Она взяла меня под руку, но вдруг остановилась, как вкопанная.
— Слушай, ты сказал «должны»? Да, точно, я все поняла! Вот смотри: на Гарри ведь оставался долг гостеприимства перед Уизли, так? А ты сейчас его возместил, понимаешь?. Как там говорил твой братец — «в присутствии горящего огня и бегущей воды»…
— Белла, пойдем! — взмолился я. — У меня голова раскалывается, не до твоих выдумок.
— Руди, ну подумай сам: добровольно, бескорыстно… Видишь, все сходится! Тебя никто не заставлял, выгоды от Уизли нам никакой. Значит, магия гостеприимства сработала. Этот странный звук, ну, помнишь, на лужайке, что-нибудь да значил!
Я сжал голову руками.
— Да-да, и дождь сегодня не просто так шел, и барьер заклинило с умыслом, и везде сплошные тайные знаки… Красотка, хватит нести белиберду. Пойдем домой, прошу тебя.
Наконец она унялась, и мы аппарировали.
Что ж, по крайней мере, нельзя сказать, будто проводы Гарри в Хогвартс каждый раз проходят скучно и однообразно.
Глава 21
— Ты задавала! — воскликнула она. — А я, конечно, по-твоему, ничего не сделала?
— Ну, немножко.
— Ах так! Ладно. Я удаляюсь.
На следующее утро после фордокрушения Артур прислал мне протокол на подпись. Штраф он, естественно, оплатил сам, но подтверждение платежа из Гринготтса пришло на мое имя. Сто пятьдесят галлеонов, включая оплату услуг обливиаторов. Наверное, Уизли пришлось влезть в долги, чтобы рассчитаться.
Впрочем, ему в те дни вообще не везло. Для начала вернули на доработку законопроект о защите маглов, который Уизли проталкивал в Визенгамоте. Еще бы — он выбрал для этого самый неудачный момент, когда отношения между маглами и волшебниками как раз испортились, и маглолюбцев вокруг резко поубавилось.
А началось все, как водится, из-за денег. В середине сентября британский фунт рухнул. Он летел вниз, как поезд с откоса, рынки лихорадило, и вообще у маглов творилось черт знает что. Конечно, их премьер не придумал ничего умнее, как направить протест министру магии: мол, ему известно, что гоблины Гринготтса хорошенько нагрели руки на валютных спекуляциях. Не сомневаюсь, что так оно и было, но когда речь идет о выгоде, гоблинов не остановит даже сама Моргана, не говоря уж о разных там министрах.
В конце сентября между Фаджем и главой магловского правительства состоялся жесткий разговор. Премьер пообещал предать огласке мир волшебников и свалить на нас вину за все проблемы Соединенного Королевства, включая валютный кризис, отвратительную погоду и предстоящий развод принца Чарльза с принцессой Дианой.
Подобные темы Джек Робинсон обожал. Притащив в мой кабинет ящик пива, он засел за работу. Первым делом едко высмеял Фаджа, изобразив в лицах, как тот мямлит: «Ну-у, мы, разумеется, повлияем на гоблинов», — а потом прячется под стол, когда секретарь сообщает о прибытии Даргхака, главы Гринготтса.
Потом Джек долго распинался о том, что обычай вести переговоры с магловскими премьерами не доведет до добра. Королева — другое дело, британские монархи связаны хартией о покровительстве подданным-магам еще со времен Иоанна Безземельного. Но расшаркиваться перед правительством, которое состоит из обычных людей… Черчилль и Тэтчер уже вынашивали планы подчинить волшебников. Того и гляди, скоро маглы начнут фамильярно похлопывать нас по плечу и просить вымыть им машину!
Последний пассаж я вычеркнул. Слово «машина» все еще вызывало у меня головную боль. Робинсон надулся, но потом выпил еще пива, и мы помирились.
Как и следовало ожидать, после выхода колонки Джек получил мешок писем. Одни читатели рьяно его поддерживали, другие гневно обвиняли в безразличии к проблемам маглов (особенно к разводу Чарльза и Дианы).
Среди прочих пришло письмо от Долорес Амбридж, помощницы Фаджа. Дескать, «мистер Робинсон» не совсем осведомлен о политике Министерства магии. Не согласится ли он побеседовать в дружеской обстановке с министром, чтобы они лучше поняли друг друга?
Забавно. Джека решили подкупить.
Соблазн был велик, но, подумав, я написал отказ. Появляться под обороткой Робинсона в Министерстве было слишком рискованно.
Мотаясь по делам, я часто оказывался в Косом переулке и однажды столкнулся с Артуром Уизли, но он меня то ли не заметил, то ли сделал вид. Позже Дэйв Блумкирк рассказал, что «Нору» обыскивали авроры. К ним поступил анонимный донос, будто в доме хранятся запрещенные артефакты. Должно быть, Уизли подумал, что это наших рук дело — а кто еще из чужих бывал в «Норе»? — вот и решил держаться подальше.
***
За политическими склоками, которыми так наслаждался Джек, я наблюдал со стороны. До Рождества оставалось меньше трех месяцев, а потом нас это уже не будет касаться… Правда, о предстоящем бегстве я старался лишний раз не думать, чтобы не сглазить, и вообще стал на редкость суеверным.
Между тем оставалось одно неотложное дело, которое надо было уладить до отъезда. Я ведь обещал Рите досье на Дамблдора, которое хранилось в тайнике. В один из будних дней в конце сентября я аппарировал в Лондон, к большому магловскому универмагу, где всегда бывает полно народу. Чтобы сбить с толку возможных наблюдателей, лучше места не придумаешь.
В тот день мне повезло, в отделе мужских костюмов на третьем этаже шла распродажа. Столпотворение покупателей, измотанные продавщицы, тесные проходы между рядами вешалок — как раз то, что нужно. Спрятавшись за пиджаками, я выпил оборотное зелье из ампулы. Когда прошли тошнота и головокружение, первым делом посмотрел на свои руки — они побледнели и покрылись складками. Значит, сработало.
Брюки повисли мешком, но я не стал их уменьшать. Изменил только цвет рубашки, превратил ботинки в старые растоптанные башмаки, а носовой платок переколдовал в матерчатую сумку. Затем, шаркая ногами, двинулся к выходу.
В зеркале увидел свое отражение — мерзкий старикашка с обвисшими щеками. В таком облике я еще походил по универмагу, проверяя, нет ли «хвоста», вышел на улицу и в первом же пустом переулке аппарировал.
Около часа я «прыгал» туда-сюда, из Лондона в Эдинбург, из Эдинбурга в Ковентри, пока не удостоверился, что за мной не следят. Наконец, когда действия оборотного зелья оставалось примерно на двадцать минут, оказался в Лестере, в окраинном районе, заселенном иммигрантами.
Моя цель — обшарпанная многоэтажка со стенами, изрисованными граффити, — скрывалась за автозаправкой и торговым центром. По дороге несколько раз приходилось останавливаться, чтобы отдохнуть. Старческое тело давало о себе знать, и после цепочки аппараций сердце колотилось так, что я еле дышал.
Лифт, конечно же, не работал, и я потащился по лестнице на пятый этаж. Смена облика настигла между третьим и четвертым этажами, я так резко вырос и распрямился, что чуть не потерял равновесие. Башмаки теперь болтались на ногах, как лодки.
В длинном коридоре, куда выходили двери квартир, тошнотворно пахло жареной селедкой. Жившие здесь маглы-вьетнамцы почему-то считали, что именно так полагается ее готовить. На пороге нужной мне квартиры лежал толстый слой пыли, но вряд ли кто-то хоть раз заинтересовался, куда делись хозяева. Антимагловские чары надежно защищали тайник от лишнего внимания.
Зато сама дверь открывалась проще простого — обычным ключом, который я вынул из-под коврика. Не было никакого смысла запирать ее сложными заклятьями и устанавливать сотню препятствий. Во-первых, в моей изъеденной дырами памяти ни один пароль не задержался бы. Нет ничего глупее, чем подорваться на собственной защите, потому что ты забыл последовательность действий. Во-вторых, те, кому надо, вскроют любые барьеры, а кому не надо, сюда не полезут. Так зачем морочить себе голову?
В квартире стоял сухой запах пустого жилья. Я был здесь последний раз больше года назад, так что на мебели лежал толстый слой пыли. Вот он, тайник, хранящий мое прошлое «я».
В шкафах вдоль стен, на столе и подоконниках громоздились кипы книг, стопки газет, груды старых тряпок и сломанных игрушек, в общем, куча белиберды, которую я когда-то оптом позаимствовал в лавке старьевщика. Если однажды сюда доберутся мои «доброжелатели», им месяца не хватит, чтобы разобрать и проверить все это барахло. А то, что мне было нужно — упакованные воспоминания и папки с документами, — было трансфигурировано в обычный расшатанный стул. Я вытащил его на середину комнаты, поднял и надел себе на голову.
Собственно, вместе с прикосновением ладоней это и был пароль. В таких случаях самое тупое действие годится лучше всего. А вот тому, кто, как положено, пытался бы расколдовать стул с помощью палочки, можно было только посочувствовать — тогда защита сработает, и все взорвется к чертовой матери.
Меня подняло в воздух, встряхнуло, перевернуло, и через мгновение я стоял внутри огромного деревянного сундука. Его стенки были выше человеческого роста и доходили почти до потолка. Не считая крохотного пространства посредине, сундук был забит коробками, ящиками и корзинками, в которых громоздились пробирки с воспоминаниями. Если принести из туалета сиденье от унитаза — трансфигурированный переносной думосброс, — можно было бы их посмотреть. Но, как ни велико было желание покопаться в собственном прошлом, у меня тут были более важные дела.
