- Fucking bastard! - выкрикнул он.
Гарька нажал на спусковой крючок, одновременно пытаясь отступить, но успеть было нельзя: ствол винтовки Квирина дрогнул от выстрела. Худая тёмная фигура метнулась, заслоняя собой Горшечникова. Это был Доббс. Пуля отбросила его назад. Гарька пошатнулся, обхватил тщедушное тело негра, не давая ему упасть. В ту же секунду прозвучало сразу несколько выстрелов, издырявленный Квирин осел на колени, ткнулся головой в землю.
- Бывают моменты, когда мне хочется, чтобы вас вправду подстрелили, - промолвила Георгина, выходя на свет: Ромка успел встать и поднять фонарик. - То я такой боевой товарищ, что и в другой полк уйти нельзя, то сами за шпионами гоняются, а меня побоку.
Их темноты выходили остальные: Север, Чернецкий, Лютиков, Хмуров…
- Собрала, кого успела, - Георгина мрачно взглянула на Горшечникова. - Я тебе говорила, что ты дурак? Что с Доббсом?
Чернецкий носком сапога перевернул тело Квирина.
- Чёрт, надо было живьём брать, - обронил Север.
Гарька положил Доббса на траву. Матрос ещё дышал, его грудь поднималась, но рана была смертельна: кожа на щеках и лбу посерела, изо рта текла кровь. Из последних сил он сжал своей рукой гарькину:
- Товарьиш…
Холодные пальцы дрогнули и замерли навсегда. Гарька всматривался в лицо матроса, силясь найти признаки жизни. Напрасно.
Горшечников закрыл Доббсу глаза и поднялся с колен.
- Жаль его, - сказал комиссар. - Сам-то не ранен?
- Нет, - ответил Горшечников, сглатывая солёный, противно застревающий в горле комок.
- Добро, - Север протянул Гарьке сбитую фуражку и вдруг погладил его по взъерошенной голове, как маленького. - Глаза у тебя прямо как у матери.
Гарька чуть не разревелся.
- Вот ещё, придумал… - пробормотал он, отворачиваясь.
Тьма поредела. Осторожно запели птицы.
Сначала озарились верхушки гор; солнце зажгло их, будто маяки, указывающие дорогу дню; белые паруса облаков летели на их сияние. Солнце, всё ещё невидимое, поднялось выше, и свет лавиной покатился по горным склонам, чтобы обрушиться в море. Гарька смотрел, всею кожей впитывая яростную красоту пробуждающегося мира.
Весь земной шар стал полем боя за новое, светлое человеческое будущее. Много ещё трудностей предстояло перенести, смерть подстерегала на каждом шагу, но там, внизу, ожидала страна, до краёв полная кипучей, молодой, очнувшейся от сна жизнью. Скоро война, горе и смерть потонут в безграничном свете, и впереди останется только счастье.
Свежий ветер пах юностью и надеждой. Гарька повернул голову. Ромка и Георгина тоже смотрела на сияющее им навстречу море, обещавшее им счастливую любовь, и радостный труд, и свободу от всякого угнетения - бесценные дары жизни.
Конец.
* * *
Это, наверно, драбл к произведению)) Честно, не знаю, как сие называется))) Написан был Снарк по просьбе одного из читателей))
Храбрый комиссар Снейп сражается в интернациональной бригаде в Испании.
Конвойный толкнул его к столу, где под яркой лампой над бумагами склонился офицер.
Снейп испытал облегчение, когда ему позволили опуститься на стул. Его волосы свисали грязными сосульками, нос был сломан, предыдущие восемь часов он провел на ногах в камере, где пол на вершок был залит холодной водой.
Офицер поднял голову и злобно взглянул на комиссара:
- De donde te has cogido? Carraco! [Откуда ты взялся? Черт побери! (исп.)]
Снейп только наклонил голову ниже. Он не имел права выдать, что он советский офицер.
- Habla! [Говори! (исп.)]
За окриком последовала тяжелая оплеуха.
Георгина, расталкивая локтями возмущенно гомонивших комсомольцев, пробралась к президиуму.
- Товарищи! - громко выкрикнула она, поднявшись на ступеньку. - Товарищи, пока вы осуждаете здесь Ксаверия Снейпа как врага народа, Север Снейп сражается в Испании. Вот письмо!
И она взмахнула листочком, где в самом верху можно было разобрать: «И носило меня, любезная моя Георгина Ивановна…»
Все вскочили, загомонили.
Георгина обернувшись к столу президиума воскликнула, обращаясь к Засувке:
- Эх вы, дядя Кондрат! А мы вам так верили!
