- Здесь хорошо, - сказал Гарри, повернув к Драко голову.
- Я скучал по этому месту, - ответил Малфой. - Иногда.
Было хорошо лежать так вдвоем: Драко уткнулся лицом в «подушку» из своей робы, его спина изгибалась нежно, как стебелек цветка.
- Я люблю тебя, - сказал Гарри.
В этот момент он отбросил все сомнения и расчеты, пошел навстречу любви смело, наплевав на последствия, не оглядываясь назад, оставляя за спиной страх и смерть.
Только молодым свойственно верить в бессмертие и в любовь.
Гарри чувствовал себя сейчас молодым. Вечно молодым. Вечно восемнадцатилетним.
- Ты слишком торопишься, - ответил Драко.
Наступила тягостная пауза.
- А ты все чего-то ждешь? - спросил Гарри.
Драко приподнял голову, посмотрел на любовника. Вздохнул раздраженно, сел и начал:
- Гарри, что такое любовь, по-твоему?
- Это доверие, - убежденно сказал Гарри. - Это когда доверяешь другому настолько, что он становится своим. Тебе же в голову не приходит спрашивать, веришь ли ты своей руке? Или ноге? Так и с любовью. Тут или веришь, или нет.
Драко снова вздохнул:
- Ох уж это гриффиндорство. То ли мозги вам там промывают, то ли они у вас от рождения отсутствует. Природный дефект.
- Нет. Просто вас в Слизерине не учат доверять. Хочешь, я научу? - Гарри порывисто вскочил на ноги, протянул руку. - Дай мне свою палочку.
Драко потянулся к карману робы, посмотрел на любовника недоуменно.
- Ты веришь мне? - спросил Гарри, глядя Драко в глаза.
Малфой пожал плечами, отдал палочку, пробормотав: «Что за детские игры…»
Он подогнул под себя ногу, с неосознанным вызовом глядя на Гарри. Поттер, держащий в руках обе палочки, настораживал поневоле.
Отступив на шаг, аврор сказал:
- Знаешь, нас в аврорате учат доверять… Напарник должен верить напарнику. Иногда от этого зависит жизнь.
Виртуозное движение палочки - и ковер начал подниматься в воздух. Драко вскрикнул изумленно:
- Эй! - вцепился в край, и ковер тут же накренился: Драко быстро-быстро отполз на середину. Земля удалялась с такой скоростью, как будто Драко взлетал на метле; но под ногами было не надежное древко, а колышущаяся ткань.
Драко почувствовал, что его вот-вот одолеет морская болезнь. Поттер, сволочь!
Когда ковер перестал трястись, Драко лег на живот и аккуратно свесил голову, заглянув за край. Далеко внизу стоял Поттер, похожий на спятившего дирижера: одну палочку он прижимал к горлу, а другой указывал на ковер, должно быть, поддерживая заклинание левитации.
Драко чуть не стало дурно при мысли, что будет, если Поттер опустит палочку вниз.
- ПРЫГАЙ, ДРАКО, - раздался его голос, усиленный «сонорусом». - ПРЫГАЙ; Я ПОЙМАЮ ТЕБЯ!
Таких ругательств этот столетний коврик еще не слышал.
- Я ТЕБЯ НЕ СЛЫШУ, ДРАКО! - звучно сказал Гарри. - ПРЫГАЙ, У ТЕБЯ НЕТ ДРУГОГО ВЫХОДА. СКАЖЕШЬ ВСЕ НА ЗЕМЛЕ.
Драко посмотрел, сколько до земли, заскулил еле слышно. Ветер раскачивал ковер; Драко попытался подползти к краю и ткань начала нагибаться.
Было страшно, страшно, страшно, страх заполнил все тело, заморозил кровь в жилах. Зубы помимо воли выбили барабанную дробь. Мать твою, Поттер… к дементору тебя под подол!
Драко рывком вскочил на ноги, пошатнулся, взмахнул руками - и прыгнул.
Несколько секунд неконтролируемого полета - точнее, падения, а затем его словно подхватила мягкая волна, подхватила и принесла - к Гарри. «Мобиликорпус».
Гарри обнял его, не давая упасть…
- Палочку, - потребовал Драко.
Получил требуемое, отошел на три шага:
- Ступефай!
Сногсшибательное заклинание приподняло его самого и швырнуло со всей силы оземь. Драко сел, удивленно глядя на предавшую его палочку, обратившуюся против хозяина.
- Отзеркаливание, - объяснил Поттер. - Я ее заколдовал.
Он подошел и протянул Драко руку.
- А если бы Авада Кедавра… - пробормотал Малфой, сидя на земле.
- Я тебе доверяю, - со смехом сказал Гарри. И, увидев взгляд Малфоя, поспешно предупредил: - Следующие два тоже зеркальные.
- Флорус, - из палочки выскочил букет из трех роз. - Флорус, - на этот раз получились тюльпаны.
Драко положил букеты на траву и сказал:
- Трюки дешевого фокусника. Розы и тюльпаны - это так пошло…
Он откинулся на землю, раскинув руки, глядя в голубое небо.
- Драко, ты обиделся? - Гарри склонился к нему. - Драко, теперь моя очередь прыгать. Пошли!
- Не боишься, что не поймаю? - спросил Драко, не шевелясь.
После пережитого страха во всем теле была какая-то слабость, словно руки и ноги стали резиновыми.
- Боюсь, - честно признался Гарри. - Но прыгну.
- Ну и дурак, - только и сказал Малфой.
Через некоторое время Гарри устроился рядом, заглянул Драко в лицо. Голубое небо заслонили обеспокоенные зеленые глаза.
- Ты обиделся?
Драко поморщился.
- Просто люблю смотреть в небо. Ты не любишь?
Гарри повернулся на бок, подпер голову локтем:
- Мне больше нравится смотреть на тебя.
- Мерлин, какая пошлость… - Драко скривился. - Лучше молчи. А то эстетическое впечатление от твоей физиономии непоправимо портится торжествующей банальностью.
- Не сердись, тебе не идет, - ответил Гарри. - И это не пошлость. Мне нравится смотреть на тебя. И какая разница, сколько раз эти слова произносили до меня, если я говорю их в первый раз!
Драко помотал головой: ну зачем надо было это начинать!
- Не нужно слов. Не нужно… - Драко взял любовника за руку. - Просто докажи… - он подтянул к себе Гарри, вцепившись в него не хуже кошки, и выдохнул: - Иди сюда.
Их соединение на природе было лучшим из всего, что у них до сих пор было. Они задыхались, стонали, сливаясь с травой, с землей, с небом. Они были этим летом, и ветром в небе, и солнцем, цепляющимся за верхушки деревьев; были золотящимися листьями, и пусть кто угодно сказал бы, что это пошло, но это пошлым не было.
Пошлыми все делают только слова.
* * *
Первый день рабочей недели был не так уж плох. Для понедельника.
Но не для Зика Мэдривера. Напарник сидел, мрачно уставившись на пергамент перед собой:
- Я отравлюсь.
- Не отравишься.
- О Мерлин, ты хоть представляешь, из чего делают пергамент? Вот представь: я говорю тебе порезать на кусочки твои кожаные ботинки и съесть…
- Они не кожаные. Из кожзаменителя.
- Ха-ха, и как Драко Люциус Малфой, наш молодой перспективный дипломат, допустил это…
- Даже у Драко не до всего доходят руки. И глаза, - Гарри с удовольствием пошевелил пальцами в носках: носки внешне совершенно не отличались от пищащих, но зато не устраивали шум по всяким пустякам.
На столе перед аврором лежал недоделанный отчет о выявленных служебных нарушениях, почти затерявшийся среди бумаг о представлении дела вампира Розье на разбирательство в Уизенгамот.
Вечная, как институт государства, бюрократия. Еще Чингисхан разменял простой взмах мечом, мгновенно решавший все вопросы, на перья и чернила. Но сам он до конца жизни предпочитал махать палочкой и мечом.
- Слушай, Гарри… - заныл Зик, - я умру, и ты будешь в этом виноват. Ты мстишь мне за голубичную наливку? Мелко и недостойно. Ты ненастоящий друг…
- Пиши-пиши, - безжалостно отозвался аврор.
Зик, высунув кончик языка от усердия, приступил к ювелирной работе, заполняя фразой «Долой цинизм» пространство величиной с почтовую марку.
Выписав эти слова сто раз, он сказал удовлетворенно:
- Ну вот. Теперь я умру не от несварения желудка. Теперь я отравлюсь концентрированными чернилами.
- Целители Святого Мунго спасут тебя.
Зик вздохнул и призвал маникюрные ножницы из набора Роутера:
- Твоя беда в том, что ты, как и всякий романтик, готов угробить весь мир - только бы не принимать его таким, какой он есть. Голову на отсечение даю: если бы она в тебя не втюрилась, дементора бы с полтора она сдала тебе своего троюродного дядюшку.
- Но в любви она мне не признавалась, Зик. Смирись с этим - ты проиграл.
- Только формально, - нарезав марку в китайскую лапшу, Зик с отвращением поглядел на черные от чернил полоски. - Ладно, не поминайте лихом...
- Не ешь, - остановил его Гарри. - Выкинь.
Мэдривер посмотрел на напарника наполовину обрадовано, наполовину удивленно, и Гарри великодушно махнул рукой.
- Но она все равно в тебя влюблена, - распыляя несложным заклинанием пергаментные обрезки, вредным голосом уточнил Зик.
- Хм… ты знаешь, что такое любовь? - поинтересовался Поттер.
Чем была любовь?
Еще позавчера Гарри с уверенностью отвечал на этот вопрос. А сегодня он сам спрашивал об этом.
Было ли то, о чем он говорил Драко, любовью? И, - если он задавал такие вопросы, - можно ли было вообще говорить о любви?
- Не вопрос, - ответил Мэдривер. - Любовь - химическая зависимость. Физиология и временно расстроенная высшая нервная деятельность.
- Умный, - хмыкнул Гарри. - Ну и чем тогда отличается настоящая любовь от наведенной? Ну, от амортентии там или… вейлочар?
