Володю Гарина Андрей нашел сам. К нему с самого начала возникла какая-то настороженность, потому что в нем было что-то особенное, какой-то свой мир. И непонятно было, как он проявится, во что превратится. Он был как чудо, а чудо всегда и притягивает, и немного пугает. Но в итоге оно превратилось в то, что вообще невозможно сыграть или написать. В каждой сцене проявлялись детали – какие-то смешки, полуулыбки, взгляды, – которых не было в сценарии, но они настолько органично вписывались в него, что казались его неотъемлемой частью. Причем каждый последующий дубль отличался от предыдущего. В “Фильме о фильме” приведено четыре дубля сцены, в которой Володя заходит в кафе и спрашивает, можно ли здесь перекусить. Там нет ни одного повтора. И так было не только в этой сцене, а буквально в каждой.
Словом, мальчики очень разные, но оба они прекрасны. Андрей изначально говорил, что либо найдет детей, и тогда фильм будет сниматься, либо не найдет, и никакого фильма не будет.
А чем было “Возвращение” лично для вас?
Фильм “Возвращение” – это поворотный момент в жизни многих, кто над ним работал. Андрей понимал, что он должен или снять кино сейчас, или не снимать вообще. У меня тоже были проблемы. В моей жизни уже давно не было кино, и более того, я вообще ушел из актерской профессии и забыл даже думать о ней. Я пошел на разговор, потому что мне предложили поговорить с режиссером, а не кастинг.
На этой встрече Андрей рассказал мне про историю, которую он хочет снимать, дал почитать сценарий, чего никогда до этого не делал. Я прочел и понял, что просто обязан быть в этом кино. Я говорю буквально. Мне вдруг захотелось сниматься. И не столько сниматься, сколько быть именно в этом кино. Я загорелся этим, но очень боялся спугнуть это счастье своей бурной реакцией.
Это состояние длилось очень долго – девять месяцев. Я был первым из всех актеров на кастинге и последним, кого утвердили. Многие говорили заранее, что все уже решено, что я точно буду сниматься. Но я понимал: пока Андрей не скажет, что меня утвердили, в любой момент может прийти тот, кто покажется более подходящим, чем я.
Поэтому все свое необъяснимое, страстное желание я держал в руках, не пускал в сердце. Заставлял себя терпеть, потому что понимал – если скажут “нет”, я переживу это, я останусь живым, но если я запущу это в сердце, оно не выдержит отказа, оно просто взорвется. Думаю, что тогда нечто подобное испытывал каждый из нас. Мы понимали, что начинаем снимать настоящее кино. И это было счастье. Это было счастье, которое длилось не мгновение, а каждый день. Конечно, возникали и трудности, но чувство радости от того, что мы делаем, не пропадало. И ни о чем больше невозможно было думать.
Было ли нечто подобное в “Изгнании”?
Да, хотя изначально я не должен был играть в “Изгнании”. Когда Андрей дал мне прочитать сценарий, он сразу же сказал, что я не буду сниматься в этом кино. И я прекрасно понимал желание режиссера не брать актеров из предыдущего фильма. Но, прочитав эту историю, я сразу понял, что это моя роль. После долгих проб Андрей тоже пришел к такому выводу и предложил мне принять участие в кастинге.
Существует мнение, что актер не должен заранее знать сценарий фильма. Как вы относитесь к такому подходу?
Андрей очень часто говорит, что не будет заранее давать читать сценарий. Собственно, так и было с “Изгнанием”. Никто не читал сценарий, кроме меня. Но не потому, что ко мне существовало какое-то особое отношение. Андрей дал мне прочитать пятый вариант “Изгнания”, сразу сказав, что я сниматься не буду. В итоге я все-таки попал в эту картину, но снимали уже по двенадцатому варианту, так что изменений было внесено много.
Я понимаю желание Андрея не давать актерам сценарий, но сам считаю по-другому. Я думаю, актер должен знать все. Конечно, бывают разные ситуации, разные сценарии и режиссеры – я не могу сказать точно, что всегда нужно давать или не давать. Но лично я все-таки предпочитаю знать всю историю от начала и до конца. Мне это не только не мешает, а просто необходимо – я должен увидеть этот мир целиком.
Возможно, это связано с той школой, которую я прошел в театре Клименко. Он говорил, что актер – хозяин сцены, хозяин этого мира. Он не должен выходить на сцену как гость, нет, это зрители пришли к нему в гости. И поэтому он, конечно, должен знать всю историю. Другое дело, что он не должен вываливать на зрителя сразу все, что он знает, а должен иметь терпение прожить эту историю вместе со зрителем от начала и до конца. Это же относится и к театру. Реальность должна рождаться прямо на глазах. Актеру нужно обладать терпением, не нагружать зрителя сразу всем, что он знает. Представьте себе, вы только что пришли на футбольный матч, а счет уже три – ноль. Вас же это возмутит! Здесь то же самое.
А лично вам не трудно скрывать в образе преждевременную драматичность, когда вы знаете, что герой погибнет? Или же наоборот – зритель должен ее подспудно ощущать с первых кадров?
Это дело зрителя. Я говорю о том, как для меня важно прочитать сценарий, о том, что работа над ролью позволяет прорастить в себе нечто новое и познать в себе что-то, что раньше было скрыто. Для этого мне нужно знать все от начала до конца. Что там человек увидит – мне это не важно.
Вы чувствуете хоть какую-то ответственность перед зрителем?
Абсолютно никакой ответственности. А что я ему должен? У меня ответственность только перед самим собой. Я в первую очередь должен отвечать за себя. Иногда, конечно, это не удается. Иногда приходится идти на какой-то компромисс, потому что не всегда все бывает гладко. Главное – убедить себя, потому что самого себя не обманешь. Обмануть можно кого угодно, но не себя. Я уверен, что большинство актеров отдают себе отчет в том, чтó они делают, всякий раз находя для этого оправдание. Кроме того, отсутствие материала – это сейчас огромная проблема. Я (и не только я) с этим сталкиваюсь уже не первый год. Я даже не мог себе представить, какие сценарии могут писать люди. Это даже не пустота, это пошлость… И она сплошь. А выбора у людей нет. Они идут туда, может быть, надеются, что как-то смогут что-то исправить в процессе. Но невозможно исправить пустоту и пошлость.
Тем не менее дай бог каждому человеку уметь отвечать за себя самого, а не за других людей. Разумеется, я не говорю о том, что мне совсем не важен зритель. Очень радостно, когда кто-то смотрит и находит в себе силы пойти за нами. В целом кино каждый делает сам для себя, но если к нам присоединяется кто-то еще в этом путешествии, что-то приобретает для себя, это, конечно, приятно. Но ответственность у каждого своя.
Кто такой для вас зритель? Или он вообще не существует?
Во время съемок я вообще о нем не думаю. А когда фильм готов, это уже совсем другая история. Конечно, радостно, когда то, что ты делаешь, каким-то образом трогает человека, когда ты ощущаешь какое-то понимание. Это придает силы для движения вперед, но это не самоцель. Когда ты делаешь кино, ты не думаешь о том, чтобы кому-то угодить или чтобы кто-то что-то понял. Так ничего не получится. На тот момент для тебя самое важное – прожить этот важный этап твоей жизни. Ведь твоя жизнь не останавливается. Ты продолжаешь жить своей жизнью, но только входишь в какую-то особую зону. В ней другие условия, другие законы, это более плотная среда, через которую ты проходишь, как через какой-то мощный рентген. И выходишь из этой зоны ты тоже самим собой, но уже что-то приобретя.
Любой человек хочет, чтобы каждый его день был прожит не зря. И съемки в этом отношении – как раз то пространство, которое позволяет осуществить эти мечты. Именно в этот момент ты получаешь возможность приобрести что-то значимое, мощное. И после каждого фильма ты выходишь из этой зоны, с одной стороны, опустошенный, но с другой – чем-то обогатившийся. Если говорить о фильмах “Возвращение” или “Изгнание”, ты проходишь через какой-то свет, ты приобретаешь то, чего не могли бы тебе дать ни сотни книг, ни сотни мудрецов. Это не просто какое-то знание. Это и знание, и опыт, и сила, и свет – ты познаешь себя, свой путь.
Кино Звягинцева – это то течение, тот океан жизни, в котором ты находишься в данную минуту. Пошли титры, но на самом деле ничего не закончилось. Все продолжает происходить здесь и сейчас. Фильмами мы лишь зачерпнули из этого океана пару раз, но это не сделало их застывшими, замкнутыми в жесткую форму. Океан не имеет начала и конца, поэтому ничего еще не закончилось. Я еще в нем плыву.
Беседовала Полина Душацкая20 сентября 2009 года
Ирина Машевская
Теорема Звягинцева
О фильме Андрея Звягинцева “Возвращение” много писали и говорили. Кстати, отзывы были разными: от дифирамбов до недоумения и обвинений в непрофессионализме. Куча призов, неожиданное и почти всеобщее признание, конечно, событие радостное и, можно сказать, исключительное. Не секрет, что современники (да и потомки) нечасто готовы оценить истинное произведение искусства по достоинству. А тут оценили. Причем практически сразу. Однако само по себе такое признание, как показывает практика, еще не означает истинного понимания и проникновения в глубинную проблематику картины.
