- Я промолчу.
- А я, я обойдусь. Уговорил, пошёл извиняться.
Глава 18.
… Стол накрыт и уставлен множеством блюд - так было и в том доме, и в этом. И будет вновь.
Я подхожу к Блейзу, всё в той же, уже с засохшими пятнами и каплями, одежде и встаю перед ним на колено, целую ладонь и прикладываю к своей, холодной щеке, говоря твёрдо:
- Прости меня, возлюбленный Блейз за то, что вместо благодарности за твой чудесный поцелуй, - я торопливо расстёгиваю сюртук снизу, жалея, что не сделал этого раньше, но я так спешил… не передумать, - вот, смотри - я тоже сумел… благодаря тебе, - он смотрит то на размытые пятна, то мне в глаза, правда, тотчас отводя взгляд, - стесняется, - думаю я, но вслух доносятся слова, сказанные моим голосом. - я пришёл просить прощения у тебя, мой Блейз, за то, что после поцелуев… имел наглость накричать на тебя, ни в чём не повинного.
Всё, сказал, и… ничего страшного не случилось, кроме:
- О-о, Сев, умоляю, встань с колена, мне так неудобно.
- Сначала прости, - твёрдо.
- Да ты уж давно прощён, я привык…
- Блейз, ты… привык, что я не извиняюсь?
- В общем-то, да.
- Тогда почему ты, более чистокровный волшебник, чем я, терпишь такое надругательство над своей честью и,более того, над честью бесчисленного сонмища душ твоих предков? - искренне недоумеваю я.
- С предками я договорюсь там, в Посмертии, и уже скоро, - он поднимает ладонь, чтобы договорить, - а со своей честью у меня уже давно проблем нет… начиная с лорда Горта и мёсьё де Номилье, которые оба, правда, на свой собственный лад, использовали меня, а вот от тебя, лю-би-мый, получать окорбления дважды, нет, двунадесятеро тяжелее, чем от них обоих вкупе. Но ты… - он приподнимает мою голову за подбородок, - ты - горд, я никогда прежде не встречал мага, обуреваемого такой гордыней, как ты, потому и перестал ждать извинений - дела говорят вместо тебя, Северус Снейп! Быть может, с другими ты и вёл себя по-иному, но со мной, лишённым чести…
- Погоди, Блейз, не говори о себе дурно - ты не этого заслуживаешь, а Осанны небесной, ты - мученик, большая любовь доставалась тебе дважды - на заре и…
- Правильно говоришь, Северус, и на закате. Не нужно страшиться произносить это вслух, тогда и сама смерть не будет казаться столь страшной. Вот моя религия, из неё же не изыду. И мне по большей части всё равно, что… там - Чистилище с последующими Раем или Адом или нейтральное Посмертие, да и не в этом дело - страшен сам процесс умирания и качественный скачок - Смерть.
- Не бойся… так, Блейз.
- Я не боюсь. Ну, может чуть-чуть.
- Ты же знаешь, среди магов распространено поверие о призрачном Кинг-Кроссе…
- Я не верю в это, Сев. То же, во что я верю, я тебе уже описал, - говорит он печально.
- Это либо в христианского Бога, либо в Посмертие Великого Мерлина?
- Да, но склоняюсь к последнему - нам, волшебникам, невоцерковленнным практически на все сто процентов, - при этих словах я вспоминаю о виденной им в Междумирье и явно спешащей в Посмертие душу христианина во втором покоении, как раз рьяно веровавшего в маггловского Бога, Ареса Нотта, - грозит именно эта одинокая скука.
- Откуда ты знаешь о Посмертии столько?
- Читал, - голос его блекнет, а потом снова вспыхивает:
- Сев, еда уже остыла.
- А я сейчас разогрею её. Берётся смесь стихий Огня и Земли и разбавлется Воздухом, вот так.
Теперь всё словно только что изготовлено.
- Я испугался, когда ты смешал дружественные сихии - мне показалось, Огонь, подпитываемый Воздухом, всё спалит.
- Проверено годами, Блейз. А теперь - есть. Ты же не хочешь обессилеть от голода и любви этой ночью?!
- От любви? Прости меня, Сев, но у меня всё тело ноет отчего-то. Я не смогу, так что посплю здесь, на твоём великолепном диване, чтобы не марать собой супружескую постель.
- Запомни, Блейз, - почти шиплю я, схватив его за отвороты сюртука, - ты… в этом доме… ничего… никогда не замараешь, - я отпускаю его, и он молча закрывает лицо ладонями.
- Ой, Блейз, я… Я не хотел поступить с тобой так, умоляю - забудь, - я снова не извиняюсь.
Тот отнимает совершенно сухое лицо от ладоней и говорит медленно:
- И я снова говорю тебе, Сев - ты не виноват, а во всех недоразумениях меж нами - только моя… беда - бесчестие.
Я пойду, прилягу, если ты настолько уж великодушен, в твоей спальне и посплю час-другой, а ты, Сев, - он нежно касается пальцем уголка моих губ, - уж поужинай хорошенько, за нас обоих. А то мало ли, какой окажется ночь.
- Эй, Блейз, возлюбленный, объясни мне хоть что-нибудь о предстоящей ночи.
Тот стоит и загадочно смотрит на меня ярко-зелёными звёздными очами.
- Ты… после всего, что я тебе наговорил здесь, имеешь какие-то планы на ночь? - ошарашенно вопрошаю я. - Но ведь ты так и не поел!
- У меня вдруг пропал аппетит, такое бывает, знаешь? Особенно, когда в начале кажется - пегаса съешь вместе с крыльями, - отшучивается Блейз беззлобно, как всегда.
- Так если ты-таки простил меня, может, хоть один, всего один пельмень съешь? - я робко, да, робко спрашиваю.
- Давай выясним отношения перед сном, нашим общим, - проговаривается он.
Ну, уж мне-то не спать сегодняшней ночью, а поглощать строку за строкой книги викторианской ещё эпохи, раз в доме Блэков не нашлось ничего посвежее.
Но сначала нас навестит Дама Любовь, - при одной мысли об этом сладко щемит сердце, и к паху приливает кровь.
Я провожаю Блейза до спальни, галантно помогая раздеться, и укладываю его в свежую постель, уходя, прозношу: «Nox» и слышу… как в наступившей темноте стучат его зубы, возвращаясь, спрашиваю Блейза:
- Тебе холодно, возлюбленный?
- Д-да-а, оч-ч-ч-ень.
- Я сейчас!
Стрелой вылетаю на кухню, где на холодильнике - домашняя маггловская аптечка, достаю термометр и бегу обратно:
- Вот, сунь подмышку и держи, да посильнее, - но он уже, судя по спокойному дыханию, спит, и всё же термометр я ему аккуратно вкладываю между рёбрами (боги, как же они выпирают теперь!) и прижатой левой рукой, засекаю по маггловским, светящимся в темноте, часам время.
Потом вынимаю аппарат и несу в столовую, равнодушно бросая взгляд на многочисленные, но так и не испробованные блюда.
Щелчком пальцев вызываю Линки, шёпотом, но строго говоря ему:
- Утку и навар можешь съесть, остальное - на быструю заморозку!
- Добрый Хозяин! - вопит от счастья Линки, я накладываю на него, не долго думая, Silencio, а сам стараюсь рассмотреть положение столбика термометра, вот оно - тридцать пять и две. Жуткая слабость, от того и спит… странно, приступа, к счастью, конечно, не было, я, положив термометр на середину стола, чтобы его Линки случайно не разбил, быстро отправляюсь принимать традиционную расслабляющую ванну, которой я был лишён несколько дней, и добраться, наконец, до уменьшенной книги из кармана банного халата, чтобы почитать немного, лёжа в воде, а так - сегодня не до чтения, каким бы познавательным оно ни оказалось - надо будет хотя бы прилечь рядом с Блейзом на тот случай, если его снова будет знобить или, напротив поднимется жар…
Но ведь и рядом с книгой в руках можно посидеть в кресле, отлевитированном к кровати, и когда Блейзу будет становиться хуже, приносить ему воды, быстродействующих маггловских пилюль, да и просто ложиться рядом и обнимать, согревая, чтобы он не мучался, а засыпал скорее. Неужели болезнь выедает его плоть и вырывает жар его сердца? Глупый вопрос, конечно, она…
Я дотягиваюсь до кармана халата, увеличиваю и без того небольшую книгу, просматриваю Оглавление.
Последний параграф - «Смерть», с него и начнём.
«Смерть больного (ой) происходит в результате общей слабости и нерезистентности болящего (ей) и представляет собой», так, так… дальше, это я уже просмотрел, а, вот «Умирающий (ая) тихо засыпают, чтобы боле никогда не проснуться. Присутствующим родственникам следует воздать хвалу Мерлину всебл…» Всё ясно, изъеденные болезнью - отхаркиванием клочков лёгких, приступ за приступом, всё более жестокие и длительные, они приводят к физической немощи организма, и смерть наступает в одно из особо затяувшихся «затиший» между приступами, визуально описывающаяся, как «засыпание».
Теперь, главное, посмотреть две вещи: от чего стоит воздерживаться чахоточному и как ухаживать за ним на последних стадиях болезни, когда приступы особенно изматывающие и следуют один за другим - в Оглавлении есть всего один параграф, способный удовлетворить моё любо… нет, жажду, настоятельную жажду знать - «Питание и уход за тяжелобольным (ой) магическим туберкулёзом».
Вот вылезу из ванны, усядусь рядом со спящим Блейзом и дочитаю…
Я иду в спальню, и не осталось в ней следов времён нашей жизни с… Люпином. Наверное, потому, что совсем темно, и я двигаюсь наощупь… ну, почему, о, боги, вы не отняли у него магическую силу тогда, когда он, заплетающимся языком «опробовал» это страшное проклятье на моём, уже тогда моём Блейзе?! Иногда мне хочется аппарировать к его домику и убить, голыми руками придушить, ну, или, хотя бы не оставляющей следов Авадой прикончить тварь - не человека и не мага, а так, что-то гаденькое! Или сжечь заклинанием Огня, как ту храбрую, но неопытную девчонку - стихийную ведьму перед Лордом и его приспешниками! С этими упоительными картинами расправы над сквибом я, задумавшись, стукаю левитируемое кресло об изножье кровати и двигаю кресло в пространстве тёмной комнаты неизвестно, в каком направлении…
