секунд.
Опутанный веревками Склонн попытался зааплодировать, получив хороший пинок от приходящего в себя Забоя. Король гномов начал биться, как муха в паутине, только сильнее затягивая узлы. Великанша вскинула ладонь, и гном затих, вытаращив глаза.
Кир лежал у стены, тяжело дыша. В горле стоял ком. Все тело ныло и пульсировало от боли. Кости и так онемевшей от недолжного применения руки ему основательно раздробило при ударе. Кажется, ребра тоже. Ноги остались целы, но толку от них было не слишком много, потому что встать отдельно от всего остального они не могли, а прочему сильно мешала гравитация.
— Что до твоего папаши, — Ноас как ни в чем не бывало подошла к юноше, будто он отдыхал на газоне, рассчитывая на стакан лимонада, — слышала я, он загнулся, не оставив сыновей. Хм… Почти не оставив.
Она плотоядно улыбнулась, ткнув его носком сапога. В ее манере все вообще выходило плотоядно, хищно и угрожающе, даже размешанный ее рукой сахар в чае чувствовал себя поверженным врагом, хотя отродясь ни на кого не нападал и даже не думал рыпаться из чашки.
— Ты ведь не знал его? С отцами часто случается кавардак. Передавать наследство по матери куда надежнее: если женщина рожает — тут уж не растеряешься в догадках… Зачем ты вообще оказался здесь? — валькирия резко повернулась к Бандону: — Нет вина, а? Ты, черный?
Тот отрицательно помотал головой и почувствовал себя виноватым. Кажется, Ноас его заворожила не меньше бедняги тролля. На его родине вообще правили матери и бабки. Хотя бы те же слоны: слонихи рождают их, вскармливают и до конца дней водят по саванне туда-сюда — даже газету некогда почитать. Ноас бы похвалила такой подход…
— Жаль. Моя сестрица гораздо запасливее. Эй! Ба-ро-о-он!!! — вдруг заорала она так, что над лесом поднялись птицы.
