Понимая, что мне не справиться в абсолютной темноте - а на днях было новолуние, я ещё помню это, я зажигаю одну лишь свечу, но и она будит Блейза.
- О, Горт… опять ты, и снова за тем же. Я не смогу, лорд Горт, не прикасайтесь ко мне, если Вы, конечно, желаете, чтобы завтра я был в лучшей форме… да, лорд Горт, сегодня всё было превосходно, благодарю Вас… Клодиус, не мог бы ты быть чуточку, совсем чуть-чуть понежнее… да, я понимаю, что стихия Земли - это, прежде всего, тяжесть, но мои ноги… вернее, колени, им больно… лю-би-мый, зачем ты принёс этот камень зла в наш бренный мир, он же не выдержит… нет, выбрасывать его нельзя - можно только вернуть… что я делаю не так, отчего ты злишься? Умоляю, хоть раз… сделай это…
- Я здесь, Блейз! Что, что я должен слелать хоть раз?!
-… Не могу сказать… стыдно… Ты сочтёшь меня испорченным, а я ведь и есть такой, лю-би-мый…
- Скажи, Блейз!
- Ли-лизнуть меня… там… всего лишь раз… я выйду из душа… промою… там всё… только лизни…
- А ты лизнёшь меня? - спрашиваю я с замиранием, ведь это моя мечта, чтобы он коснулся меня… там упругим, сладким языком, или я сказал об этом вслух, что и побудило Блейза к такого рода фантазиям, о которых он бредит?
- О-о, oui, mon cher… mon blanch… mon a-mou-reux Severüsse…
- Вернись, Блейз, возвращайся скорее из бреда…
- Иди ко мне, Сев, я жажду быть тобой… сейчас…
Я трогаю его лоб, покрытый испариной, горящий так, что термометр не нужен - как я и опасался, у Блейза жар.
Я кладу прохладную мокрую льняную салфетку ему на лоб, он открывает глаза, полные страха - почувствовал враждебную стихию.
- Не пугайся, Блейз, возлюбленный…
- Знаешь, тот тоже называл меня возлюбленным, когда я… сосал у него.
- Это ты о Горте?
- Нет, о Клодиусе. Горт никогда не «опускался» до таких нежностей, ему был нужен мой анус и тело, чтобы было что тискать в пылу похоти, а вот Клодиус пинал меня ногами, если я делал при минете что-нибудь не так, как ему хотелось. Вот так, пинками, и научил, правда?
Мне становится стыдно за волшебников вообще - видят красивого, неиспорченного мальчишку и - в постель, насиловать… пинать, что за ужасные извращенцы встречались Блейзу! А он-то, тоже хорош, ведь допускал же к себе такое отношение, а ещё маг стихии Огня, самой разрушительной и быстрой…
- Я, кажется, знаю, о чём ты хочешь меня спросить - почему я не поставил виконта де Номилье на место парочкой огненных шаров, а, лучше, стрел? Я отвечу тебе - после лорда Горта отношение ко мне Клодиуса казалось верхом блаженства, а его пинки - вобще щекоткой. Если бы ты знал… как Горт избивал меня!
Но я предпочитаю терпеть побои и оскорбления, нежели наносить их самому - это моё кредо: терпеть боль, пропуская её через себя, а такое, знаешь ли, возможно…
- Да, знаю, возможно - именно так пропускал я через себя Круциатусы Лорда и моих персональных мучителей, и вообще все пытки, которым меня подвергали, - твержу я, как заворожённый.
-… А оскорбления пропускать мимо ушей и не давать им осесть в сердце грузом ненависти.
- А я вот так не смог, я копил ненависть, взращивал её, лелеял и упивался ею, представляя муки и смерть тех, кто посмел издеваться над графом Снейпом, уничтожив его право быть равным среди равных и высшим среди низших.
- А это и есть гордыня, Сев. - просто замечает Блейз. - Это её сущность. Ты очень точно определил понятие униженного, но преисполненного гордыни, человека.
- А, может, это всё-таки гордость?
- Гордость прощает многое, не всё, да, но большинство оскорблений, иначе, по-твоему «гордые» маги, не умеющие простить даже неосторожного слова, давно перебили бы друг друга на дуэлях. Подумай об этом как-нибудь. Хотя, я не верю, что горделивый маг может стать просто гордым. Но, давай больше не будем об этом.
Знаешь, вражеская стихия иногда может быть полезна, - так говорю себе я, залезая каждое утро под душ. Вот и сейчас влажная салфетка и, главное, разговор с тобой, уняли жар. Но, пожалуйста, Сев, сними её, а то мне холодно - я даже руки из-под одеяла достать не могу.
Я раздеваюсь заклинанием и ложусь к Блейзу, прижимая его, на самом деле, горячее тело к своему, прохладному.
- О-о, лю-би-мый, - пропевает изысканную мелодию с обертонами голос Блейза, - ты такой… горячий.
- Да, я пришёл, чтобы согреть тебя, мой…
Его губы припадают к моим в отчаянной просьбе ласки - разве можно отказать ему в этом? Я со всей страстью, которой у меня сейчас немного, да и как пылать страстью к больному, припадаю к его разгорячённому лихорадкой рту… Я хочу отвлечь его от горячечных ласк, но как? Внезапно он произносит: «Жарко, ты такой жаркий…» и сбрасывает одеяло, но вот этого уж никак нельзя делать - я левитирую одеяло поверх Блейза, а сам подтыкаю хлопковую плотную ткань со всех сторон, ложусь рядом поверх и слышу еле различимый шёпот: «Жарко… ", и Блейз снова засыпает, я встаю с постели, призываю из гардеробной любимый шлафрок, сажусь в кресло, где лежит книга и, бережно раскрыв её, читаю: «Главное условие ухода за тяжелобольным (ой) заключается в полном и безоговорочном прекращении супружеских обязанностей, если таковые имеются.
Второе условие - особая диета, исключающая всё жирное»… Дальше понятно - есть только варёные овощи и телятину, в общем, самое невкусное.
… Но вот меня мучает вопрос - с какого момента пациент считется тяжелобольным? Ладно, почитаю об уходе.
«Так как тяжелобольные не могут обслуживать себя самостоятельно, мы рекомендуем предпочесть услуги квалифицированной сиделки, которая сообщит родным и близким тяжелобольного (ой) купить в специализированных магазинах, адреса которых… " Ага, безнадёжно устарели, впрочем, посмотрю лондонские.«Как то - специальная кровать с поднимающимся изголовьем и (или) спинкой потому, что тяжело… нуждается в смене позы примерно 5 - 6 раз в сутки, разумеется, во время бодрствования, которое составляет у тяже… примерно 6 - 7 часов, и отверстием для судна, а также дополнительных, необходимых аксессуаров, как то несколько легко стирающихся домашними эльфами клеёнок, судна, средств против пролежней, таких, как,«… А-а, ясно, сам сварю… А все эти клеёнки можно заменить подгузниками для взрослых - как раз, для таких моментов, как дефекация и мочеиспускание… Маггловский прогресс, интересно, а маги до сих пор используют все эти клеёнки и судна? Теперь насчёт сиделки - этот вопрос не стоит сразу отбрасывать, гордо крича: «Конечно, я!», ведь я преподаватель и декан, значит, какую-то часть дня я буду вынужденно отсутствовать… но приглашать мага-сиделку из Мунго в Школу - это нонсенс, ведь тотчас весь магический мир Британии будет подробно проинформирован о моих отношениях с Блейзом… А, какая, к Мордреду в пасть, тайна, тоже мне, всё в шпиона играю, а тут рядом любимый человек умирать будет… Значит, решено - берём «сидельца» из студентов-целителей, проходящих обязательную практику в Мунго, а за… такие деньги любой парень сделает всё, что нужно, и сделает это качественно… Кстати, в той же клинике можно осведомиться об адресах специализированных магазинов, торгующих такими замысловатыми ложами… но для начала можно проверить адреса, приведённые в книге… Так, где же это было, а, вот - в Приложении номер шесть… Блейз спокойно спит, пока я разыскиваю в начале книги (а где же ещё? ) термин, определяющий «тяжелобольного», сейчас решается судьба моего возлюб… Нашёл: «К тяжелобольным следует относить магов или ведьм, которые не в состоянии обслуживать себя сами, т. е. самостоятельно совершать гигиенические процедуры, принимать пищу, менять положение тела и удерживать мочу и кал до специального посещения туалета, а также отхаркивающих мокроты, крови и других выделений не менее трёх унций за сутки.»
Всё, приговор оглашён, но ещё не приведён в действие… Отсроченная пытка… Как не показать Блейзу моё теперешнее знание его печального, но, надеюсь, нескорого, будущего? Правильно - поставить блок третьего уровня, чтобы даже неосторожным взглядом не выдать себя… Ставлю блок. Боги! Голова болит, да, тяжело мне со времён Гарри выдерживать такие издевательства, иначе не назовёшь, над собственным рассудком… Но, ведь… под Люпином справился же… Всё, блок поставлен, и голову больше не ломит…
- Сев! Где ты?! - в голосе Блейза слышится тревога, - что ему привиделось, отчего он зовёт меня так отчаянно?
- Я здесь, Блейз, родной мой, - говорю я тихо.
- Как ты назвал меня? Повтори, пожалуйста, громче, а то у меня словно бы уши заложило…
- Я сказал: «родной мой», вот и всё.
- Теперь ты - полноправный член семьи Цабиньо, - его голос торжествует. - Помнишь, при вручении перстня я назвал тебя так же? Теперь ты ответил и, значит, ты - мой духовный родственник!
- Но я… не готов, я же граф Снейп. Как я могу из-за одного неосторожного слова поменять семью?
- Я же сказал - «духовный», а это значит, ты имеешь право голоса при принятии решений в моей семье, право на оспаривание раздела имущества после моей смерти и тому подобные права. Я расскажу тебе о них подробнее, ты только напомни.
