- Это и настораживает, - тихо говорю я.
Но Дамблдор слышит, говорит:
- Ты стал мудрее и осторожнее, мой мальчик, - и добавляет: - Наверное, это заслуга Северуса?
- Возможно, - цежу сквозь зубы.
Хрен там - мудрее и осторожнее. Это вообще не обо мне. А его заслуга в том, что я сейчас не закатываю глаза и не бьюсь в истерике, и меня не корёжит выбросом. Это точно - его заслуга.
А нарисованный Дамблдор вдруг прикладывает руку туда, где у оригинала, наверное, было сердце, и с пафосом изрекает:
- Клянусь, я сказал всё, что ты хотел знать, и пусть мой портрет раздерут на мелкие кусочки злобные гриндилоу, если я солгал.
Наверное, он хотел пошутить. И я прошу:
- Не стоит, сэр. Меня достаточно занимает другая клятва, чтобы я смеялся над этой.
Дамблдор становится совсем серьёзным.
- Ты сейчас расстроен, - сообщает он. - Но ты подумаешь - обещай мне подумать! - и всё поймёшь. Ты ведь пришёл к осознанию своих чувств сам, и если они настоящие - а я верю, что так оно и есть - их не изменит то, что ты узнал. Подумай и о Северусе - ведь вы поладили в конце концов, и ты своей любовью...
- Мне известны ваши теории о силе любви. Не нужно. Пожалуйста.
- Ты поговоришь с Северусом, Гарри?
- Я... я не знаю. Не говорите ему, что я расспрашивал вас, хорошо?
- Если ты считаешь, что так будет лучше... - разводит он руками.
- Последний вопрос, сэр. Можно?
- Смелее, - говорит Дамблдор.
- Я хочу знать... наступит ли вообще время, когда Северус будет свободен от своего долга.
- У меня нет ответа на твой вопрос, - говорит Дамблдор, - но, возможно, ты сам его отыщешь? Приходи посоветоваться... а впрочем, я тебе это уже говорил.
- А если ему не нужно будет больше... что с ним будет? Он снова... уйдёт за грань?
Это «уйдёт за грань» звучит слишком высокопарно, но то, другое слово я отчего-то не могу сейчас произнести. А Дамблдор меня понимает:
- Ну что ты... Вы оба ещё долго будете живы и счастливы, поверь мне, хотя я и не Сивилла. И Дары будут совершенно ни при чём.
- Самое время снова поклясться, сэр, - бормочу я и встаю, расправляю затёкшие колени.
- Клянусь, - говорит Дамблдор, - если клятва мёртвого старика ещё что-то значит для тебя, мой мальчик.
На слух он не жалуется, мёртвый старик с портрета.
Спящий Хогвартс сопровождает меня гулким эхом моих же шагов, скрипами и шорохами древних коридоров. Голубой свет Люмоса выхватывает пятна картин и гобеленов, их обитатели жмурятся, бормочут что-то сонно и недовольно. Не знаю, с какого перепугу я не пошёл через каминную сеть Хогвартса. Не находился, не иначе.
За полночь.
Гудит голова. Нужно сейчас к себе и поспать.
Я останавливаюсь у двери в свои комнаты, берусь за холодную ручку.
Я даже вхожу, раздеваюсь, стою у вешалки как дурак, теребя край толстого шарфа.
И выхожу.
Четырнадцать шагов.
Я уже когда-то выпрашивал у самого себя ещё немного времени, меряя эти шаги.
Я был отвратительно слаб и труслив тогда. Ничего не изменилось.
Он спит, и я долго сижу на полу у кровати, приглушив Люмос насколько возможно, и смотрю, как он обнимает подушку.
Он не хотел умирать. Он только не знал, что назначенная за жизнь цена обрастёт процентами.
Я взимал эти проценты бездумно, я проталкивался туда, куда он не хотел меня впускать, и думал, что прошёл дальше порога. Я убедил себя в том, что это он и есть - вот такой, каким становился, когда мы были вдвоём. И я упрямо выискивал, выискивал эти перемены, и видел их по-своему, так, как мне хотелось, и казалось, моя любовь топит многолетний лёд, ещё немного - и растает окончательно, и я ждал этого Рождества, чтобы прогнать его лёд насовсем.
Я просто вынудил его носить другую маску. Ту, которая устраивает меня. В которой ему удобнее защищать душу - от жадного мальчика Гарри Поттера.
О да, я претендовал на его душу. И он сделал вид, что впустил. Потому что понял - без него я ещё больший псих, чем с ним. А это угроза моим нестабильным мозгам, да, да, Гарри, ты разве не помнишь? Ты нестабильное существо. И угроза. Но ты мог расслабиться и забыть. А он - нет. Он - должен помнить.
Потому что ты, Поттер, достоин владеть пыльной древней тряпкой, невзрачным чёрным камнем с трещиной и полированной веткой бузины. И ты слишком беспечно к ним относишься.
Мне кажется, я смеялся про себя.
- Хэрри?
Голос сонный и удивлённый, но через мгновение он уже командует:
- Поттер, что за блажь морозить зад, сидя на полу? Ну-ка живо в постель греться!
Да, профессор. Как скажете, профессор. Так бы я ответил вчера, подпустив ехидства в голос.
- А накурился... И погаси, ради Мерлина, свой Люмос, мне вставать в пять, - ворчит Снейп, отворачиваясь, и тут же засыпает.
Сегодня я просто раздеваюсь, говорю: «Нокс» и ложусь к нему. Не касаясь, провожу рукой вдоль спины, раз, второй, и не могу, обнимаю, утыкаюсь носом меж острых лопаток, в слегка выпирающие позвонки, и затихаю, вдыхая привычный запах полыни. Когда-то я думал, что так пахнет его мантия.
Немного времени, да, Гарри?
Совсем немного.
Я просто послушаю, как он спит.
Глава 16. Уйти нельзя остаться
Из пропасти сна выбираюсь в одиночестве. Вчера до меня, оглушённого и растерянного, как-то это не дошло - я снова один. А сегодня просыпаюсь, несколько мгновений недоумеваю, отчего мне так паршиво, а потом в память тараном вламывается вчерашний день.
Мерлин мой, что делать, а?
Снова уснуть и больше не просыпаться?
Пойти к Гермионе и попросить Обливэйт?
Самому ткнуть себе палочкой в лоб?
Я один. И не потому, конечно, что проснулся в его постели без него. Всё, чем я жил эти месяцы - галлюцинация, я бредил, отравившись Снейпом. И был один. Нужно принять ещё дозу - вдруг поможет.
Закрываю глаза. Холодно.
И нужно встать. Снейп не любит, когда я задерживаюсь у него в комнатах в его отсутствие, хотя почему-то не стал меня будить, когда уходил. Снейп много чего не любит, я тоже в списке.
Давай, Поттер, соверши подвиг, выползи из-под одеяла.
Сегодня завтрак в Большом Зале - ещё большая пытка, чем обычно. Сегодня в Большом Зале надо не только есть под чужими взглядами, но и делать при этом вид, что жив. К мыслям, тяжёлым и несвежим, как вчерашняя каша, добавляется нытьё в висках, а горлу сухо и больно, будто колючки глотаю. И холодно, Мерлин мой, как холодно. Это мне, наверное, вчерашняя прогулка даром не прошла. Жаль, если Мионе тоже.
А ещё в Большом Зале Снейп, он чуть склоняет голову в ответ на моё нечто, призванное изобразить улыбку, и тут же недовольно смотрит на слизеринский стол - сегодня его детишки слишком громко болтают и смеются. Слишком по-гриффиндорски, наверное.
Подойти, сгрести в кулаки неизменную чёрную мантию, встряхнуть что есть силы - какого чёрта, Северус? Почему ты мне не сказал? Зачем позволил считать тебя хоть немного своим? Кричать в его презрительную гримасу, конечно, он ведь презирает несдержанность, в поднятую бровь его - а ничего удивительного, Северус, это все мои демоны проснулись и рвутся наружу, ты может, думал, их нет уже, а они просто спали, ты спел им хорошую колыбельную, Северус.
И закрыть глаза, и чтобы витражи взрывались и осыпали мир цветными осколками, а пламя свечей чтобы взметнулось и заревело...
Ничего такого я не делаю, просто цежу кофе, слушаю, как в голове затевает игру огромный молот, и пытаюсь впихнуть в себя миниатюрный обсыпанный сахаром рогалик. Потому что я стабилен. Я стабилен и не имею права на вопли, взрывы и демонов.
Кроме того, я теперь знаю - как и зачем он мог. Глупо спрашивать очевидное.
Совы бомбардируют столы почтой. Записка от Гермионы спрашивает: «Гарри, как ты?» - а мне почему-то видится в её словах оттенок вины. Я вообще мастер видеть то, чего нет. Лучше бы написала, что не простыла, выгуливая меня.
В лабораторию ухожу, встретившись глазами со Снейпом. Когда-то от таких взглядов бежал мороз по коже. Потом окатывало жаром.
Сегодня всё ненастоящее, и сам я - игрушка.
И он - он тоже.
Игрушки играют игрушками.
А ведь тогда, вначале, понимание, что Снейп играет мной, не вызывало такого отторжения. А всё, наверное, из-за убеждения, что это было нужно Снейпу. Не его больному чувству долга. Не мёртвому Дамблдору. Ему самому. Только ради него... Ещё и правила собирался изучить, чтобы быть на равных. Идиот.
Руки добавляют, помешивают, три раза по часовой стрелке, четыре - против, а я счастлив, что наконец можно не следить за выражением лица. Осторожно, Гарри Поттер думает. Гарри Поттер, фальшивый шпион, игрушечный зельевар, карманный Повелитель Смерти. Черти понесли Гермиону переодеваться.
Насыпьте мне песка побольше, хочу быть страусом и чтобы всё стало как раньше. Потому что жить с этим всем как сейчас - не выходит. Яд кобры подмигивает опаловым глазом из крошечного запечатанного флакончика - может, не в котёл?
Фу, Поттер. Трусость должна иметь границы. Ты ведь вроде мужчина, да к тому же гриффиндорец. Гриффиндор, вперёд. Подбери сопли и возьми себя в руки, пока ещё не очень противно взяться.
