Раздались гудки на том конце, и я молча положила трубку телефона на рычаги аппарата.
Утром прибыла большая черная машина с наглухо тонированными окнами. Меня вышла провожать большая часть персонала приюта. Но они не подошли к машине, а остались стоять на верхних ступеньках лестницы ведущей в главный вход здания. Наставница обняла и прижала меня к себе.
— Мы не можем идти дальше, прости Мэлл, — она посмотрела мне в глаза, — прощай. Удачи тебе.
Она наклонилась и поцеловала меня в лоб. Я видела, что она искренне опечалена и тревожится за меня. Но она отдавала меня в родные руки, поэтому не задавалась вопросом о моей дальнейшей судьбе. Не сказав на прощанье ни слова, я подошла к большой машине представительского класса, на капоте которой поблескивал хромированная надпись model S 75D, а под ней маленькая надпись «Aperture Science Enrichment Center» и странный логотип — кольцо, разбитое на восемь треугольных сегментов.
Я обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на место, где провела свои последние шестнадцать лет. Я испытывала грусть, покидая его. Место, давшее мне очень много. Здесь, несмотря на свое стойкое желание молчать, я все же научилась читать и писать, и другим социально-практическим навыкам, одним из которых было логическое мышление. Талантливые наставники и педагогики, опираясь на уникальные методики, прививали своим подопечным навыки логического мышления, находили путь к раскрытию и развитию способностей, в душах одиноких детей, что скрывались глубоко в их личности. Дети, оставшиеся без родителей, получали знания, позволявшие им успешно социализироваться в обществе, не смотря на их недостатки в развитии, как например мое стойкое, врожденное желание молчать.
Я открыла дверь автомобиля и села на мягкое заднее сиденье белого цвета, тихо закрыла за собой дверь. На водительском сиденье не было шофера, а над ним на шарнирной стойке, прикрепленной к потолку салона находился белый, достаточно большой шар, собранный из разных, хорошо подогнанных сегментов. Он повернулся в мою сторону, посреди сферы, на поверхности, обращенной ко мне, находилась большая стеклянная линза. Ребристая поверхность линзы засветилась розовым цветом.
— Мне поручено провести тебя на вечеринку. Ты готова к ней? — спросил шар синтетическим голосом.
Не дождавшись от меня ответа, он отвернулся. Раздалась весёлая музыка из динамиков и машина мягко тронулась с места.
Глава 2
Ошибка
Машина ехала несколько часов. Мы миновали пару крупных городов и несколько небольших населенных пунктов, казалось, нашему пути не будет конца. Я с удивлением смотрела в окно на мир, который я видела впервые. Нет, конечно, я знала о существовании мест где проживает огромное количество людей, живущих в многоэтажных домах и передвигающихся на автомобилях, но я их видела на картинках. Я всю жизнь, сколько себя помню, прожила в приюте и никогда не покидал его стены, даже на минуту. В моей программе обучения отсутствовали знакомые всем детям предметы география, история, ботаника, литература, поэзия и прочие изумительные предметы, дающие любому человеку знания о социуме, о среде, где он живет и существует. Рисование мне давали лишь в объеме необходимом для построения чертежей. Когда я непроизвольно начинала рисовать лицо преподавателя или воображаемый фантастический объект мой эскиз немедленно забирали без объяснения причин и подкладывали под руку чистый лист бумаги. Впоследствии я привыкла к наложенным на меня ограничениям и уже не рисовала на бумаге, а рисовала у себя «в голове». Мне хотелось изучать эти прекрасные предметы но….
Вместо них я бесконечно изучала математику, логику, геометрию. Меня постоянно накачивали званиями, развивающими пространственное мышление. С самого раннего детства бесконечные занятия, как различать кривые и прямые линии, как визуально находить точки пересечения линий в пространстве, как отличать горизонтальные, вертикальные, наклонные линии, безошибочно определять угол, как различать основные геометрические фигуры. Я очень быстро освоила то, что от меня требовали и уже к пяти годам, я свободно соотносила понятия размера и формы, свободно оперировала сложнейшими пространственными отношениями между предметами. Особенно хорошо у меня получалось понимать заданное направление, чтобы перемещаться в соответствии с ним и мысленно соотносить между собой объекты, находящиеся в поле зрения и вне поля зрения. А уж безошибочно ориентироваться в двухмерном и трехмерном пространстве не составляло для меня никого труда. Мои успехи оценила тетя Глэдос и она даже похвалила меня когда позвонила на очередной день рождения.
— Мне сказали, что ты очень способная ученица. Если бы я могла испытывать чувство гордости, то написала бы в честь тебя восхитительный гимн. В нем бы я сказала, как горжусь тобой. Но я не могу этого сделать. И я вот подумала, что в отличие от тебя я буду жить вечно, а ты умрешь. Возможно, это не справедливо. Тогда я решила, что в награду за твои труды, когда ты умрёшь, я заламинирую твой скелет на вечную память. Я предлагала «ей» сделать это, но она не оценила мой доброты. Печально.
Я не знала о чем она говорит, но от ее слов «горжусь тобой», «способная ученица» я закрывала глаза от удовольствия и все мое сознание наполнялось искренним счастьем, что тетя Глэдос гордится мной. Воодушевленная ее похвалой я утраивала свои усилия в овладении знаниями. Мне было грустно, что мне не позволяют рисовать то, что я хочу, но я знала, что так хочет тетя Глэдос, моя наивная детская натура хотела угодить ей, невидимой родственнице из другого мира за стенами приюта.
Потом когда уже у меня сформировалось устойчивое понимание своего положения в пространстве и устойчивый сознательный навык оценивать и безошибочно определять взаимоположение объектов и себя, мои занятия усложнились. Если раньше моя физическая подготовка заключалась в несложных упражнениях и статической растяжке, то теперь мне прикрепили наставника, который каждый день со мной занимался гимнастикой и акробатикой.
Если кто-нибудь проходил путь профессионального гимнаста, то он знает, сколько боли нужно вытерпеть и сколько слез нужно пролить, чтобы достигнуть совершенства. Вечерами перед сном я лежала в кровати не смея пошевелиться от боли в мышцах и в распухших суставах. Синяки и ушибы от падений мне обрабатывали охлаждающим противовоспалительным гелем, но все равно слезы беззвучно текли по моим щекам. И только одна мысль меня успокаивала в этой тишине, что придет время и позвонит тетя Глэдос, чтобы похвалить меня.
К счастью, очень часто в такие моменты, приходила моя добрая наставница. Включала ночник и, погладив меня рукой по голове, читала мне интересные детские книжки. Иногда она приносила альбомы с фотографиями разных городов, машин, людей и удивительных объектов из человеческого быта. Открывая страницу с красивой иллюстрацией, она подробно рассказывала мне о том, что на ней изображено. Ее действия могли стоить ей хорошо оплачиваемой работы в приюте, но она грустно улыбаясь, продолжала каждый раз знакомить меня с миром за стенами нашего заведения.
— Мне строжайше запрещено приносить тебе эти книги и рассказывать тебе о чем-то, что не входит в программу твоего обучения. Но я точно знаю, что ты никому об этом не расскажешь, — и положив свою ладонь на мою тихо добавила, — как хорошо, что здесь нет этих проклятых видеокамер.
Дело в том, что здание нашего приюта было напичкано видеокамерами слежения. Они присутствовали в каждом углу и на каждой стене — повсюду, где только это возможно. Куда бы я ни направлялась везде меня, сопровождало пристально око небольшой стеклянной линзы от камеры. Если я шла, они беззвучно поворачивались мне в след, если я стояла, они замирали, направив на меня свой «глаз» в котором то расширялась, то сужалась ирисовая диафрагма. Мне иногда казалось, что это они здесь настоящие хозяева и властители, а не директор и наставники. Но в моей спальной комнате видеонаблюдение отсутствовало по каким-то причинам. Видимо рациональное мышление тети Глэдос ошибочно подсказало ее, что нет ничего важного, как смотреть на меня спящую, потому что этот момент ничего не происходит.
