Так как ветви грозили вырвать его из седла, Туор прижался к гриве, — прижался то прижался, но и по сторонам оглядывался. Вот разразилось шипенье — громадная тень мелькнула там, где за мгновенье до того пролетал Сполох.
Затрещали ветви; шипенье переросло в яростный вопль — теперь тварь неслась между деревьев, преследовала эльфийского коня.
Посмотрите, как быстро носятся маленькие паучки, и вы поймете, какую скорость мог развить громадный паук. Сполох летел стрелою, но и чудище не отставало — треск ветвей раздавался в нескольких шагах от тропы, на которую паук боялся выбраться — ведь туда попадал свет Луны.
Впереди, преграждая дорогу, смутно забрезжила мутная пелена — вновь яростный вопль из трещащих кустов. Сполох с налета разорвал эту, сплетенную пауком преграду — на груди у благородного коня осталось несколько глубоких шрамов.
Через пару минут, лес распахнулся, и на большой поляне, залитой лунном светом, предстало селение — Роднив, в котором жил Туор.
Роднив насчитывал более тридцати домов, а, также — водяную мельницу. Все дома были в один этаж, но просторные и с высокими чердаками. Были у них и огороды, но не такие, конечно, как хоббитские. Селение было древним, сами дома потемнели, но новых не строили, так как население совсем не росло. Ведь, по древнему обычаю, жен и мужей выбирали в других селениях, а ближайшее такое селение находилась в верстах в сорока. Свадьбы случались очень редко — ну как рождение, выпадало ни чаще, чем смерть…
В Лунном свете был виден весь Роднив, а водяная мельница, со своим тихо и привычно поскрипывающим колесом, была подобна матери, которая напевала колыбельную детишкам-избам. Посреди поселения, на маленькой площади, рос священный дуб, в котором, по поверью, обитало божество — их хранитель — у корней его был устроен маленький алтарь, куда, в жертву, приносили сердца убитых на охоте зверей (сердца эти чудесным образом пропадали, и, как многие справедливо считали — причиной тому был пес, который поселился под корнями). Там же висел между столбов, небольшой колокол. Именно к колоколу подбежал Туор — и он уже схватился за веревку, чтобы прямо теперь, посреди ночи, объявить всем о надвигающейся беде, как вспомнил о Марвен — ведь у жены его близились роды.
Сполох донес его до дома, который ближайшим стоял к водяной мельнице — на встречу им уже бежал огромный, едва ли не с человека ростом (это, когда он на четырех лапах стоял) пес. Этот пес был белизны ослепительной, а в теплых, больших глазах его сияла мудрость многих прожитых лес. При приближении Сполоха, пес (звали его Тан) завилял хвостом, приветствуя и хозяина, и эльфийского коня — потянул ноздрями воздух, и встревожено проворчал что-то.
— Да-да — ты прав. — в полголоса говорил Туор. — Сегодня будет неспокойная ночь, а завтрашний день еще более тревожным. Оставайся здесь, наблюдай, чтобы никто не подкрался к Родниву. Хотя, пока на небе Луна, он к нам не подберется…
Затем шепнул Сполоху:
— Можешь возвращаться к своему хозяину. Надеюсь, мне самому удастся поблагодарить его…
Конь развернулся и бесшумной стрелою, через мгновенье исчез в ночи. А когда Туор ступил на порог — из лесных глубин раздался яростный вопль и треск — казалось — могучая сила повалила большое древо.
Вот Туор распахнул дверь и нетерпеливо переступил порог — взгляд метнулся по горнице — Марвен! Где же она?!.. Нет — Марвен не было видно, но навстречу ему вышла старушка Феора, и тихо говорила:
— Подойди, скажи, что все хорошо. Ведь роды наступили — тебя нет, а из леса эти вопли…
И тут, из соседней горницы раздался стон — стонала Марвен. Туор вздрогнул, и широкими шагами прошел к Марвен.
Это было в небольшой горнице. На столе горело несколько свечей, они высвечивали и кружку с соком, и наряд стен — там красовались вышитые Марвен полотна с видами Роднива, Ясного бора и, даже, Холмищ. В приоткрытое прямоугольное окошко вливалась ночная прохлада.
А на кровати лежала Марвен. Туор едва не застонал от ее мертвенной бледности. Густые, русые волосы, волнами разливались по подушке, по одеялу.
При появлении Туора она слабо улыбнулась, на мгновенье в глазах ее вспыхнул прежний ясный огонек, но вот он затуманился страданием — и улыбка пропала.
С трудом протянула она руку, прошептала:
— Туор… это ты… ну, расскажи, что там…
Туор сел рядом с ней, стал целовать ее ладонь:
— Ничего, ничего, ты не волнуйся. Был в гостях у Фалко. Если бы знал, что у тебя так — конечно бы, не стал задерживаться. Ты, главное, знай, что я с тобою, и никуда теперь не уйду.
Марвен прикрыла глаза, в тихом ее голосе слышалась тревога:
— Ты ничего не скрывай, знай, что мне легче станет, когда я все узнаю…
— В Ясном боре появился большой паук. Но мы его поймаем…
— Это, ведь, еще не все… Ты говори, говори…
— Ничего. Ничего. — нежно зашептал он и осторожно целовал ее в лоб.
Сначала Туор еще хотел спросить у старушек — можно ли осторожно перенести Марвен, но теперь он сам понял — нет, нельзя. Даже и приподнять ее, такую ослабевшую, было нельзя. Под легким покрывалом, высоко поднимался живот, под ним большим пятном расползалась кровь.
А мысли летели… летели: «.. Если до завтрашнего полудня Марвен разрешиться, и ее можно будет перенести — значит, пойду вместе с остальными, а если нет — останусь с нею».
Тут на улице несколько раз тревожно пролаял Тан.
Туор еще раз поцеловал супругу — прошептал:
— Сейчас пойду посмотрю, что это Тан разлаялся…
Туор вышел на крыльцо и обнаружил, что с северо-запада на полнебосклона поднялась черная, грозная стена, из глубин которой, в зловещей тишине разливались блекло-бардовые отсветы — она поглотила великое множество звезд и Луну. Мир стал густо-черным — не было видно водяной мельница, а уж Ясного бора, и подавно.
Туор выхватил свой охотничий клинок, прошел к калитке. У калитки стоял Тан, с тревогой вглядывался в густеющую все больше черноту. Туор положил ладонь на его широкий лоб и зашептал:
— Ведь эта темень — как раз то, что нужно пауку…
И тут Туор приметил, что со стороны леса надвигается на них стена тумана. Туман этот был непроглядно темный, словно скомканная паутина — передняя же его часть вырывалась угловатыми выступами похожими на паучьи лапы…
— Пойдем скорее. — прошептал и Туор поспешил к крыльцу, однако, дойти до него не успел.
Налетел туман. Казалось, что он и впрямь сплетен из мельчайших паутинок, и при каждом шаге приходилось эти паутинки разрывать. В этой темени он поднес руку к глазам и ничего не увидел. Куда теперь идти?
На плечи свалилась тяжесть. Он обо что-то споткнулся — задрожали ослабшие руки, властные голос зашипел в голове: «Шшди! Шшшш…!» — шипение стало совсем близким.
Он повалился, уткнулся во что-то головою…
И тут, словно молния, полыхнул лай Тана. Спереди хлынул свет — Туор рванулся туда — понял, что упал на лестницу перед дверью. Вот ухватился за ступеньку — еще один рывок. Яростное шипенье разорвалось совсем близко: «ШШШ!!!».
И тут Туора подхватили — одним рывком внесли в горницу. Выдыхая ледяной туман, он закашлялся, перевернулся на спину. Как живая вода, ворвался в него домашний теплый воздух. Он вскочил на ноги, намериваясь захлопнуть дверь, но ее уже закрыл Тан; и, даже, задвижку поставил.
В дверь раздался удар. Дом содрогнулся. С полки упал и разбился глиняный горшок. Туор понял, что выронил нож во мраке — тогда схватил захват, которым вытаскивали из печи котелки, направил его к двери, понимая, что следующего удара она не выдержит.
Однако, второго удара не последовало. Паук почувствовал, что горница заполнена ненавистным для него светом и шипенье отхлынуло…
Туор, вспомнив, что в горнице, где лежала Марвен, было приоткрыто окошко, бросился туда. А там Феора, пытались закрыть окно, и лепетала:
— Окошко не закрывается! Что за волшебство, будто держит его кто!
— Отойди! — крикнул Туор, и, не выпуская из рук захвата, бросился к окну.
Мрак был непроглядный: а свет, так ясно разлитый в комнате, там — как в стену упирался, и растекался по ней, не в силах пробиться хоть немного. В этот же мрак были погружены и ставни.
Туор, действуя по какому-то наитию, не потянулся сразу к этим ставням, но, с разбегу и со всех сил, ударил ухватом во тьму. Удар достиг цели — оказывается, паук уже пробрался под окно, и, под завесой колдовского тумана, только и ждал, когда Туор высунет руку. Ухват двумя заостренными своими концами уткнулся во что-то мягкое — Туор и не знал, как повезло ему — ведь он попал в единственное уязвимое место паука — в глаз. От разразившегося пронзительного воя заложило в ушах.
Ухват был выдран из рук Туора. Из тьмы раздался оглушительный вой, от нового удара содрогнулся дом.
Громко застонала Марвен. Еще один удар — Феора заголосила. И вновь выло, и вновь ударяло — в горнице сыпалась посуда, треснула балка.
