А вот… Пак узнавал имя за именем. Напарник безмозглого и безъязыкого Чачи, Тотя Кидала — оказывается, до войны он успел надуть многих, и быть бы ему забитым насмерть горожанами, да успел втереться в доверие к Барону Гоги, и теперь вовсю этим пользовался. Вот старая Курва Чампа, умеющая, как никто, петь похабные частушки, за это её и терпели. Вот Крысятник, Обсосок, Трупоглодка, обожающая целоваться Слюнявая Сара — губы и правда толстенные, багровые, длиной во всё лицо, их облизывает длинный раздвоенный язык. Целоваться-то любит, но такую красавицу ни один подкупольный мужик к себе не подпустит. Разве что забарьерец, и то под угрозой расстрела… И ещё десятки имён, жизненных историй, Пак даже чувствовал, кому холодно, кто подвернул ногу в отвале, а у кого с похмелья болит голова.
Но над простыми человеческими… мутантскими ощущениями доминировало что-то внешнее, привнесённое, будто от каждого, как от паяца, тянулись во тьму ниточки. Самого кукловода нигде не было видно: он предпочитал не попадаться на глаза. На глаза? Отшельник наверняка брякнул бы что-то умное про силовые поля сверхсознания, про телепатию и прочие непонятные простому подкупольскому парню закавыки. ак таких слов не знал. Сообразив, что связываться с тем, кто так легко от него закрылся, не стоит, Пак решил исследовать, что несёт им неведомый кукловод. Он подозревал: уже это даст подсказку, стоит ли рассчитывать на помощь…
…Рывком придя в себя, Пак очумело осмотрелся: он снова видел обычным зрением, пусть не испорченным инфоцентром, но обычным. В этом зрении терялись потолок зала, его дальний конец, большая часть людей. Только просвечивал в дымном мраке огонёк костров, и в этом мареве сновали едва заметные мутные абрисы. Увы, все — безоружные. Не беда: если указать их Вождю на комнатку с оружием, у них будет, чем угостить захватчиков.
Из мрака вынырнула могучая фигура Гоги.
— Подъём! — рыкнул он. Чача попытался поддать прикладом, но Пак легко увернулся, Гоги недовольно сморщился, и Чача нехотя потащился следом. Пак широко, стараясь не отставать, шагал за Гоги, сзади семенил Чача. Процессия прошла мимо нескольких костров, у которых дремали усталые мутанты — и вошла в неприметную, но обитую железом и толстую дверцу. Здесь было тише, спокойнее, никого лишнего, ни костров, ни дыма. Вдобавок тут было светло. Пак зажмурился: непривычно яркий свет, источаемый висящей над головой настоящей лампочкой, бил по привыкшим к тьме глазам. Чуть позже, когда резь уменьшилась, Пак их открыл — сперва верхние два, потом и остальные.
Он стоял в чистой, уютной комнатке. Впереди был ковёр, толстый и такой чистый, что ступить на него чёрными от грязи сапогами казалось невозможным. Пак нерешительно мялся с краю комнатки, на раскрошенном, хрустящем под сапогами кафеле. Дальний конец был отгорожен брезентовым занавесом, разглядеть, что за ним, было невозможно. Ни привычным зрением, ни тем, которое Пак научился использовать совсем недавно. Впрочем, и не требовалось. Итак понятно, что именно там сидит таинственный Вождь. Интересно, зачем он скрывается?
Пак уже догадывался, благо, и сам возглавлял ватагу малолеток: невидимое всегда интересует, интригует, в то же время — пугает. Власть должна, просто обязана быть таинственной и непонятной — иначе какого рожна ей повиноваться? Всё правильно, он и сам старался выглядеть умным, таинственным и недоступным. Правда, тогда он был лишь чуток поумнее тех, кем командовал, а здесь работали профессионалы. Они знали, как сделать власть над простодушными подкуполянами абсолютной. И почему-то Пак чувствовал неприязнь к Вождю, недоверие, хотя, казалось бы, ещё не с чего…
Внезапно он почувствовал, как липкие, противные щупальца ощупывают голову. Он даже огляделся, но щупальца были невидимыми. Они с лёгкостью проникали под черепную коробку, как песок просеивали чувства, мысли, желания, стараясь стереть те, которые не нужны Вождю, и вместо них поместить новые, нужные ему. Они подчиняли его тело, чтобы потом дёргать его, как паяц — марионетку. Стало ясно, что сделали с остальными общинниками: подробностей Пак не понимал, но сомнений в том, что это делал именно Вождь, не было. Точнее, пытался делать… Пак почувствовал лёгкое головокружение, и противные щупальца убрались, отдёрнулись, словно их и не было. Кукловод отступил, поняв, что Пак ему не по зубам? Или, поняв, что к чему, решил додавить позже? Или просто предоставит грязную работёнку пристебаям?
— Завтра направьте его на работы, — помолчав, произнёс Вождь. Голос казался глухим и каким-то неживым. — Его бароном будет Тотя Кидала — он баронства ещё не заслужил, в холопах походит. До нового приказа докладывать мне лично каждый вечер. Пока все свободны.
— Слушаюсь! — кивнул Гоги. — Чача, парня — к Тоте!
— Гы-ы-ы! — прорычал Чача и подтолкнул Пака прикладом. Похоже, ему доставляло сущее наслаждение проявить свою власть хоть над кем-то. Пак мог бы заставить его вести себя повежливей, но без веского повода не стоило демонстрировать новообретённые способности. Наоборот, их надо приберечь до решающего момента, и уж тогда ка-ак вдарить!!!
Пака повели через весь зал, почти в самое начало — туда, откуда они и пришли. Там горел самый большой костёр, у него сидело мутантов десять. Верховодил там тот самый скользкий тип, которого Пак уже успел «прощупать». В отличие от него самого тип явно ничего не почувствовал — значит, ничего подобного новооткрытым способностям у мужичка не было. И прекрасно, хватит одного Вождя. Пак вспомнил Гурыню, который, стоило ему попасть под обстрел, тут же попытался стать главным. Надо было уже тогда удавить падлу, да кто ж знал… А этот наверняка знает. Как только сообразит, что к чему, попробует избавиться от соперника: или подставить забарьерцам, или обвинить в чём-нибудь и казнить, или… Безопаснее всего для Вождя будет устроить нападение кого-нибудь из общинников. А потом и его казнить, как бы за убийство, а на самом деле — убирая свидетеля. Скорее всего, это будет тот, кого не жалко…
К костру, над которым, насаженная на железный прут, жарилась жирная крыса, его не пустили. Кто знает новенького, вдруг дождётся, пока все отвлекутся, и утащит крысу целиком? Пак и не рассчитывал на иное отношение — как и на паёк. Но в последний момент Тотя взмахнул широким, тяжёлым ножом, из тех, какие Пак видел в Забарьерье, и отхватил жирную лапу. Пак радостно ухватил горячее, ещё пахнущее дымом мясо, и с наслаждением принялся за еду. Что ж, и то хорошо. Кого кормят, всяко сегодня не убьют, а завтра видно будет.
— Как тебе новенький, Вождь? — голос вопрошавшего полон сарказма.
Малыш Гоги был единственным, кому позволено видеть Вождя. Но даже он не подозревал, что всезнающий Вождь на самом деле не вождь, а лишь подопечный невзрачного человечка в штатском, что небрежно развалился за креслом Вождя. «С мерзкими же уродами приходится работать, — с тоской думал тот. — Но он держит стадо в повиновении, а значит, хорошо делает дело».
Когда прикончили всех, согнанных на митинг «президентом» Бубой, настал черёд тех, кому хватило ума спрятаться. В развалинах больших городов, лабиринтах заводских цехов, метрополитенах и лесах достаточно места, чтобы спрятаться всем, но далеко не все сообразили, к чему идёт дело. И всё-таки несколько тысяч, может, и больше, успели создать укрытия. Искать их, выковыривая из каждой щели, долго и трудно, да и небезопасно: во многие места на танках, вертолётах и гравилётах не пролезешь. У них будет шанс подобраться поближе и напасть, хоть бросить кирпич. А ведь там самые умные, наверняка и самые злые, наиболее готовые драться…
Давить грубой силой небезопасно. Травить газами? Во многих местах получится, но не здесь: попробуй, отыщи все выходы на поверхность из подземного лабиринта под Москвой! И сам лабиринт, как ни крути, общей длиной под пятьсот километров. Остаётся старый, проверенный годами способ: внедрение агентов влияния, использование пропаганды и гипноза, создание подставных «партизанских отрядов», где можно собрать готовых драться до конца — и отправить на смерть скопом. Желающих просто выжить — запугать, запутать, заставить сдаться.
Кого-то можно даже употребить, как пушечное мясо против китайцев. Главное — объяснить, что ханьцы-то во всём и виноваты. А что? К радиации, боевой химии, холоду и голоду они вполне так нечувствительны, а главное — их не жалко бросить под бомбы и ракеты, да хоть под ядерные удары. Еще придётся добивать тех, кто выживет в мясорубке…
Так что бронетехника и авиация — прекрасно, боевые газы и вирусы — великолепно, но без джентльменов из Лэнгли и Скотланд-Ярда снова не обойтись. То есть обойтись-то можно, но придётся возиться вдвое дольше. Вдобавок, как показывает жизнь, будут и потери: армия не всесильна даже в открытом бою. А этого нельзя допустить. Если в страны Свободного Мира пойдёт поток гробов, «демократическая общественность» быстро достанет и военных, и политиков. Вакханалия уже начинается: генерал Манун вызван на ковёр в Европарламент, теперь он будет отбрёхиваться от вездесущих писак…
