Дамблдор прошел мимо нее и сел прямо на траву, с видимым удовольствием подставив лицо теплым солнечным лучам. Он выглядел безмятежным и чувствовал себя непринужденно, словно их встреча хоть и была незапланированной, но все же не являлась чем-то из ряда вон выходящим. Миранда посмотрела на него, на пустой дом, а затем нерешительно приблизилась и села на землю рядом с директором.
– Я сошла с ума? – поинтересовалась она.
Дамблдор энергично покачал головой.
– Значит, я умерла, – подытожила Миранда, вспомнив мерзкий чавкающий звук, с которым кинжал Симоны пронзил ей грудь, и опустила взгляд. Футболка была чистой, без прорех и следов крови, от смертельной раны не осталось и воспоминания.
К ее удивлению, Дамблдор снова покачал головой и неожиданно улыбнулся.
– Пока нет. Насколько я понимаю, Том сейчас занят тем, что пытается удержать тебя в мире живых за счет той самой магии, которую так жаждала заполучить Симона Лефевр, – профессор немного помолчал, пока огорошенная Миранда переваривала услышанное, и добавил: – Я рад, что не ошибся насчет тебя, Миранда.
Эти слова заставили ее встрепенуться и посмотреть на Дамблдора более внимательно и серьезно. В памяти сразу всплыли все те вопросы, которые она много раз задавала себе последние несколько месяцев, и даже мысли о собственной смерти временно отошли на второй план.
– Почему? – спросила она тихо. Дамблдор молча смотрел на нее, и Миранда, не в силах более держать это в себе, воскликнула: – Вы же знали обо всем! Вам с самого начала было известно о нас, о наших с Томом отношениях, правда?
Профессор кивнул слегка виновато.
– Вы хорошо играли свои роли, и обнаружить истину мог только очень внимательный взгляд. Тот же Гораций остался в неведении, несмотря на весь интерес к судьбе своего любимца. Я же действительно пристально наблюдал за Томом после случая с той бедной девочкой, Миртл Уоррен… И не мог не заметить, что в последние месяцы своего обучения он слишком много внимания уделял странной девушке с седьмого курса с непонятным прошлым и какой-то темной тайной.
– А потом узнали от миссис Нельсон, что мы женаты.
– Я узнал об этом лишь около трех лет назад, – дипломатично заметил Дамблдор. – Когда начал детально исследовать биографию лорда Волдеморта и постарался отыскать людей, которые знали его юным. Информацию приходилось добывать по крупицам… Но зато она оказалась поистине бесценной.
– Вы знали, что последний крестраж у меня? – спросила Миранда прямо.
– Я догадывался.
Она шумно выдохнула и потерла лицо руками. В голове медленно разливалась боль – удивительное ощущение для человека, который формально почти умер.
– Почему вы никому ничего не сказали? – голос Миранды звучал глухо и безжизненно. Удивительное дело – Дамблдор продолжал смотреть не насмешливо и высокомерно, а с участием и даже раскаянием. И она, как ни пыталась, не могла определить, был он искренен или же успешно притворялся. – Я знаю, даже после собственной смерти вы ведете какую-то свою игру. У вас с Томом действительно есть что-то общее – вы видите мир как большую шахматную доску. И нам всем вы отвели свои роли – Тому, Гарри, мне, Ордену Феникса… И в чем же суть этой шахматной партии?
Дамблдор все так же молчал, опустив голову, и Миранда воскликнула:
– Отвечайте! Почти тридцать лет вашей целью было уничтожить Тома – так почему же вы не довели дело до конца? Гарри был вашей основной фигурой, его вы учили и направляли, в него вы стремились вложить все необходимые для победы над лордом Волдемортом знания! Так почему вы не сделали этого? Зачем вы убедили Гарри, что Том Реддл – не ведающее любви существо, которое необходимо стереть с лица земли? Почему вы ни слова не сказали ему обо мне, о том, что я храню последний крестраж, да еще изменили память Слизнорту и Макгонагалл о том, как я выгляжу?!
– Профессорам Слизнорту и Макгонагалл, Миранда, – поправил ее директор, и она поперхнулась очередной возмущенной тирадой и некоторое время ловила ртом воздух.
– Вы просто стерли меня из середины сороковых годов, – наконец выговорила она отчетливо. – Словно меня никогда не было ни в Хогвартсе, ни… в жизни Тома. Почему?
– И кем бы я был, если бы выдал тебя Ордену Феникса? – вопросом на вопрос ответил Дамблдор. – Как я мог так поступить с девушкой, которая совершила невозможное – отыскала путь к сердцу одного из самых бессердечных людей на планете?
– Не заговаривайте мне зубы, сэр, – прошипела Миранда сквозь зубы. – Я не верю в ваше участие и добрые намерения…
– Ты злишься, потому что чувствуешь, что была частью чужого плана, – проницательно заметил директор. – И ты права. Но это нисколько не мешает мне относиться к тебе с симпатией. А теперь подумай над моими словами еще раз – неужели с моей стороны было бы разумно пожертвовать единственным человеком, который оказался настолько уникален, что смог пробудить в Томе Реддле человечность?
Миранда хмуро смотрела на него. Солнечные блики играли в бороде и волосах директора, и казалось, будто по ним пробегают серебряные искорки. Дамблдор смотрел все так же доброжелательно. Она глубоко вздохнула, стараясь отодвинуть эмоции и воззвать к собственному здравому смыслу.
– Я не понимаю, – наконец произнесла она после продолжительного молчания. – Разве вашей целью было не убить Тома?
– Моей целью было избавить мир от лорда Волдеморта, – Дамблдор прищурился, рассматривая небо у них над головами. – А это неравнозначно слову «убить»… По-моему, вон то облако похоже на лукотруса, не находишь?..
Миранда машинально подняла голову, но потом опомнилась и с растерянностью уставилась на профессора.
– Вы… просчитались, сэр, – выдавила она с усилием. Дамблдор отвлекся от созерцания облаков и вежливо приподнял брови, ожидая пояснений. – Вы решили, что я смогу перевоспитать его? Вы ошибаетесь. Лорд Волдеморт вернулся и уже убил нескольких человек, а заодно начал новое восхождение к власти. Или это ваш план тоже предусматривает?..
– Тем не менее в эту секунду вместо того, чтобы использовать огромный запас магической энергии на обретение долгожданного бессмертия, которого он всегда так жаждал и которое ему сейчас так необходимо, Том пытается исцелить твою смертельную рану. А это о чем-то да говорит, не так ли? – Дамблдор улыбнулся.
Миранда молчала.
– На протяжении почти пяти десятилетий лорд Волдеморт шел к своей цели, не считаясь со средствами, которые будут на это затрачены, – профессор вздохнул. Его взгляд странно расфокусировался, пока Дамблдор наблюдал какие-то картины в своей памяти, которых Миранда видеть не могла. – Он пожелал стать самым прославленным и могущественным магом всех времен – однако не учел, что здесь недостаточно просто разрушительной мощи или количества выученных заклинаний… Магия сложна и так многогранна… И многое в ней строится на понятиях, которые Волдеморт заклеймил как бессмысленные и бесполезные – к примеру, любовь, дружба, сострадание, милосердие. Не желая принимать их, Волдеморт при всех его талантах так и остался ужасающе невежественным и узкомыслящим.
– Он бы убил вас, сэр, за такие слова, – не сдержалась Миранда, и директор усмехнулся.
– И, в частности, он не учел, насколько хрупкой становится душа, когда ее раскалывают на части… Полагаю, тебе известно о том, какую роль во всем этом сыграл Гарри?
– Я знаю, что он стал седьмым крестражем, о котором Том ничего не подозревал.
Дамблдор удовлетворенно кивнул.
– Волдеморт сам довел свою душу до такого состояния. Восемь осколков! Он изувечил ее до такой степени, что в нем осталось крайне мало человеческого, и я говорю сейчас не только о его внешнем облике или том, что он оказался способен на убийство годовалого ребенка… Такое грубое кромсание сделало его настолько уязвимым… Невозможно проводить такие эксперименты над собой, чтобы это осталось без последствий! Так что уже к началу первой войны с ним лорд Волдеморт был… Как ты выразилась? «Не ведающим любви существом»? Именно таким он и был. Если изначально его неспособность любить объяснялась только его собственным выбором и убеждениями, то создание крестражей подкрепило этот путь. Лорд Волдеморт в принципе не был способен на любовь, дружбу и привязанность. И мне кажется, ты не выглядишь особо удивленной, не так ли?
