В последний перед выпуском приезд в Олларию Валентина встречает Удо Борн и с мрачным лицом рассказывает ему — со слов Штанцлера, разумеется, — о Высоком Совете и речи кардинала.
— Он открытым текстом запретил Людям Чести брать в оруженосцы герцога Придда. Мне очень жаль, Валентин.
Валентин уверен, что в Лаик по его лицу ничего нельзя понять, но, как оказалось, о Совете рассказали не только ему. И Колиньяр радостно делится новостями со всем «загоном».
— Если крикнут тебя, никто не скажет «нельзя». Это есть нарушение порядка, — говорит Йоганн, когда Катершванцы и Дик находят Валентина в саду.
А Дик кивает и говорит, что да, запретить нельзя, ведь в свое время Анри-Гийом Эпинэ взял Эгмонта Окделла, а фок Варзов — Рокэ Алву, хотя и тому, и другому настоятельно советовали иной выбор.
— Если бы отец мог, он бы обязательно! — почти клянется Дик, и Валентин кивает. Одкорытникам он верит, но… Эгмонт Окделл служит в Торке, и въезд в столицу ему все еще запрещен, фок Варзов заберет Катершванцев, про Эпинэ лучше вообще не думать. А вот есть ли среди оставшихся Людей Чести кто-то столь же храбрый…
Три дня — более чем достаточно, чтобы смириться с неизбежным, и, стоя на черно-белых плитах, Валентин испытывает лишь любопытство. Решится ли кто-нибудь пойти наперекор воле кардинала? И как будут сохранять лицо те, кто не решится?
Герольд зачитывает список. Валентин восьмой — неплохо, но и гордиться нечем. Впрочем, ему некого разочаровывать, а то, возьмут ли его сегодня, уж точно не зависит от номера, будь он хоть первым.
— Двадцать доблестных дворян предлагают свою жизнь, честь и шпагу тем, на чьих плечах держится королевство. Кто из Лучших Людей Талига изберет их в оруженосцы?
Фок Варзов просит отпустить Катершванцев, а потом Килеан-ур-Ломбах называет Эстебана. Тот наверх словно взлетает, и не скажешь, что недоволен, хотя комендант столицы — это все же не Первый маршал. Правда, всерьез надежды Колиньяра только сам Эстебан и воспринимал, а Арно и Берто — оба Алве родня и знавшие его не понаслышке — вообще смеялись. Но Эстебан — мальчишка, а вот для старших Колиньяров такой выбор Килеана — уступка или насмешка? Валентин слишком мало знает о реальной расстановке сил, чтобы сказать точно. А интересно.
Дальше все идет без сюрпризов — Первый адмирал называет Берто, генерал Давенпорт — Арно. А граф Ариго — Эдварда Феншо. Что ж, не придерешься. Потомственные вассалы должны начинать службу у сюзеренов, если есть возможность. А обещания, что обещания. Опять скучно… а затем маркиз Ноймар называет Дика, тот бросает на Валентина виноватый взгляд и тоже уходит наверх. Волки, конечно, Великой Талигойе не союзники, но не настолько, чтобы Дик потерял голову и полез в петлю. Пусть едет на север, хоть с отцом сможет видеться чаще. А вот что теперь, когда Дика взяли, будет делать генерал Рокслей? Наследника опального сюзерена взять в оруженосцы было бы достойно, а больше Людей Чести на плитах не осталось, только Валентин. И первую пятерку тоже разобрали, так что вы решите, генерал? Промолчите трусливо или вспомните данное слово?
Промолчал, и бьет полуденная пушка. Еще чуть-чуть, и останется только сочинить еще пару почетных дипломов.
— Валентин, герцог Придд, — раздается ленивый голос. — Я, Рокэ Алва, принимаю вашу службу.
Вот как. Шутка, поистине достойная Сузы-Музы, господин Первый маршал! Но что делать? Принести присягу человеку, утопившему восстание в болотах Ренквахи? Человеку, от чьей руки погиб Юстиниан, Юстиниан, восхищавшийся Вороном? Честь и ненависть требуют сказать «нет», но… Из Васспарда он ничего не сможет сделать, ни для себя, ни для братьев, ни для Дома.
Валентин поднимается наверх, и при виде этого холеного лица — первый красавец Талига, Леворукий его побери! — желание убить становится почти нестерпимым. И рука уже находит рукоять кинжала, но тут в голове звучит голос, похожий одновременно на Юстиниана, Корнелия и отца: «Клаусу нет и двенадцати, ты хочешь, чтобы он оказался на твоем месте?» Нельзя.
— Валентин-Отто Придд приносит присягу!
— Юноша, меньше, чем оруженосец, мне нужен только духовник, — говорит Рокэ Алва. Господин Первый маршал влепил пощечину Людям Чести, показал язык Дораку, а на дальнейшее ему наплевать. Единственные распоряжения, которые он отдает оруженосцу, — не путаться под ногами и не звать его эром.
— Эр Рокэ, — это мелко, но удержаться нет сил. — Могу я пользоваться вашей библиотекой?
Эр кривится, но разрешение дает.
…Библиотека в доме Алва хороша и прекрасно организована. Исторические и военные трактаты Валентин аккуратно ставит на место, на виду оставляя Веннена и Дидериха. Он сам не знает, ребячество это или маскировка.
Граф Штанцлер смотрит на него с сочувствием.
— Это моя вина, мой мальчик, я должен был, как фок Варзов, попросить отпустить тебя в Васспард, к больной матери. — Герцогиня Ангелика здорова, насколько может быть здорова женщина, которая живет только долгом, но понятно же, что Штанцлер имеет в виду. — Я сам напишу герцогине и все объясню.
Матушка не простит и, наверно, даже не поймет, но писем с проклятиями посылать не станет. А Корнелию и мальчикам он напишет сам.
Через три дня после дня святого Фабиана Валентин приходит к заколоченному особняку со спрутами на воротах. Он знает адрес, он знает этот дом по чертежам и рассказам, но сам он не был здесь никогда. Он стучит в дверь флигеля, и ему открывает седой мужчина средних лет. Должно быть, Райх, старший из слуг, оставшихся смотреть за домом.
— Молодой господин! Мы вас ждали.
Валентин знает, что здесь происходит, Райх регулярно пишет в Васспард. Он надеется снова открыть особняк, но, увы, не раньше, чем через три года. Сейчас нет ни смысла, ни лишних денег. Впрочем, все потайные ходы исправны, а в здешних тайниках тоже можно найти много интересного. Главное, не пропадать здесь слишком часто. Алве до него нет дела, но иногда Валентину кажется, что за ним все же следят. И кто знает, что на уме у кардинала Сильвестра.
Их Величества странно смотрятся вместе. Валентин не ребенок, он все понимает, он помнит, что между родителями никогда не было особой нежности, он знает, что сестра не любит мужа, но… Катарина Ариго похожа на птицу в клетке, а Фердинанд Оллар совсем не похож на мужчину, достойного быть рядом с ней.
…Когда годами ненавидишь образ человека, а потом вдруг начинаешь жить с ним под одной крышей, может случиться всякое. Но Рокэ Алву легко ненавидеть и вблизи, очень легко. Настолько легко, что поневоле задумываешься, не специально ли старается Первый маршал. Но это смешно, что ему до мальчишки-оруженосца? Эр Штанцлер любит объяснять поступки Алвы, и, пока слушаешь, звучит достоверно, но стоит выйти и задуматься, как все рассыпается. Но Валентин все равно задает вопросы, ему нужно знать. Ему многое нужно понять, и прежде всего — где и в чем ошибся отец.
Мальчишка, он все еще безрассудный мальчишка! Привык, что Эстебана можно доводить безнаказанно, а ведь оруженосцы не унары, им дуэли никто не запрещал. И что он будет делать, восьмой номер против первого? Вы многого добились за полтора месяца в столице, герцог Придд, вам даже секундантом позвать некого.
Валентин пишет три письма и одну записку, а утром седлает Соро. Во-первых, даже у Колиньяра и его своры не хватит наглости не привести назад лошадь из конюшни Алва, а во-вторых, — ну может он побаловать себя напоследок?
Они дерутся до победного, и Валентин держится даже дольше, чем рассчитывает, но в конце концов все равно подставляется. Бедро. На лице Эстебана — самая гнусная из его улыбок, он смотрит и предлагает признать поражение… ну нет. Мимолетный урок Юстина тогда в Васспарде, перед тем, как все началось и кончилось, тренировки тайком, должно получиться. Левая рука, на которую противник не смотрит, тянется к рукояти упавшей шпаги, дотягивается, любое усилие увеличивает боль, но это неважно… Есть. Достал.
