- Ерунда, - отмахнулся Блейз. - Прорицательские заморочки. На Рождество пробовал гадать, хожу думаю над результатами… кто-то считает, в Рождество самые точные результаты, кто - что самые путаные… я же говорю, ерунда.
Блейз определённо не врал, но чего-то недоговаривал. Выяснять, что именно, Гарри не собирался - если Блейз не сказал сразу, то выпытывать сведения дополнительными вопросами зряшный труд.
- Ну ладно тогда… - Гарри решительно не знал, что ещё сказать, и умоляюще посмотрел в глаза Блейзу - пусть сам додумает всё, что полагается в таких случаях, он же умный!
- Хочешь, я покажу, что умею думать о тебе и только о тебе? - шепнул Блейз, и его пальцы, сжимавшие ладонь Гарри, стали отчего-то очень горячими.
- Хочу, - честно сказал Гарри, давя желание целовать Блейза здесь же, сейчас же, до багровых засосов на нежной коже…
Выручай-комната была рада принять их, как и всегда; на этот раз она представляла собой небольшую спальню, пол которой был целиком застелен толстым матрасом с пахнущими свежестью хлопковыми простынями и кучей подушек-думочек. Больше ничего и не было нужно.
Захлопнув за собой дверь, Блейз прижал Гарри к стене, не целуя - завоёвывая его сдавшиеся без боя губы, быстро, жёстко, властно; определённо, он не думал сейчас ни о ком больше… Гарри вцепился в плечи Блейза и потянул за собой, опускаясь на колени.
Одежда разлеталась во все стороны; один ненужный кусок ткани за другим, и уже можно видеть, осязать живую кожу, вдыхать её пряный, щекочущий ноздри запах, пробовать на вкус - чуть солоновато и так сладко, так безумно сладко…
Нетерпеливые, обжигающие ласки - неловкие, потому что нет сил не касаться друг друга целиком, не прижиматься грудью к груди, напряжённые члены соприкасаются, трутся друг о друга… Гарри перехватил на полпути ладонь Блейза, собиравшуюся зарыться в чёрные пряди, поцеловал и предложил:
- Давай сегодня ты сверху? - «сегодня» означало в первый раз за всё время, что они были вместе. Целый год уже…
- Ты… правда этого хочешь? - глаза у Блейза стали огромные-огромные, почти круглые.
У Гарри было две причины, чтобы сделать это предложение: во-первых, он действительно этого хотел. Во-вторых, чудище в нём бесновалось, требуя своего, и если не зелья, то хотя бы крови - а делать Блейзу больно Гарри категорически не желал. Хватит, наделался.
- Правда, - Гарри обнял Блейза за шею, притянул к себе и поцеловал. - Только… осторожно, ладно?
- Мерлин, конечно…
Нетерпеливость и жгучесть куда-то подевались; остались только тягучая, осторожная нежность, в которой Гарри плавал, как в море патоки. Невесомые поцелуи, не оставляющие никаких следов, нежные касания пальцев - шея, ключицы, соски… С Гарри обращались, как с хрустальной вазой, которую ни в коем случае нельзя трогать неправильно, не то разобьётся. Он выгибался навстречу касаниям, прерывисто дышал, полуприкрыв глаза, и последняя мысль - «почему я не предложил этого раньше?» - утонула в нежности, когда Блейз добрался до области ниже пояса Гарри.
Один палец проник в Гарри почти незаметно - настолько он был уже расслаблен. Второй Гарри принял в себя, непроизвольно дёрнувшись, и Блейз тотчас же остановился.
- Тебе не больно?
- Нет… непривычно…
Гибкие пальцы проникли дальше, шевельнулись в тесном канале и нащупали простату - острое удовольствие тряхнуло Гарри, как электрический ток.
- Как ты?
- Хорошо… просто отлично… не останавливайся!
- Как скажешь, - по голосу было понятно, что Блейз улыбается.
Третий палец - и лёгкая боль; это ощущение заполненности Гарри успел подзабыть с того раза, когда в последний раз оказывался в постели с близнецами, хотя это и было несколько дней назад.
- Продолжай! - потребовал Гарри почти обиженно, когда пальцы Блейза замерли.
- Ты такой тесный, - выдохнул Блейз, целуя согнутое колено Гарри; кончики тёмных с бордовым отливом прядей щекотнули кожу. - И горячий… я сейчас кончу прямо так…
- Кончай, - великодушно разрешил Гарри, подаваясь назад и насаживаясь на пальцы до упора. - У нас есть вся ночь!
Низкий стон Блейза и перламутрово-белые капли на смуглом теле были наградой Гарри; изогнувшись, он слизнул одну из этих капель и потянулся поцеловать Блейза, делясь с ним его собственным вкусом.
- Люблю тебя, - прошептал Блейз.
- Я знаю, - ответил Гарри и провёл влажную дорожку языком по шее Блейза, закончив её под изящным овальным ухом, там, где принято чесать кошек.
Четыре пальца вошли в Гарри без боли и долго гладили, массировали, ласкали простату, вырывая из него крики, стоны и вздохи.
- Ну же… давай… - Гарри рывком раздвинул ноги так широко, как мог.
Судорожный вздох - Гарри знал, каким откровенным, возбуждающим, бесстыдным был его последний жест - и пальцы сменились членом.
Блейз входил в Гарри осторожно, медленно, всё ещё боясь причинить боль. Гарри качнул бёдрами, слегка двигаясь навстречу.
- Сильнее… - попросил он. - Докажи, что ты думаешь обо мне!..
- Охотно, - Блейз поднёс к губам костяшки пальцев Гарри и, не переставая целовать их, одним движением вошёл в Гарри так глубоко, как мог.
Гарри коротко вскрикнул; пальцы левой, свободной руки конвульсивно сжались, разрывая простыню.
- Блейз… сильнее… пожалуйста… Блейз… солнце моё…
Движения убыстрялись; ладонь Блейза легла на изнывающий член Гарри и принялась ласкать его в том же неистовом ритме, в каком двигался сам Блейз.
Может быть, это заняло немного времени; может быть, целую вечность. Гарри, едва не потерявшему сознание от кайфа - это было слишком много для одного человека, просто чересчур - было всё равно.
- У тебя усталый вид, - Блейз бережно держал Гарри в объятиях, словно опасаясь сжать слишком сильно и остаться с грудой сияющих осколков. - Поспи.
- Если ты считаешь нужным… - Гарри зевнул и уткнулся носом в шею Блейза, влажную от пота, горячую.
- Мой Гарри, - шепнул Блейз так тихо, что, не будь Гарри всего в нескольких сантиметрах - ничего бы не услышал. - Мой самый лучший…
- Я тоже тебя люблю, - отозвался Гарри сонно.
Неспокойный, тревожный и короткий, как обычно, сон накрыл Гарри прежде, чем Блейз сказал что-нибудь в ответ.
В конце концов, Гарри знал бы ответ, даже если бы Блейз никогда раньше его не озвучивал.
Глава 12.
В голове у него не было чёткого плана. Какой тут план?
Лови на ходу любой намёк, малейшее движение и,
зацепившись за него, устремляйся вперёд.
Стивен Кинг, «Воспламеняющая взглядом».
- У кого-нибудь есть вопросы? - Гарри тут же задался очень актуальным вопросом, который, однако, решил не озвучивать: на всех ли старостатах Чжоу Чанг толкает речи об ответственности и дисциплине так нервно?
Сам Гарри ответа на этот вопрос знать не мог, потому что сегодняшний старостат был первым за два года, на который он явился - и, как подозревал Гарри, последним; но он резонно предполагал, что нервозности Лучшей Ученицы способствовало именно неожиданное явление Поттера народу - иначе с чего бы она весь старостат так косилась на него? И не одна она, если быть точным, а и все прочие старосты, которым тоже было любопытно знать, что здесь понадобилось Его Разгильдяйскому Величеству. Ну, в том, что касалось обязанностей старосты, Гарри и в самом деле мог дать фору в разгильдяйстве кому угодно.
Но знать, зачем он здесь, никому не следовало; Гарри не сказал об этом даже Блейзу, хотя попросил того подыграть немного в нужный момент, пообещав всё объяснить потом. «Потом» значило «когда обратного хода у событий уже не будет», но об этом Гарри тоже собирался рассказать позже.
План был лучшим из всех, какие приходили в невыспавшуюся голову Гарри; он не мог утверждать с уверенностью, что этот порядок действий безупречен, но попытка не пытка. Главная прелесть состояла в том, что никто - совершенно никто - не заподозрил бы Гарри в том, что он собирался сделать. Хотя никому не стоило бы забывать, что Гарри всё же не с бухты-барахты отправили в Слизерин.
В соответствии со своим планом Гарри пришёл раньше всех под мантией-невидимкой и следил, куда сядет Джиллиан Монтегю, чтобы, быстро стянув мантию, сесть рядом с ней. С другой стороны от Гарри как нельзя более удачно устроился Рон; не имело, впрочем, значения, кто именно это был, главное - чтобы не кто-то из Слизерина.
Само содержание старостата Гарри не занимало нисколько, и он весь этот нестерпимо нудный час рисовал на клочке пергамента карикатуры на присутствующих. Рисунки получались тем более издевательскими, что рисовал Гарри, как курица лапой, и одно его намерение добиться хотя бы отдалённого сходства с изображаемым уже приводило к злейшему шаржу.
Когда выяснилось, что вопросов ни у кого нет (кому же хочется застрять здесь ещё минут на пятнадцать, выслушивая ответ?), Гарри встал одним из первых, потянулся и пошёл быстрым шагом к выходу, оставив на своём стуле, словно по забывчивости, массивную книгу и несколько свёрнутых листов пергамента.
