От размышлений о современном орочьем искусстве Властелина весьма своевременно отвлекли неотложные дела, а именно — приезд в Мордор посольства из Эребора.
Когда Финроду сообщили, что его хочет видеть Двалин, сын Фундина, он даже не стал скрывать удивления. Конечно, в планах нолдор на будущее значилось возобновление былой дружбы с гномами, но никто из эльдар не ожидал, что подгорный король сделает первый шаг. Соглашаясь на роль Темного Властелина, Финрод дисциплинированно прочитал все письменные источники, повествующие о том, что он пропустил за последние тысячелетия, поговорил с приехавшими из Средиземья хоббитами и очень тщательно изучил гобелены вайре. Поэтому он знал, что Двалин был потомком Дурина, почти равным по знатности ныне покойному Торину Дубощиту. И то, что король Эребора, Торин Каменный Шлем, направил в Мордор не кого-нибудь, а столь именитого родича, было большой честью.
«Но что же им нужно от Темного Властелина?»
К сожалению, сам Финрод больше водил дружбу с аданами, а не с гномами, а потому знал о подгорном народе немногим больше обычного эльфа. Небольшого роста, но очень сильные, вспыльчивые, при этом отнюдь не злопамятные, отличные мастера и друзья, знаменитые верностью слову. Чуть ли не единственный в истории Средиземья пример гномьего вероломства касался Элу Тингола и истории с Сильмариллом. При этих событиях Финрод уже не присутствовал, но подозревал, что там, где появляется Сильмарилл, дело не может обойтись без осложнений. И это вплотную подводило его к дилемме, которую предстояло решить.
В их маленькой, но колоритной группе Темных сил Арды было как минимум два эльфа, в прошлом весьма близко общавшихся с гномами. Проблема состояла только в том, что оба они являлись еще и феанорингами, и Финрод весьма сомневался, что история с Аркенстоном, огромным алмазом, прекрасным, как Сильмарилл, прошла мимо их ушей. Если уж сам новый Властелин Зла, услышав это, задумался, о сходстве ли тут идет речь — ведь Маэдрос некогда уронил Камень в разлом земной тверди, откуда его, по идее, могли потом извлечь, — то феаноринги с их нездоровой реакцией на отцовские Камни тем более бы задумались. Финрод явственно представил, как этот конфликт плавно перетекает в очередную войну, поскольку единственный способ проверить, не Сильмарилл ли этот гномий Аркенстон, состоял в том, чтобы потревожить покой Торина Дубощита, вскрыв его гробницу. Финроду очень хотелось бы верить, что двоюродные братья теперь думают головой, а не тем, чем придется, но события Первой Эпохи делали толстый намек на обратное.
«Ладно, — решил мордорский Властелин. — Я сначала узнаю, зачем это гномы пожаловали».
В том, что дело у них было срочным и важным, Финрод даже не сомневался, но, узнав его суть, все же опешил.
— Но почему вы приехали с этим… ко мне? — с удивлением спросил он седобородого гнома.
Посланники Эребора заговорили все разом, и от звука восьми зычных голосов, подсказывающих Двалину правильные ответы, эльф чуть не поморщился. Что же касается самого благородного потомка Дурина, то он был спокоен, как скала, из которой Ауле когда-то сотворил его праотца. Если златоволосый эльф, сидящий на Мордорском троне, увешанном золотыми же побрякушками с харадской символикой (их делегация только ушла, и дары не успели унести) его как-то смущал, то внешне это не проявлялось.
— Драконы — создания Тьмы. Их сотворил Моргот. Ты — бывший помощник Моргота и Темный Властелин, — доходчиво, как ребенку, изложил гном ход мыслей своего короля. — Так к кому же нам было идти, когда… это вот… вылупилось?
— И что я, по вашему мнению, должен с ним делать?
— Ты нам хоть указания дай, — ответил Двалин, перекрикивая своих говорливых спутников. — Чем кормить и как часто? Ну и остальное по мелочи: выгул, полеты…
— Что же вы попросту не избавились от него? — спросил Финрод. — Учитывая, сколько бед принес Смауг?
Гномы неожиданно замолчали, а смутившийся Двалин шмыгнул носом и протянул:
— Так ведь жалко… малютка еще.
Честно сказать, Властелин не планировал кричать на весь Мордор об эреборском драконе, но получилось как всегда. Слово «секрет» и в Валиноре, и в Темных землях было как мед, на который слетаются всевозможные насекомые, знать секрет было честью, делиться им с кем-нибудь — редкостным удовольствием, а уж переврать все в процессе… ну, вы понимаете. Так что когда в главный зал Барад-Дура влетел Карантир с криком: «Что, Смауг и правда воскрес?» — Финрод лишь молча возвел глаза к потолку.
Драконицу — после того, как оказалось, что Смауг хранил в сокровищнице яйцо, из которого и вылупилась новая проблема короля Эребора, гномы решили считать их всех самками, во избежание повторных ошибок — решено было кормить, как и других летающих ящеров. Методом проб и ошибок темные силы, слегка покусанные птеродактилями, выяснили, что именно они любят больше эльфятинки, и совместно решили, что дракон — это почти птеродактиль, но только побольше.
Кстати, знакомство назгулов с летающим транспортом выглядело приблизительно так.
Десять лет назад, тоже Мордор
— И вот на этом мы будем летать? — Морьофинве (а на местном наречии — Карантир) скептически посмотрел на летающего ящера. Ящер ответил заинтересованным взглядом и облизнулся. — А как именно?
— Может, они не кусаются? — предположил Финдекано Отважный, протянув руку к чудовищу. — У-ти…
— Берегись! — оба назгула упали на землю, уворачиваясь от щелкнувших челюстей. — Кано, ну что ты творишь? Хочешь, чтоб в Четвертой эпохе у нас был однорукий кузен вместо старшего брата?!
— Так что же нам делать?
— Давай позовем Турку, он знает подход к разной живности.
— Интересно, откуда?
— Ороме ему рассказал, чтоб отвязался.
— Зная Келегорма, охотно в это верю.
— Да уж, старший брат у меня парень что надо. Он как-то раз на спор у гномов кольчугу выменял на медяк. Так что у валы Ороме не было шансов.
На следующее утро на стене появилась табличка: «Птеродактилей не кормить!»
Опять настоящее время
Короче, с учетом прошлого опыта Девятка решила, что надо-таки передать гномам свой ценный опыт… и заодно узнать, насколько больно кусается трехмесячная драконица, просто на будущее. От утверждения Двалина, что она уже чихает огнем и любит только Эреборского короля, в чьей старой шубе до сих пор спит, феаноринги чуть погрустнели и решили, что с Эребором в ближайшие пару тысячелетий лучше не ссориться. К счастью, идея покупать лембас в Мордоре гномов устроила куда больше, чем мысль снова сотрудничать с Трандуилом. А уж после того, как Карантир и Двалин три часа проорали друг на друга у стойла одного из мордорских птеродактилей, фундамент замечательных отношений Мордора и Эребора дополнительно укрепился.
— Гномы такие чудесные существа, — прочувствованно вещал потом Карантир, утирая скупую слезу. — Я и не понимал, как соскучился по их простоте среди этих чванливых эльфийских рож, пока мы не встретились с Двалином.
— «Эти рожи», вообще говоря, твои братья, родные, двоюродные и дальше по списку, — вступился Тургон за честь эльфийских народов.
— Ага. И злопамятные, как три Моргота, — ответил ему Карантир. — Одному на ногу наступишь — всей семьей вспомнят и через эпоху. То ли дело мои драгоценные наугрим! Поорешь на них, сломаешь пару столов, ну, табуретку еще разобьешь о чью-нибудь голову, а утром с легкой душой вместе с ним в кузницу. Правильно я говорю, Келебримбор?
— Угу, — поддакнул тот, ни на секунду не отвлекаясь от составления списка своих общих с гномами из посольства знакомых и поминутно сверяясь с их подробными родословными.
— Что значит — «угу»? — не отставал Тургон. — Ладно еще Карнистир, он всегда вспыхивал, словно сухая листва, от ничтожнейшей искорки. Но ты-то, племянник? Неужели тебе тоже нравилось ломать табуретки о топоры наугрим?
— Нет, — улыбнулся Келебримбор, решив не заострять внимания на их с Тургоном точном родстве. — Но гномы… они словно дети. Временами капризные, часто обидчивые, но при этом отменные мастера.
