будущим Наташи, а то и жизнью ее, он не имеет права. Ему уже сообщено о времени "Ч", оно ему еще не названо, но где-то определено с точностью до микросекунд и может быть объявлено ему в любое мгновение. Судьба его взвешена и просеяна в ситах, что же ему теперь-то морочить Наташе голову и ранить душу, коли завтра он станет вдруг никем, утеряет свою сущность и даже не перейдет ни в какое вещество! Но это ладно, это его жизнь. А как бы не пострадала Наташа оттого, что он, Данилов, был теперь влюблен в нее, как бы не сгубила ее его земная любовь.
Данилов в троллейбусе разорвал клочок с телефоном Наташи и сунул бумажки в ящик для использованных билетов. Однако облегчения не испытал — номер телефона он помнил.
Обычно после "Лебединого" Данилов, успокоенный, просветленный, засыпал быстро. А теперь все ворочался. Как будто бы и не Наташа его беспокоила, с Наташей дело было решено. Данилов выпил барбамил, но барбамил не помог. Стараниям барбамила явно препятствовало нечто постороннее. И тут пластинка с буквой "Н" на его браслете сама собой сдвинулась вперед, подтолкнув Данилова в демоническое состояние. "Вот оно! Вызывают! Сейчас и назначат уточненное время "Ч"!" — подумал Данилов, хотя и знал, что время "Ч" объявляется иным способом. "Примите депешу!" — ощутил Данилов деликатный сигнал. Депеша была короткой, Данилов расшифровал ее сразу же и уяснил, что на Землю по премиальной путевке Канцелярии от Наслаждений на две недели каникул направляется однокашник Данилова по лицею Кармадон.
Данилов понял из депеши, что Кармадон в последние годы провел блестящие операции в созвездии Волопас, теперь премирован отдыхом на Землю, и Данилов обязан взять на себя хлопоты об его ночлеге и развлечениях. "Что же, они не знают, что ли, что мне назначено время "Ч"? — подумал Данилов. — Если не знают, то и пусть!"
Данилов перевел себя в человеческое состояние и скоро заснул. Засыпая, опять вспомнил слова Миши Коренева: "Помни, Данилов, боящийся не совершен в любви!"
7
Утром в половине шестого Данилова разбудил телефон. "Неужто Наташа?!" — вскочил с постели Данилов. Звонила его бывшая жена, Клавдия Петровна.
— Слушай, Данилов, — сказала она. — Я собираюсь выйти замуж за профессора Войнова…
— Я слышал, — сказал Данилов, задерживая зевок. — Это который по экономике Турции… Я рад за тебя…
— У меня сегодня очень важный день: при профессоре начинается мой испытательный срок, ты должен освободить меня от всех забот, я прошу тебя как друга, — решительно сказала Клавдия.
— То есть каких забот? — взволновался Данилов.
— Ты должен выполнить уйму моих дел, и домашних, и служебных. Мне надо развязать руки, ты сам понимаешь, как трудно и рискованно будет мне поначалу при таком серьезном человеке, как Войнов.
— Но я-то тут при чем! — тенором взвился Данилов. — Я же тебе давно не муж. Мы разведены судом!
— Ну, Данилов, милый, ах какой ты несносный, ты же обещал быть мне другом… Ну смилуйся, государыня рыбка! Ну-у… А, Данилов?.. И потом, наконец, прости, что я тебе об этом напоминаю, но ты ведь мог быть отцом моего ребенка… Даже отцом многих моих детей… — Последние слова Клавдия произнесла с прежней лаской, но и с угрозой, давая Данилову понять, что имеет все права на исполнительный лист и из-за несговорчивости Данилова своими правами вынуждена будет воспользоваться, хотя это — крайний случай и дурной тон.
— Помилуй… — начал было Данилов, но Клавдия тотчас же сказала голосом,
каким могла заговорить умирающая лебедь Сен-Санса — Плисецкой, уже затрепетавшая ослабшим крылом:
— Если ты мне не поможешь, я повешусь, ты меня знаешь…
— Ну ладно, — вздохнул Данилов. — Но я могу только по утрам…
— Вот и прекрасно! — воскликнула Клавдия. — На неделю!
Сразу же она продиктовала Данилову список своих забот. Было в нем шестнадцать пунктов. Данилов записывал заботы и думал о том, что и сегодня, верно, он снова не получит из химчистки синие брюки.
Он все ждал каких-нибудь особенных толчков внешних сил, независимого от него движения демонической пластинки браслета или уж, на крайний случай, совершенно необыкновенного, скандального знака, объявившего бы о прибытии Кармадона. Но нет, Кармадон не являлся. "А жаль", — думал Данилов. Теперь он полагал, что Кармадон наверняка освободил бы его от забот Клавдии Петровны. Может быть, он даже испепелил бы ее в сердцах. Но, видно, отпускные задержали Кармадону, а то и премиальные.
Хотя у Данилова не было никакого желания вступать в переговоры с внеземными силами, то есть помимо всего прочего напоминать о себе, однако он вступил.
В связи с прибытием Кармадона он потребовал у Канцелярии от Наслаждений индикатор, на манер счетчика Гейгера, который бы тут же фиксировал наличие вблизи Данилова демонических сил. "Для удобства сопровождения Кармадона в пространстве, — объяснил Данилов. — Ща-а-а как мне да-а-адут!" — думал он, зажмурившись. Однако индикатор ему тут же прислали. "Что же, они и в самом деле, что ли, не знают о времени ”4"?" — удивился Данилов. Индикатор походил на шариковую ручку системы "Рейнольдс", на самом верху его при наличии вблизи демонических сил должна была высветляться изнутри голая рубенсовская женщина в красных сапогах. Данилов сказал мысленно: "Ну, Валентин Сергеевич, держитесь!" Настроение у него улучшилось, был он самонадеян, смел, полагал, что Валентин Сергеевич теперь где-то далеко и внизу.
Утром по списку забот Клавдии Петровны Данилову следовало отправиться в Настасьинский переулок, в дом номер восемь. На листочке, пахнувшем перламутром для ногтей, изящно и лениво было написано: "Зайти и отметиться в очереди.
Хлопобуды. Будохлопы". Дом, крепкий, когда-то доходный, Данилов отыскал легко. Перескакивая через ступеньки, Данилов все же не сразу оказался на втором этаже, он отвык от старых лестниц, в своем кооперативном строении он был бы уже, наверное, под крышей. Согласно бумаге Данилов позвонил в квартиру номер три. На двери была медная табличка, на ней изображение куриного яйца с пасхальным рисунком и курчавые слова: "Юрий Ростовцев, окончил два института", а ниже, в скобках, меленько: "из них один университет". Дверь приоткрылась, и высокий мужчина, в очках, лет тридцати пяти, с лицом веселого и кормленого ребенка, выглянул на волю. Смотрел он на Данилова с любопытством, но и с сомнением, словно бы чего-то ждал. Или слов каких или пароля. "Хлопобуды", — сказал на всякий случай Данилов. "Будохлопы", — кивнул Ростовцев (а это был он), то ли поправляя Данилова, то ли отвечая на пароль. Но дверь тут же распахнул и Данилову улыбнулся. Каким Данилов ни был в то мгновение деловым, а все же отметил удивительное обаяние румяного хозяина квартиры.
