— Что ж, надо — значит, надо… — я огляделась в поисках графина с лекарством Иды.
— Постой, я не хочу откладывать разговор до завтра, — он присел на стол и привлёк меня к себе. — У нас есть немного времени, Исенгрим подождёт.
— Я бы предпочла провести это время иным образом, — Иорвет ответил на поцелуй, но тут же отстранился и, обхватив за бока, усадил меня на стол.
Зашагал по комнате.
— Пока нет сведений об Эйльхарт, мы должны действовать. У нас есть Айонантаниэл, который может подсказать выход, у нас есть Зоуи, которая проведёт к Драйк Кину. Ида откроет портал…
— Драйк Кин не занимается исполнением желаний, — перебила я.
— Он отвечает на вопросы. Нужно лишь задать правильный, — Иорвет подошёл, требовательно посмотрел в глаза.
— Нет, — я отвела взгляд. — Пока роза была у меня, я могла рисковать. Теперь нет.
— Нельзя сдаваться, пока есть время!
— Я не сдаюсь. Я иду вперёд.
— Тебе нужно посетить твой мир во сне и посмотреть, не изменилось ли там что-нибудь, — будто не слыша меня, сказал Иорвет, отвернулся, сделал круг по комнате и снова остановился передо мной.
— Я не пойду в свой мир, не хочу. Что бы я там ни увидела, не изменит ничего, и я не буду заигрывать с судьбой, — с напускной твёрдостью в голосе, которую должна была испытывать, но которой не было, сказала я. — Пока Ида ищет Филиппу, а я жду весточки от Геральта… У нас есть ещё время, ты сам сказал, и впервые можно никуда не спешить, никуда не идти. Побыть вместе.
Мы смотрели друг на друга в упор и, как обычно, не произносили важного, и оно, это важное и непроговорённое, стояло между нами невидимой и непреодолимой стеной. Иорвет подошёл к окну и долго всматривался в темень по ту сторону.
— Твоим упрямством можно прошибать стены, — тихо сказал он.
За дверью стали слышны шаги и голоса. Я наполнила чашку магической водой из графина. Говорить было не о чем.
— Тебе пора, — сказала я, — да и мне тоже.
Иорвет подошёл, взял из моих рук чашку, скользнул взглядом по письму на столе.
— Пора, — сказал он.
ДОЛ БЛАТАННА. Последняя ночь
Всю ночь снился пустынный аэропорт. Я стояла перед табло с билетом в руках, пытаясь найти в мельтешащих голубых и синих строках название города — того, куда был билет. Но все города были другими, и я не знала, появится ли мой рейс, или билет не тот — неправильный билет. В город, какого не существует.
На границе между сном и явью, уставившись в расплывчатый тёмный потолок, я пыталась вспомнить, как назывался тот город. Это казалось жизненно важным, но вместе с проступающим рисунком каменной кладки воспоминание о пункте назначения ускользало, и билет исчезал из рук.
До полудня я правила и полировала мечи, наточила даже новенький подаренный перочинный ножик. Работа руками заземляла, вытаскивала из сна, который исчез из памяти, но оставил в подвешенном ожидании непонятно чего, когда уже всё равно, что будет — плохое либо не очень, лишь бы оно, наконец, настало. Потом я смотрела в окно, плескалась в медном чану, который занимал половину умывальной комнаты и горделиво стоял на растопыренных львиных ножках. Собрала вещи. Разложила на кровати ярко-синее эльфийское платье, подаренное Эйлин.
С запасами еды и травяного чая, которыми обеспечила заботливая Мона, я могла бы не выходить из комнаты до самого бала и поначалу так и планировала. Но теперь, когда дела были сделаны, а я будто сидела на чемоданах, хотелось отвлечься, побыть среди людей или эльфов, неважно, лишь бы они были живыми.
Хохот я услышала ещё в коридоре. Отодвинула дверь в комнату Моны, приваленную изнутри сумками, и, оглушённая, очутилась в круговерти смеющихся лиц, цветных нарядов, распущенных волос.
— Чего вы ржёте?! Чисто лошади! — возмущённо восклицала Лина, которая стояла перед зеркалом. Юбка карминового платья едва доставала ей до середины голени, а грудь выскакивала из овального декольте, открывающего пупок. — Ну короткое, и что? Зато цвет!
— Задом наперёд… — едва выговаривая от смеха слова, подсказала одна из девушек.
— Ах вон оно что! — Лина встряхнула косами, с достоинством выпятила грудь и расхохоталась. — А мне так больше нравится! Красиво же!
Пол и кровать Моны были уставлены раскрытыми сумками с ворохами одежды. Зеркал в комнате было целых пять — похоже, что обитательницы дворцового госпиталя перетащили их из своих спален.
— По всем знакомым из прошлой жизни пробежалась, мамины сундуки выпотрошила, — Верноссиэль расстёгивала ремни одной из сумок, — выбирайте!
Она подняла на меня лицо, на миг замялась:
— И ты выбирай, — сказала на всеобщем, скользнула взглядом по синему платью, из-под подола которого виднелся носок сапога. — Туфли в том углу.
Мона протолкалась ко мне, повела к окну.
— Вы что, поссорились? — озабоченно спросила она, вглядываясь в моё лицо.
— Нет, всё в порядке, — уверила я, понимая, что хотя ничего и не в порядке, но Мона не должна ни секунды переживать об этом. Я хотела, чтобы она была весёлой, чтобы она была счастлива.
Разулыбавшись, Мона разгладила пояс у меня на талии, поправила ткань на плечах.
— Пойдём, я заплету тебе волосы, — сказала она. — Ты будешь красивая, очень красивая, и всё наладится, вот увидишь!
И оно наладилось — может, и не всё, но настроение точно. Невозможно тосковать, когда вокруг смеются и дурачатся, передают друг другу баночки с румянами и пудрой, устраивают шутливые бои за туфли и кружева и дефилируют перед зеркалами. И я тоже смеялась и дурачилась, отвоевала синие балетки, прославилась искусством макияжа и рисовала эльфийкам выразительные глаза с глубоким и томным взглядом. Верноссиэль попросила сделать ей густую дымчатую обводку век, и в сочетании с чёрными волосами и платьем цвета грозовой тучи образ у неё получился загадочный и роковой. Она одобрительно рассматривала себя в зеркале, потом повернулась ко мне:
— Я хочу поговорить с тобой. Наедине.
Дверь в мою комнату Верноссиэль закрыла на засов, и я, ещё витая в облаке смешливого и бесшабашного настроения, в шутку усомнилась про себя, а точно ли она хочет поговорить или вдруг собирается прибить меня тихо и без свидетелей. Однако эльфийка смогла удивить:
— Прошу прощения за то, что считала тебя такой же дхойне, как и всех. Вы, ведьмаки, из другого теста.
Я кивнула, не зная, чего ожидать дальше, а Верноссиэль, видимо, решила, что тема вежливых вступлений исчерпана, и взяла быка за рога:
— Я знаю, что ты сопровождала Иорвета в Зеррикании, — заявила она.
— Это не секрет, — ответила я, жестом показывая ей на стул, а сама присела на кровать.
— Он мне сказал… — она не двинулась с места и стояла прямо, сцепив пальцы. — Он сказал, что женился там, и поэтому мы больше не можем быть вместе. Даже кольцо показал!
Выпалив эти слова, она развернулась и ушла к окну, что было весьма кстати — кровь жарко прилила к щекам и кончикам ушей.
— И что тебе нужно от меня? — спросила я.
— Ты была с ним… Я не верю слухам про тебя и него, потому что любой, кто в своём уме и знает Иорвета, не поверил бы, что он связался с дхойне, — Верноссиэль, казалось, внимательно разглядывала сад, а я с облегчением выдохнула. — А я его знаю очень хорошо.
Она вернулась, встала передо мной в своём струящемся тёмном платье с оголёнными руками, грациозная и гибкая, как кошка, и вместе с тем прямолинейная, как оглобля. Упёрла кулаки в бёдра и заносчиво задрала нос.
— Расскажи про его жену, я должна знать, какая она!
— Э-э-э… — замямлила я. — Она…
— Она эльфийка? Она красива? — перебила Верноссиэль.
— На все вопросы ответ «да», — ответила я и с тайным злорадством добавила: — И ещё она очень умна.
— Как её зовут?
— Арабелла, — нашлась я, вспомнив историю про благородного пирата, которую рассказывала Иорвету.
Верноссиэль потребовала отчёта, и я, состряпав в уме собирательный образ Хранительницы-эльфийки из всех женщин, встреченных нами в Зеррикании, вдохновенно врала и к концу рассказа чуть было сама не поверила в реальность придуманной жены.
