— В то что вижу перед собой — Антихриста.
— Что ты можешь знать об этом. Ничего. Я был там, почти две тысячи лет назад… Неважно.
— Ты искушаешь души человеческие, собирая урожай. Ты ведешь мир к концу…
— Смотрю, ты тронулся окончательно в этих стенах. Пока я был в Покровском на меня напала какая-то сумасшедшая из Царицыно. Хиония Гусева вроде. Впрочем не это важно. Тебе ведь знакомы подобные предметы? Еще помнишь своего кота?
Он протянул мне коробочку, в которой находился серебристый небольшой предмет. Я сразу узнал в нем схожесть с моим… Да, когда-то у меня был подобный предмет в форме кота. Мой дар. Он отнял и его.
— Это сверчок. Очень мощный предмет. Мне удалось узнать у этой женщины откуда он взялся у нее. Как она сказала, некий офицер в мундире передал ей шкатулку. Настоятельно требовал ее взять эту шкатулку себе. В ней-то и был этот маленький сверчок, который вел этого человека. Выполнив его просьбу, она забрала сверчка, а этот офицер тут же застрелился, прямо при ней.
— Не понимаю я, что…
— Сверчком не всякий может управлять. Только тот, у кого сильная воля может сдержать его и подчинить себе. Ему и будет принадлежать сверчок, и его будет слушаться, независимо от того, у кого он будет находиться. Если только другой человек с такой же силой воли не получит в свои руки сверчка. Тогда он будет нейтрализован. Как видишь сверчок у меня, но пользоваться я им не могу. Сил не хватает. С меня достаточно и одного предмета. Но главное, что сверчок сейчас не подчиняется никому другому. Эта Гусева, и тот офицер были лишь носителями сверчка, исполнителями его воли, или воли истинного владельца предмета, неважно. Они были слабы и погибли. Эта женщина еще жива, но тронулась умом окончательно. Ты, по сравнению с ней, еще ничего, вполне вменяем. Только достал уже со своим Дьяволом.
— Ты приходишь и говоришь. Ты всегда приходишь поговорить со мной, высказаться. Я все что у тебя есть?
— Верно. Единственный с кем я мог бы поговорить, это ты, выживший из ума варвар и дикарь. Ты страдаешь от одиночества в последнее время. Я уже давно один. Ты говоришь, что я забрал у тебя все, всю твою жизнь. Меня тоже лишили всего, что было мне дорого. Мы похожи. Вот только я смотрю дальше тебя. От меня зависит слишком много. В Покровском, до покушения, я много думал, что предпринять, на что решится. Сверчок дал ответ. Я словно пробудился от спячки сомнений. Медлить нельзя. Вот только сил тогда у меня практически не было. Иллюзии, как я вижу продолжали действовать. Сними я хамелеона, я давно бы уже вернулся. Но столько всего уже раскидано… Я не мог. Оставалось только ждать, когда силы восстановятся.
— И ты направился ко мне…
— Надо было ведь тебя навестить. Как ты тут. Остался бы так сидеть в метре от выхода, увидеть который тебе не суждено. Да и другие, если бы пришли сюда, увидели бы лишь стены, которых нет. Вот я и проведал тебя, поговорив хоть с кем-нибудь. Ты ведь, Григорий, единственный кто знает про меня. Про настоящего меня. И хамелеона. До этого я скрывался под различными личинами, не показывая истинного облика. Но устал от этих пряток. Я от всего уже устал. Да и хамелеон все же много сил из меня тянет. Надо решаться и действовать. Думаю, что вскоре покину твой облик, и ты сможешь вернуться. Делай что хочешь…
— Сколько?
— Торопишься, Григорий, торопишься. Год, может два. Ты ведь не знаешь что творится кругом. Война началась. Буквально на днях. Я опоздал, чтобы остановить все это. Домино было запущено практически одновременно с покушением на меня. Теперь придется пройти через мясорубку. Ты веришь в своего царя, Григорий?
— Нет во мне веры больше ни во что. Ни в царя, ни в Господа Бога. Что ты хочешь от сломленного человека услышать? Нет во мне веры, нет.
— Ни в ком из вас нет веры. Тем не менее, идете в церковь, будто там особое место. Там вас услышат что ли, в отличии от любого другого места, будь хоть бордель? Что ищете вы? Говоришь сломлен, не так ли? Так почему не обратишься в свою веру? Почему не ищешь спасения? Отдал себя на растерзания. Ты не веришь, что кто-то поможет. И правильно. Никто не придет. Человек может рассчитывать только на себя.
— Когда Дьявол прихватил тебя, лучше и не пытаться вырваться. Я уже это понял на своем опыте…
— Да чтоб тебя, деревенщина. Дьявола он увидел. Будь ты не ладен. Пора мне идти. Ждут меня люди. Ждет меня Россия. А я с тобой тут… Еще увидимся. Скоро мне придется отлучится из страны надолго. Придется видимо тебя выпустить на свет людской. Попробуй вести себя приличней. Хотя… возможно безопаснее оставить тебя здесь. Запущу иллюзию и…
Он ушел, скрыв от меня дверь и все окна непроглядной стеной, но остальной дом оставался в моем распоряжении. Опять один. Опять во тьме. Война. Он вроде говорил, что началась война. Одни страдания. Он принес боль в этот мир, а говорит о спасении. Если он человек, откуда знать ему, что будет являться благом для народа.
Глава двенадцатая
И явился Дьявол
Осень 1914 г.
Швейцария
Ситуация усугублялась. Как все обернется было совершенно не понятно. Все могло повлиять как в пользу масштабных протестов и революции, так и обратиться совершенно в обратную сторону — укрепление патриотизма и авторитета Николая II. Особенно если бы война была выиграна. Российская так называемая буржуазия, молодая и неопытная, но совершенно наглая, совершенно не видела проблем, которые назревали. Не принимают никаких мер, чтобы снизить накал классовой борьбы и предотвратить надвигающиеся и все больше усиливающиеся классовые трения. А конфликты в деревне? Крестьяне, веками мечтавшие отобрать землю у помещиков и прогнать их самих, не были удовлетворены ни реформой 1861 года, отменившей крепостное право, ни Столыпинскими инициативами. Им нужна была вся земля, в свою собственное пользование, без эксплуататоров. Не говоря уже о простых заводских рабочих. Проблемы назревали все больше и больше. Теперь все зависит от исхода войны.
Ленин продолжал искать пути улучшения своих собственных позиций в сложившейся ситуации. Пока что однозначного решения не было. Приходилось просто выжидать. Все могло измениться мгновенно, как в одну, так и в другую сторону. Маятник, на котором оказалась сегодня Российская империя, раскручивался все сильнее. В обществе и народных массах социалистические идеи становятся все популярнее. Вот только воспользоваться этим могли все партии. Но повести, по мнению Ленина, народные массы на революцию должны были большевики. На данный момент большевики не являлись самой многочисленной партией, уступая в этом эсерам. Но было у них одно самое главное преимущество перед другим — настоящий лидер. Авторитетный и сильный руководитель, имевший влияние не только в самой партии большевиков, но и в народе. Ленин был целеустремлен, и прекрасно организовал всю деятельность партии, мягко подталкивая народ к более активным действием. Но после революции 1905–1907 годов, Ленин был связан по рукам в своих действиях, продолжая тем не менее свою подпольную деятельность. Необходимо пользоваться всеми легальными возможностями, когда нельзя было надеяться на непосредственно революционную борьбу.
Жандармы и городовые из Охранки стали действовать жестче, стремясь ликвидировать угрозу и предотвратить повторения подобных волнений. Но только усугубляли положение. По сути своей, жизнь простого народа не улучшалась, а давление со стороны властей, наоборот, возрастало. Аресты, слежки, допросы — все это конечно мешало организовывать протесты и забастовки, но не спасало от наступления кризиса в дальнейшим. Терпение людей могло лопнуть, если не через год, так через пять-десять лет точно. Ленин был уверен в том, что династия Романовых закончит свое правление на Николае II. Рано или поздно, и в Россию придут веянья свободы из Европы. Результат революции в прошлом в Англии и Франции был на лицо — довести народ до такого состояния угнетения какой был у них в 18 веке… Пока народ умирал с голода, они устраивали пиры. Вся страна загибалась. Революция спасла положение — развитие равноправной системы позволил вывести и Англию, и Францию на новый уровень, дав равные возможности всем. И никакой гибели империи — только усиление и укрепление позиции в мире.
Если бы только Николай II сам понял, что не может справиться со страной, и пошел бы на встречу своим гражданами. Конституционная монархия могла стать идеальным выходом из сегодняшней ситуации. И тут эта война. Конечно, сейчас он не может бросить страну, и будет продолжать свою линию. А если одержит победу, то никаких претензий к нему не может быть. Все любят, все прощают. А вот поражение будет крахом для Николая II. Покажет всю его неспособность, все слабости. Так было с Японской войной в 1904 году. Только на этот раз, подавить волну недовольных будет невозможно. Среди охватившего все политические партии взрыва патриотизма практически только Ленин призывал к превращению империалистической войны в гражданскую. В этих дебатах он ощущал полное непонимание.
