- Сев, на траве роса выпала, разве такое может быть в таком огромном мегаполисе?!
Я слетаю с дерева и беру Блейза на руки, как отец взрослого сына.
- Это… чтоб ты… ног не… замочил, - пыхчу я.
Я ставлю его на нижнюю ступень вычурной, с коваными чугунными решётками по бокам, почему-то в виде сирен, какими их представляют магглы, лестницы в дом.
- Мы и так слишком засиделись на деревьях. Идём.
- А посуда, коньяки?
Прикрываю входную дверь поплотнее и говорю:
- Призову из кухонного окна.
А ты - в душ и…
- Но я уже там был сегодня.
- Хорошо. Жди меня в библиотеке, можешь сделать себе чай или кофе. Я аппарирую за едой туда же, где мы были. С собой не беру - холодно.
- Сев, а можно всё-таки?..
- Нет, профессор Забини, не забывайте так скоро вчерашней ночи! Поэтому - нет, Блейз, - говорю я уже мягче, но Блейз смотрит мне в глаза и видит, что я непреклонен.
- Чёрт, чёрт, чёрт! Чёртова болезнь! Чёртов оборотень!
- Не заводись, а лучше согрейся чашкой чая и возьми какую-нибудь лирику на французском - в библиотеке её множество. Ну, я пошёл.
Я аппарирую, едва сойдя со ступеней и заблаговременно притаиваюсь в зарослях чей-то живой изгороди, откуда - вон он - перекрёсток с супермаркетом, всего в одном небольшом квартале отсюда.
Иду и думаю: «Когда же мне выкроить время, чтобы хоть заглянуть в эту чёртову книжку?» По всему выходит - сегодня, когда утомлённый любовью Блейз заснёт. Э-эх, - я с хрустом выгибаю спину, - самому бы не заснуть… нет, разумеется, если я ставлю себе целью не заснуть, этого и не призойдёт.
Я уверенно шагаю внутрь гастрономического рая. Выбравшись минут через двадцать к кассе и пройдя обратно до места, куда я аппарировал, замечаю совсем неподалёку старушку, выгуливающую с бумажным пакетиком и совочком на длинной ручке - обычными для каждого британского любителя собак атрибутами городской жизни, крошечную, всю трясущуюся, левретку.
Думаю громко, залезая в скисшие старушечьи мозги: «Пошла прочь, шваль, да побыстрее!», старушка бросает совочек и пакет и, прижимая к груди кусающуюся левретку, пробегает с визгом мимо меня, в следующий момент я уже стою на ногах перед домом и в полуоткрытое окно слышу, как задыхается от кашля Блейз.
- Линки! Блейз! Подожди секунду, я иду! - сваливаю пакеты на руки Линки, а сам, уж как был, в дорожном сюртуке бросаюсь к Блейзу и стучу его по спине, хотя прекрасно осознаю, что он не поперхнулся без меня чаем…
- Линки! Стели Блейзу на диване! Быстрее!
Пока Линки суетится, я глажу Блейза по спине, а кашель (о, чудо!) утихает сам, не оставив ни единого кровавого росчерка. Вдруг я замечаю рядом, на столе, чашку ещё дымящегося чая. Блейз совсем успокоился и спрашивает севшим от долгого кашля голосом:
- Что, Сев, испугался, что это… оно?
Я едва могу дышать от испуга.
Он видит это и продолжает говорить что-то, прижав мою ладонь к щеке, опять горячей. Смерять ему температуру? Вот только отдышусь…
-… да язык ошпарил, - договаривает он.
Я понимаю, что он подавился слишком горячим чаем и… смеюсь.
- Да что же ты смеёшься, садист? А на диван… потому же положить хотел? - спрашивает он слишком уж серьёзно.
- Да, потому, потому, что больше жизни за тебя испугался.
- Линки! Перестилай в спальне! Здесь - не надо!
- А ты так больше, Сев, не бойся за меня - рано или поздно это повторится, всё равно уж, когда.
Когда ни повторись - всё будет не вовремя, правда?
- Да, - мрачнею я, - но мы с тобой ещё поживём.
- Сколько Мерлин всеблагой отмерит.
- А за нашу любовь, может, ещё и накинет.
- Да-а, хотелось бы ещё пожить с тобой, Сев.
- Ладно, погоню Линки ужин нам готовить. Как ты насчёт ужина по-китайски?
- Я в шоке! Это лупоглазое недоразумение знает всю китайскую кухню?! Я не ослышался, Сев?
- Представь себе, знает. Ему, главное, было бы, из чего приготовить.Так что ласточкиных гнёзд не будет.
- А ну их - такая гадость! Главное - чтобы пельмени были.
- Линки! Разберись с едой! Ужин по-китайски!
- И скажи ему, Сев, побольше свинины и специй.
Я… этих заветных слов не говорил, Блейз - сказал.
- Слышал заказ от мастера Блейза Забини? Выполняй!
А хочешь, Блейз, он станет и твоим домовым эльфом тоже?
- Нет уж. Бестолков он у тебя слишком, а мне и в Англии, и во Франции своих хватает. И, вообще - не делись своим рабом ни с кем - дурная примета.
- Для кого?
- Конечно же, для принявшего дар.
- Это французская примета, наверное.
- Нет, итальянская, но я перенёс её и в Британию, вслед за отцом.
Сев, п-поцелуй меня, мне было без тебя так, словно из жизни изъяли квинтэссенцию.
Я зарываюсь в чёрные жёсткие кудри на затылке и притягиваю его, пока ещё сомкнутые, но не сжатые, губы к своему рту и целую, жаждая его сладости, языком пробегаюсь по безукоризненным зубам, выпиваю влагу его рта и посасываю язык, такой упругий, такой сладкий и желанный… Как бы я хотел, чтобы вот этим гибким языком он прошёлся по межъягодичной щели, поиграл бы с анусом, оказался бы внутри… но нет, мальчик не развращён до… такого… Чувствую, что моя плоть поднялась и трётся о шёлк белья, ещё, ещё, Блейз, ещё чуть-чуть, и я кончаю прямо себе на одежду… Нет, не прерывать этот страстный танец языков, несмотря ни на что… Мальчик, возлюбленный, что же ты делаешь со мной одними лишь поцелуями? Вот, я уже получил разрядку - не ты один теперь сможешь похвастаться, что кончаешь от поцелуя! Нет, я тоже теперь так сумел, теперь только я понимаю всю силу этой, казалось бы, невиннейших из ласк, так многократно и с усердием воспетой поэтами… «Я поцелуи не приму, что раздают по этикету», - помнится, пел я Хоуп, а потом и сам стал покрывать её лицо и тело неистовыми поцелуями, но ведь то была просто страсть… без любви… о, мой Блейз! Я стискиваю его в объятиях… Какое же счастье, что в моей жизни были Альвур, Гарри… но вот ещё одного имени я в свой разум не допускаю, ставя сильнейший блок… Прошло твоё время, так уступи свой путь иному, более… ласково и нежно любящему,более… чистому, как ни странно это звучит, ведь ты был девственником только де-юре, сколько же… грязи… да, грязи ты нафантазировал себе, а этот мальчик, отец двоих сыновей, пропадавший полтора года у маньяка, заведший себе после «слишком нормального» любовника, но при этом оставшийся безыскусным… вот это и есть истинная невинность, Рем…
- Ты что-то сказал? - волнуется Блейз, - о невинности и… Люпине.
- Я? Н-ничего я не говорил, а только думал, да, об испорченности Люпина.
- Неужели я сказал что-то вслух? - тревожно думаю я, стараясь вспомнть, что.
- Я ничего не слышал, - кажется, убеждая самого себя, говорит Блейз.
- Да ты, ты и не мог ничего слышать - я думал! - взрываюсь я на ни в чём не повинного парня.
- Хорошо, ну не заводись - не люблю, когда на меня кричат, - болезненно морщится он.
- Я не прав с тобой, - это всё, что я могу выдавить из себя по отношению к тому, от коего поцелуя мне было… так хорошо.
- Я - скотина, - думаю, всего один раз за полмесяца извинился перед тем, кого люблю всей душой, кем дышу, - и вхожу в ванную - ополоснуться и переодеться.
Какое уж тут - хвастаться перед обруганным ни за что Блейзом, что я тоже смог кончить от поцелуя… всё лазилю под хвост - и вечер, и ужин - у меня не хватает сил признаться, что дело в раздражении на собственную вспыльчивость. Отчего я с Ремусом не был таким?! Отчего именно с этим влюблённым в меня по самую макушку молодым (ах, каким же молодым!) мужчиной, который и слова-то поперёк сказать не смеет! Ишь, «не люблю, когда на меня кричат» - и это с его-то страшным прошлым?! Ну наорал бы на меня, сделал бы хоть что-то в свою защиту, а то я чувствую себя тем маньяком-насильником, разве, что ног ему не ломаю!
- Хватит, Северус, сейчас же пойди, пока не залез под душ, и извинись перед Блейзом!
- Да, я виноват, но просить прощения не умею!
- Мог же ты и с Гарри…
- Не приплетай сюда его светлый дух!
- Хорошо, с Люпином…
- Это было не всерьёз, мы оба были одинаковы - и по возрасту, и по развращённости, правда, это больше было в его компетенции…
- Целуясь, ты превозносил качества нынешнего избранника.
- Не употребляй этого слова даже в мужском роде!
- Да ты цепляешься к словам, буквоед! Я же о сути! Так вот, я не устану повторять - ты уже извинился единожды перед мальчиком, так просто повтори это!
- Но я не помню, при каких обстоятельствах я в тот раз просил у него прощения! Помоги!
- При интересных. Теперь это уже не важно. Ты ли не превозносил своего любовника выше тех, кто был до него?!
- Да, я. Можно я просто промолчу, а он и так простит меня? Или это не вежественно?
- Я промолчу.
- А я, я обойдусь. Уговорил, пошёл извиняться.
Глава 18.
… Стол накрыт и уставлен множеством блюд - так было и в том доме, и в этом. И будет вновь.
